ДЖАЗ С ОГОНЬКОМ

Я поняла, что жизнь меняется, когда стояла в коридоре с коробкой из-под принтера, в которую аккуратно уложила кактус, чашку с надписью «Я не злая — я сосредоточена» и ещё три зефира, застрявших с прошлой недели. А в руке держала полиэтиленовый пакет с бутербродами. Для сына. Который, как назло, сегодня забыл ланч и ушёл в школу с одной мандаринкой и двумя чипсами из кармана.

Увольняться было страшно не потому, что впереди — неизвестность, а потому что в бухгалтерии всегда всё было понятно: отчётность, сроки, авансовые отчёты и премия по праздникам (иногда). А теперь — тишина, бутерброды и кактус.

Началось всё утром. Самым обычным. Я проснулась в 6:45, как всегда. Пока варился кофе, проверила, проснулись ли дети, не убежал ли кот (Кефир, гордость семьи и кошачий интроверт), и не отменили ли работу всей планете (нет, к сожалению).

На кухне Илья — мой тринадцатилетний сын — лениво ковырял кашу. Глаза — в телефон.

— Илюш, ешь. Она остынет и будет как бетон.

— А сейчас — как лава. Разницы немного, — буркнул он. Подростки.

Ксюша, младшая, восьми лет, носилась в трусах и короне. Кефир в панике прыгал по подоконнику, спасаясь от «принцессы, ищущей кота-дракона».

— Мама, я сегодня возьму в школу морковь, хорошо?

— Почему морковь?

— Потому что Лена говорит, что если есть морковь, будут расти ресницы. Хочу ресницы как у Бабрыкиной.

— У Бабрыкиной они нарощенные.

— А морковь вкуснее!

Я улыбнулась. Таких минут было много, но именно это утро запомнилось. Потому что в спешке Илья забыл ланч, и я, как всякая мать, кинулась его спасать. Бутерброды, носки в карман, туфли на каблуке — и на маршрутку. Путь от дома до школы занял 14 минут. Вернуться на работу — ещё 25. Зайти в кабинет — секунда. А дальше — момент истины.

— Наталья Сергеевна, вы где были? — Шеф выглядел как жертва неуплаты налогов.

— Отнесла сыну еду. Забыл.

— На работе? В рабочее время? Это что, у нас новая норма?

Я молчала. Он ещё говорил, что «дисциплина — основа доверия», что «это больше, чем просто ланч», и «все должны быть в равных условиях».

А потом я вдруг сказала:

— Вы правы. Я увольняюсь.

Он опешил. Наверное, ожидал истерики, мольбы, драмы. А я стояла спокойно. Спокойствие неожиданное. Устала быть не понятной. Захотелось быть собой.

— Ну ты с ума сошла, конечно, — сказала Люся, когда я пришла к ней вечером. Подруга, помощник адвоката, фанат кофе, пиццы и сериалов про сильных женщин. — Просто ушла? Без скандала? Без швыряния стульев?

— А что мне — швыряться зефиром? — я налила чай. — Там всё ясно. Меня не держали. Я не держалась.

— И что теперь?

Я пожала плечами.

— Высплюсь. Потом подумаю. Или наоборот.

Люся кивнула и, как настоящая подруга, не стала грузить.

— Только не заводи хомяка, Наташ. Это опасный путь. Сначала хомяк, потом сериалы про монахинь и чай с липой. А потом — всё, социальная смерть. Начнёшь говорить с растениями и смотреть «Пусть говорят».

Я рассмеялась. Смех был нервный, но облегчённый.

Первые три дня дома я наслаждалась бездельем, как мороженым из детства: с радостью, осторожностью и неловкостью.

Утром — тишина. Ни маршруток, ни мейлов, ни выговоров.

Ксюша хлопала в ладоши:

— Мама, ты теперь всегда дома?

— Пока что — да.

— Значит, можно обниматься утром долго-долго?

— Конечно.

Илья реагировал сдержанно. Он вообще был в переходном возрасте — то бурчал, то смеялся, то хлопал дверью, как на премьере пьесы.

— Мама, ты уволилась, потому что обиделась?

— Нет. Потому что больше не радовало.

— А мы будем теперь бедные?

Я растерялась.

— Нет. Мы будем… умные. Найдём, чем жить. Я — найду.

