— Не берёт… — Анна вздохнула и отложила телефон на прикроватную тумбочку.
Вокруг витал въедливый запах холодной стерильности. Больничная палата была рассчитана на двоих. На второй койке тихонько лежала пожилая соседка. Пасмурный вечер за окном окрашивал светло-жёлтые стены в серый цвет.
Анна снова проверила телефон. Экран мигнул, но никаких новых уведомлений не было. Ни от Лады, ни от зятя. Женщина мечтала увидеть хотя бы короткое сообщение или смайлик, но ничего.
— Всё дочке звоните? — спросила соседка, повернув голову. — Может, случилось что?
— Да уж третий раз за день, — посетовала Анна. — Утром хотя бы ответила. Сказала, занята, со свекровью бегает по магазинам. А сейчас — вообще тишина. Видимо, до сих пор занята.
— А она хоть в курсе, где вы?
— Угу.
Анна уставилась в потолок, но долго молчать не смогла. Хотелось выговориться, пусть даже и перед незнакомкой.
— У меня завтра операция. Пустяк, по плану, ничего страшного. Но всё равно, знаете… хочется хотя бы пару слов услышать. Всё-таки родной голос. Хочется, чтоб хоть чуть-чуть подумали о тебе, а не о новой сковородке для чужой кухни.
Соседка промолчала. Только тихо зашуршала упаковкой мятных леденцов.
Анна отвернулась к стене и вспомнила, как Лада когда-то летела домой с улыбкой на лице. Как на кухне с ней пекли пироги и болтали обо всём на свете. Как вместе на даче поливали цветы, и Лада, смеясь, рассказывала об отношениях, об учёбе, о друзьях. Она всегда была рядом.
А теперь…
Лада три года назад вышла замуж. С тех пор её будто подменили. Она перестроила свою жизнь под семью мужа. Дочь мчалась к свекрови на дачу по первому звонку. Той стоило лишь намекнуть — и Лада уже бежала в аптеку, в поликлинику, в магазин. Мать же довольствовалась лишь тенью присутствия. Если Лада и приезжала, то с телефоном в руке и вся в мессенджере. Дочь зачастую даже не слышала, что ей говорят.
На следующий день Анну прооперировали. Всё прошло хорошо, только слабость и головная боль мешали соображать. Во рту пересохло, желудок ныл от голода. А телефон снова молчал.
Из больницы Анну выписали через три дня. Утром, неожиданно. Врач сказал, что всё в норме, можно ехать домой. Женщина позвонила дочери, чтобы та приехала и забрала её.
— Мам, ты бы заранее сказала. Я уже пообещала Наталье Сергеевне в магазин заехать. Ей тяжело одной с тележкой, там проходы узкие, — Лада говорила почти шёпотом, видимо, стоя неподалёку от свекрови. — Возьми такси. Я могу оплатить.
— Не надо, — коротко ответила Анна. — Сама уж справлюсь.
Сама и справилась. Медленно оделась, стараясь не беспокоить швы, взяла сумку. Тяжеловато, конечно, но терпимо. Соседка помогла вызвать машину.
Дом встретил её тишиной. Муж был в командировке.
Она включила чайник и села на табурет у стола, а затем наконец позволила себе заплакать. Тихо, подавляя всхлипы. Не от боли после операции, а от этой дурацкой, жгучей обиды, которой не хотелось давать название.
Предательство.
Лада позвонила аж через две недели. Голос бодрый, весёлый.
— Мам, привет! Слушай, у меня такой вопрос… Мне ИНН нужен, для налогового вычета. Он случайно не у вас?
— У нас, — ответила Анна и не сдержалась. — У меня всё хорошо, если тебе вдруг интересно. Уже почти восстановилась.
— Мам, ну я же не бросила тебя, такси предложила! Много дел в последнее время. Всё как-то навалилось. Прости, пожалуйста.
— Да ладно, чего уж теперь, — тихо сказала Анна. — Всё уже.
Но внутри это «всё» ощущалось как «всё не так». Анна чувствовала себя старой мебелью: надёжной, привычной, но постепенно переходящей в статус ненужной рухляди.