На третий день я испекла шарлотку. На четвёртый — устроила ревизию холодильника и нашла в углу банку варенья. С клубникой. Сделанную мною ещё два года назад. Вспомнила, как варила его ночью, после ссоры с бывшим. Тогда, устав от всего, я решила варить варенье как способ выживания. Удивительно — помогло.

На пятый день решила: а не повторить ли?

Пошла на рынок. Купила ягоды, сахар и банки. Дома надела фартук с надписью «Стерильно, но вкусно», включила музыку и стала резать клубнику. Слушала, как сахар тает, как варенье булькает — и в этом был кайф. Впервые за долгое время почувствовала себя… живой.

Ксюша помогала — кинула туда же две мятные конфеты.

— Для сюрприза! — объяснила.

Я не стала спорить.

Вечером варенье готово. Я выложила фото в чат «Мамы нашего двора». Через час его перепостили в «Женские рецепты», потом — в «ЗОЖ-варенье» и в группу «Мы — за консервацию чувств».

Кто-то написал:

> «Выглядит вкусно. Где купить?»

Я отшутилась:

«Увольняйтесь и варите сами :)»

Но мысль осталась. А что если?..

—Следующее утро началось с маленькой катастрофы.

— Мам, у нас нет хлеба, — объявил Илья, как будто это была не проблема, а приговор.

— Как — нет?

— Ну вот — нет. Я съел вчера.

— А ты не подумал сказать?

— Подумал. Но потом отвлёкся — я в тот момент осознал, что у меня третий подбородок.

— Ты преувеличиваешь. У тебя второй. Максимум.

Мы оба рассмеялись, и это было… приятно. Так давно не шутили по‑настоящему. Илья — подросток. Под настроение может обнять, а может и стену пробить взглядом. Но в этом утре было что-то тёплое. Возможно, это был аромат вишнёвого варенья, которое я варила накануне.

Я решила поэкспериментировать. В банку с абрикосовым вареньем добавила немного розмарина и… перец чили. Да-да, перец. Вдохновилась рецептом из блога «Смело в консервацию».

— Мам, ты точно не перепутала кулинарию с алхимией? — скептически спросил Илья, наблюдая, как я выливаю ароматную жижу в стерилизованные банки.

— Это будет хит! — объявила я. — Острый абрикос. Или… «Джаз с огоньком».

— Лучше назови «Смерть мужа на первом свидании».

На следующий день я пошла на почту отправить банку варенья тёте Рае в Кострому — она первая сказала «продавай!». По дороге заметила, что на машине соседа спит наш кот Кефир. На капоте. В лучших традициях ленивых котов, наглых как госслужба.

Я уже подходила, чтобы его снять, как вдруг дверь открылась, и из подъезда вышел Он.

Сосед. В майке и джинсах. С кружкой в руке и лицом, как у человека, которому только что позвонили из налоговой, сообщив, что он случайно стал ИП.

— Это ваш кот? — мрачно спросил он.

— Технически — да. Физически — он принадлежит себе. А духовно — мы в открытых отношениях.

Он не засмеялся. Лишь поморщился.

— Он царапает мне капот.

— Он художник. Оставляет автографы.

Сосед закатил глаза.

— Пожалуйста, забирайте его. И следите.

Я хотела огрызнуться, но вдруг заметила — он красивый. Нет, правда. Не модельный красавчик, а такой… хмурый тип с усталыми глазами и ладонями, как у мастера. Лет сорока, может чуть больше. Волос чуть взъерошен, щетина, тень под глазами. Но от него веяло чем-то… настоящим. Как от кофе без сахара. Горько, но бодрит.

— Я его прослежу, — сказала я. — Но вы тоже попробуйте быть добрее. Или хотя бы не пить кофе с лицом, будто он с привкусом сарказма.

Он не ответил. Только кивнул и ушёл.

Позже Ксюша сказала:

— Мам, а этот дядя с четвёртого этажа — он кто?

— Сосед .

В воскресенье утром пришло сообщение.

> «Добрый день. Вы продаёте своё варенье? Я бы купила баночку «Джаза с огоньком». Муж любит острое.»

Я посмотрела на экран как на чудо. Кто-то захотел МОЁ варенье?

Отправила банку. Через день — отзыв:

> «Неожиданно! Сначала сладко, потом — бах! Муж впечатлён. Он плакал. Правда, от остроты, но всё равно хорошо.»

Вечером я рассказала детям.

— Мам, ты теперь бизнесвумен? — удивился Илья.

— Ну… может быть. Вареньевумен.