Через неделю наступил день рождения мужа. Анна испекла медовик, поставила на стол селёдку под шубой, которую он любил с молодости. Ждала. В прихожей стояли две пары тапочек на тот случай, если дочь всё-таки приедет вместе с супругом.
Лада действительно приехала. Одна. Ближе к шести, с дежурным букетом и тортом в руках.
— Я ненадолго. У Серёжи там дела, он меня подбросит по пути, — сказала она с порога. — Но всё же вырвалась, чтобы поздравить!
Пётр неуверенно обнял её одной рукой и по-отечески похлопал по спине.
— Ну, хорошо, что приехала, — только и сказал он, будто мысленно выдохнув от облегчения.
Пока Пётр резал торт, Лада сидела за столом с телефоном. Отвечала на сообщения, листала ленту, копалась в браузере. Когда мама поставила перед ней чай, она на автомате кивнула, не отрывая глаз от дисплея.
Анна наблюдала за этим молча, поджав губы. Родная дочка сидела в родительском доме так, будто забежала в гости к знакомым. Отсутствующий взгляд, лаконичные ответы, в основном — неловкое молчание. Через полчаса она уже стояла у двери, копаясь в сумке.
— Ну, спасибо за приём! Ещё раз с днём рождения. Я поехала.
— Конечно, — сказала Анна. — Спасибо, что вспомнила. Удачи.
Дверь закрылась, и в доме сразу стало тихо. Даже холодильник вдруг перестал гудеть.
— Ну, хоть заехала, — с горечью в голосе сказал Пётр. — Пусть и… вот так.
В ту же ночь, уже лёжа в постели, Анна долго смотрела в экран телефона. Там — страничка Лады: фотографии с чужой дачи, с собакой свекрови, с пирогами на фоне роскошного камина. Некоторые снимки сегодняшние. На всех — радостная улыбка. Наигранная, но для кого-то другого.
А для родителей улыбок не осталось. Никаких.
Анна вздохнула, закрыла страницу, а потом, не раздумывая, удалила приложение соцсети. Там она общалась только с Ладой. Женщина смахнула ярлык так, будто это могло стереть воспоминания и боль.
Это не было жестом злобы или протестом. Это был тихий, выстраданный отказ от ожиданий. От просьб, которые всё равно не будут услышаны. От попыток напомнить о себе человеку, который, кажется, выбрал другую, чужую жизнь.
Прошло несколько дней. Анна сидела на скамейке и перебирала в руках пакет с продуктами. Врачи запретили носить тяжести, но перспектива питаться святым духом не прельщала, а у мужа и без того хватало проблем на работе. В боку кололо, однако женщина терпела, стиснув зубы.
Рядом сидела соседка Тамара Олеговна. Они никогда не были особо близки, но сейчас Анна была рада даже такому общению. Очень уж не хватало хоть какой-то живой души рядом.
— Видела я Ладу твою на рынке! — с вызовом сказала соседка. — С сумками, запыханная, волосы растрёпаны. Бежит и улыбается. А под глазами — мешки, огроменные. И лицо краснющее.
Анна с горечью усмехнулась.
— Ну, раз бежит — значит, надо. Не моя теперь забота.
— Знаешь, у меня племянница такая же. В лепёшку расшибётся перед мамой мужа. А своя вечно в списке дел была где-то после кошки. Теперь вот плачет у могилки, да поздно уже.
Анна ничего не ответила. Просто кивнула. В груди всё смешалось: обида, негодование, злость. Ей одновременно хотелось и не хотелось обсудить ситуацию. Женщина знала, что лишь сильнее разворотит рану, проведёт очередную ночь без сна, поэтому решила сменить тему и пустилась в обсуждение последних новостей.
Анна замешивала тесто, когда на пороге однажды появилась Лада. Неожиданно, без предупреждения. В руках — пакет с эклерами, в глазах — вина с оттенком раздражения.
— Я буквально на минутку, — бросила она, проходя на кухню. — У нас в шесть встреча с родителями Серёжи. Им там с ремонтом нужно подсобить.
Анна не сказала ни слова. Просто поставила на плиту чайник и села за стол. Она внимательно смотрела на Ладу, пытаясь понять, осталась ли в той хотя бы тень её дочери или же всё вытеснила маска добродушной невестки.
— Мам, ну чего ты так на меня смотришь? — Лада вздохнула и опустилась на дальний от матери стул. — Я пришла. Вот она я. Приехала пообщаться.
— Пообщаться? — Анна нервно усмехнулась. — У тебя отец день рождения отмечал, ты приехала на двадцать семь минут. Спасибо, что хоть без таймера. Занятая такая. И в тот же вечер — с собачкой свекрови играешься. Фото выложила. Конечно, чья-то собака интереснее родного отца.
Лада закатила глаза и поджала губы.
— Мам, ну началось. Ты всё считаешь, высчитываешь, подозреваешь… Я что, должна записывать, где сколько времени провела?
— Нет, — твёрдо, но спокойно отрезала Анна. — Просто тянуть к родным должно. Без таймеров и без подсчётов. Я устала делать вид, что меня устраивает, как ты постоянно выбираешь чужих.
— Ты сейчас специально все раздуваешь и преувеличиваешь, — огрызнулась Лада. — Я просто пытаюсь быть хорошей женой. Я должна нравиться его семье. Ты не понимаешь, как сложно с его родителями. Там шаг влево, шаг вправо — расcтрел. А вы…
— А что мы? — переспросила Анна.
— А вы… Ну, вы же свои. С вами можно не стараться.
Анна на секунду отвела взгляд, шумно выдохнув. Ей показалось, будто кто-то резко выбил воздух из лёгких. Потом она посмотрела дочери прямо в глаза.
— Ну спасибо тебе за правду. Мы для тебя — отработанный материал. Уже завоёванная территория. Нравиться уже не нужно — значит, и так сойдёт.
В комнате повисла тишина. Лада нахмурилась, Анна скрестила руки на груди. Не предвиделось никаких попыток мирного сглаживания. Стало очевидно, что проблема не в свёкрах, не в отношениях внутри семьи и даже не в приоритетах, а в самой дочери.
Она ни с кем не была искренней, она просто хотела заполучить чужую симпатию. А родители ведь любят просто так. Они заранее проиграли эту войну.
Наконец Лада шевельнулась, а затем вскочила.
— Я, значит, зря пришла? Ты хочешь, чтобы я вообще не появлялась?!
Анна пожала плечами. Она рефлекторно чуть вскинула брови, но в остальном — старалась не выдать ни одной эмоции.
— Я больше ничего не хочу. Ни звать, ни ждать, ни надеяться. Живи как тебе удобно. Можешь вычеркнуть нас из списка своих обязанностей, раз душой не тянет.
Дочь спешным шагом пошла к двери. Раздался грохот. Анна лишь отвернулась, даже не подошла к окну.
На даче было тихо. Пётр сидел на кресле-качалке, читая книгу. Рядом стоял термос с крепким чаем. Анна наблюдала за тем, как соседский мальчик в наушниках поливает клубнику.
Когда стало очевидно, что помощи ждать неоткуда, родители просто смирились. Они действительно больше не надеялись. Теперь справлялись сами и охотно принимали чужую помощь. Где-то расплачивались частью урожая, где-то вареньем, где-то — деньгами, пусть и небольшими.
Это было хотя бы честно, без притворства.
— Как думаешь, она вернётся? — спросил Пётр, не глядя.
Хоть он и делал вид, что его это не задело, он, конечно, переживал. Стал молчаливым, чаще принимал таблетки от сердца. Жена старалась лишний раз не говорить с ним о дочери, чтобы не нервировать.
— Вернётся. Когда ей что-то понадобится, — спокойно ответила Анна.
Пётр горько усмехнулся. К сожалению, другие поводы даже не рассматривались.
— А мы?
— А с нас хватит. Будет как с соседями: чисто деловые отношения. Хочешь помощи? Помоги сначала сама. По расчёту, без души, просто обмен.
Она поджала губы и поправила кофту. Конечно, она знала, что они не прогонят дочь в случае чего. Но и воздушных замков Анна больше не строила: Лада старается только тогда, когда ей что-то нужно, а не из любви.
Вот и пусть старается.
За окном подул ветер, унося запах мокрой земли и свежескошенной травы. «Насильно мил не будешь», — печально размышляла Анна. Они не могли вернуть дочь в семью, зато могли отпустить ситуацию и просто жить в своём темпе.