— А я хочу делать наклейки! — закричала Ксюша. — Я нарисую кота с огнём в лапках! И будет написано: «Осторожно, ожоги сердца!»

Я рассмеялась.

— Отлично. Будем семейным бизнесом. «Варенье от Натальи и Ко».

Но идиллия закончилась в понедельник. Я решила провести дегустацию у подъезда. Поставила столик, накрыла клеёнкой, выставила баночки, нарезала хлеб и повесила табличку: «Попробуй сладкое с характером!»

Прошёл сосед. Посмотрел на стол. Поднял бровь.

— Новый стартап?

— Ага. Вдохновилась жизнью.

Он кивнул, взял кусочек с вареньем.

— Вишня?

— Да. С гвоздикой.

Он медленно жевал. Молча.

— Это… странно. Но вкусно.

— Спасибо! — просияла я.

— Но гвоздику я всё равно ненавижу.

Через полчаса подошла баба Зоя, ветеран хорового кружка.

— Ой, Наташенька, что это у тебя? Варенье?

— Угоститьсяможно?

— Конечно!

Она попробовала абрикос с перцем.

— Ох… мать моя женщина… ты точно не из Сибири?

— Почему?

— Потому что у вас варенье жжёт хуже, чем самогон брата Васьки.

Я засмеялась. И поняла: мне нравится. Всё это. Эксперименты. Смех. Люди. Даже сосед, хмурый и угрюмый, но всё же интересный.

Я изменилась. Не в корне, не радикально. Но… как будто впервые за долгое время стала собой. Не только матерью, не только бухгалтером. Женщиной. Которой есть, что варить. И кому улыбаться.

Если бы мне сказали неделю назад, что я окажусь на сцене дома культуры, с микрофоном в руке, в переднике и с банкой варенья, я бы рассмеялась. Громко. И, возможно, с икотой.

А теперь я стою здесь, в зале, где пахнет занавесками из 1983 года и апельсинами, и пытаюсь не потерять дар речи.

Всё началось с того, что Люся, моя подруга и энтузиаст всего на свете, позвонила в семь утра:

— Срочно вставай! У меня бомбическая идея!

— Люся, если это снова про совместную йогу на балконе — я пас.

— Нет! Конкурс! Городской! «Бабушкины рецепты: варим с любовью». Там варенье, приз — кухонный комбайн и публикация в журнале. Ты обязана участвовать!

— Я пока даже бабушкой не стала.

— Зато у тебя сердце бабушки! Варишь — как для семьи! Тебе туда.

Убедила.

Я приготовила две банки: одну — абрикос с перцем (тот самый), другую — малину с лавандой (да, звучит вызывающе, но пахнет, как роман в книжном клубе).

Но когда я пришла на место — Люся исчезла.

— У меня срочное дело! Но я тебя уже зарегистрировала. И ты — ведущая.

— Чего?!

Я стояла на сцене. Передо мной — 23 женщины, две девочки, три стола с пирогами и… один мужчина. Артём. Сосед.

Он махнул рукой.

— Я тут за компанию. Мама участвует, я — ношу сумки. А ты тут с микрофоном?

— А ты тут без капота?

Он усмехнулся.

— Справедливое замечание.

Конкурс начался. Я судорожно листала карточки, путала имена, объявила одну участницу «мадам Облепиха», и только потом заметила, что её зовут Валентина. Варенье разлилось на стол, баба Зоя напела частушку про холостяков и грушевое пюре, я запнулась на слове «дегустация» и сказала «деградация».

Словом — фурор.

В какой-то момент стало ясно: сцена — не моё. Я сделала шаг назад — и оступилась. Нога поехала, каблук зацепился за шнур — и я, грациозно, как лосось в брачный сезон, полетела.

Меня подхватили. Руки крепкие, тёплые. Запах — мята и свежевыстиранная футболка.

— Держу, — сказал голос.

Артём.

— Ты всегда так эффектно ведёшь шоу?

Я рассмеялась, смущённо пряча лицо.

— Я обычно работаю за кадром. За кастрюлей, если точнее.

— Ничего. Ты как варенье. Сначала сладко, потом — бах!

Мы оба рассмеялись. И вдруг — он притянулся ближе. Очень. Я видела его глаза — усталые, умные. Близко. И, кажется, мы оба замерли.

Поцелуй не случился. Потому что где-то сзади Ксюша закричала:

— Мама! Ты выиграла! Твоя лаванда понравилась тёте из жюри!

Артём чуть отстранился, но улыбка осталась.

— Надо чаще варить. В тебе талант.

Мы шли домой в молчании. В хорошем. Спокойном.

— А ты чем вообще занимаешься? — спросила я.

— Айтишник. Работаю на запад. Пишу коды, иногда сайты.

— А чего такой хмурый всегда?

Он пожал плечами.

— Год назад развёлся. Жена уехала в Питер, я остался с мамой. Сейчас — один. Привыкаю.

— Я тоже одна. Уже два года.

— Как тебе?

— Иногда хорошо. Иногда — хочется, чтобы кто-то просто молча ел мою кашу. Даже если она не удалась.

Он усмехнулся.

— Можешь потренироваться на мне.

Я не знала, что сказать. Но знала — этот вечер был важный. Как баночка варенья в кладовке — простая, но согревающая.

На следующий день Илья сидел за столом и внимательно смотрел, как я составляю в коробки банки с вареньем для первых заказов.

— Мам, а тебе правда это нравится?

— Варить?

— Всё. Не работать. Не вставать в шесть. Быть дома.

Я села рядом.

— Да. И нет. Мне нравится быть нужной. Но не когда мной пользуются. А сейчас… я просто живу. С детьми, с вареньем, с котом. И с соседями, которые ворчат.

Он кивнул. Потом сказал:

— Я хочу тебе помочь. Сделаю тебе сайт.

— Сайт? Ты умеешь?

— Ну, не зря же я в кружке программирования. А если сделать красивый — тебе же легче будет продавать, да?

Я растерялась. Смотрела на сына, и внутри что-то щёлкнуло. Как крышка на банке.

— Спасибо, сынок.

Он улыбнулся. Настояще. И тогда я поняла: что-то меняется. В нас обоих.

Если бы я писала мемуары, эту главу назвала бы: «Когда бывший приходит не с извинениями, а с замечаниями».

Всё началось утром, когда я фасовала очередные баночки варенья с надписью от Ксюши:

> «Внимание! Содержит эмоции!»

И думала, как аккуратно отправить посылку в Архангельск, когда в дверь позвонили.

Открываю — а там он.

Бывший. Сергей.

С тем самым выражением лица, как будто он не уходил два года назад, а просто на работу выходил.

— Привет. Я решил зайти, — сказал он, держа в руке розу и… банку варенья. Моего.

— Ты чего?

— Мне сказали, ты теперь бизнесвумен. Варенье. Дети мне рассказали. Решил — ну, надо поговорить.

Я опёрлась о косяк.

— Поговорить — о чём?

— Наташ, я ведь не хотел, чтобы всё вот так вышло. Ты, я, эта квартира. Всё было… напряжённо. Я просто… не справился.

— Ты ушёл к фитнес-инструктору по имени Инга. Это не «не справился», это — маршрут.

Он молчал. Потом вздохнул.

— Прости. Я не хочу возвращаться. Просто… ты изменилась. Стала какой-то… светлой.

Я посмотрела на него. Раньше мне было бы больно. Теперь — спокойно.

— Я просто наконец стала собой. Спасибо, что напомнил, как плохо мне было до этого.

Когда он ушёл, я сделала чай, позвала детей и Кефира.

— Всё хорошо, — сказала я.

На следующий день у нас с Артёмом было «не свидание». То есть, официально — мы пошли за банками, крышками и сахаром. Но неофициально — он взял меня за руку на переходе. А потом — больше не отпускал.

— Знаешь, — сказал он, — я думал, что женщины после развода становятся злыми.

— А я думала, что мужчины после развода становятся молчаливыми. Мы оба ошиблись.

Он усмехнулся.

— Я рад, что ты появилась в моём доме. Даже если твой кот поцарапал капот.

— Он метит территорию. Подсказывает, куда смотреть.

Вечером мы сидели на кухне. Я, Артём, Илья, Ксюша и Кефир (на своём троне).

Банки варенья блестели на полке. Пахло мятой и малиной. Ксюша объявила, что придумала новый вкус — клубника с корицей и апельсином. И назвала его:

> «Обнимашки по воскресеньям».

— Хорошее название, — сказал Артём. — Я бы купил.

— Купишь. Но сначала попробуешь. У нас — не магазин. У нас — дом.

Он кивнул. И я поняла: я — дома. Не только физически. Внутри.

Жизнь изменилась. Не резко, не волшебно, но честно.