Коньков подтолкнул друга к крыльцу:
— Не робей, Воронцов, мы же всё с тобой обсудили. Женщина ждёт от тебя первого шага.
Воронцов, высокий нескладный мужчина с грустными глазами и унылым лицом, шмыгнул, отёр нос рукавом пальто и шагнул навстречу неизвестности.
В последнее время все происходящее вокруг, ему казалось странным: и Ванька Коньков, вторгнувшийся в его жизнь и набивающийся в друзья, и невесть откуда взявшаяся «невеста», о которой Коньков ему неустанно талдычил. И собственное решение согласиться на знакомство с женщиной.
Доски, из которых было сколочено крыльцо, скрипнули под ногами, угрожая провалиться. Воронцов торопливо прошёл в сени и увидел перед собой массивную темно-коричневую дверь с красивой витой железной ручкой.
Дверь сопротивлялась ему, открываясь с трудом, как губы нецелованной девицы. Она с трудом поддалась, натужно скрипя и в нос Воронцову тут-же ударил удивительный запах смеси из ладана, воска, можжевеловой хвои…
Тонкий нюх мужчины ощутил также еле уловимый аромат апельсиновой кожуры, шоколадного батончика и женской кожи, вымытой до скрипа душистым мылом.
Хозяйка стояла спиной к нему, в дальнем углу комнаты у окна, ее точеный силуэт заставил мужчину задержать дыхание.
Верхняя часть её тела была похожа на перевернутый треугольник, основанием которого являлись её широкие, но очень изящные плечи, вверх из плеч высилась тоненькая длинная шея. Талия была перетянута широким кожаным поясом, нижняя часть тела была задрапирована длинной струящейся юбкой.
А когда женщина наконец, обернулась, Воронцов потерял дар речи. Перед ним стояла женщина тридцати пяти лет на вид, лицо её было бледным и строгим, как у учительницы старших классов, тонкие губы, сложные в маленькую полоску, были еле различимы. А глазищи — те были огромными, похожими на два сияющих изумруда, в них застыла леденящая душу ярость.
Худая, нервная, злая, она смотрела на него и походила сейчас на птичку, в гнездо которой забралась кошка.
Воронцов облизнул свои пересохшие губы и выдавил из себя приветствие. Незнакомка продолжала смотреть на него с презрением.
Воронцов почувствовал толчок в спину.
— Что ты встал как истукан? Действуй! — шепнул Коньков и юркнул вперёд, заискивая перед хозяйкой:
— Доброго денечка, Лиза. Это вот мой друг, помнишь, я рассказывал тебе о нем? Тот самый городской вдовец.
Глаза женщины метнули молнии, от которых Воронцов даже дёрнулся. «Анастасия Ягужинская», вот кого она ему напомнила. Сильный духом, волевой персонаж, запавший ему в сердце еще в молодости. Воронцов вспомнил, как в лучшие годы был влюблен в прекрасную женщину, образ которой воплотила на экране актриса Лютаева.
— Пожалуй, я пойду, — промямлил он, продвигаясь обратно к двери.
— Что, даже чаю не попьём? — с притворным удивлением воскликнул Коньков, — нет, друг, так не пойдёт. Зря шли?
Лиза окатила Воронцова ледяной волной презрения и отвернулась, сухо бросив через плечо:
— Давайте наше знакомство на этом и закончим. Он совершенно не в моем вкусе, у него длинный горбатый нос и он стар для меня! И вообще, эскулап! Уходите оба!
Она надменно склонила голову чуть набок, от чего аккуратно уложенные локоны перекатились на плечо.
Необъяснимая скованность, охватившая Воронцова, исчезла, мужчина почувствовал, как его начало трясти.
— Обязательно нужно было говорить это в моем присутствии? — удивился он.
Как он возвращался в свой дом, унаследованный еще от деда, Воронцов не помнил. Сердце гулко колотилось в груди, ноги несли его, отсчитывая шаги. Незнакомка, всё еще присутствовала в его голове, вытеснив весь окружающий мир.
— Еще скажи, что не понравилась? — насмешливо протянул Коньков, когда явился к нему домой следом и сел на стул в кухне вытянув ноги перед собой.
Воронцов буркнул:
— Какая разница, как я воспринял ее? Почему ты не предупредил, что она — высокомерная и вздорная?
— Я подумал, что она — в твоем вкусе, — рассмеялся лучший друг. — Признавайся, она ведь хорошенькая?
Воронцов сердито развернулся к столу:
— Давай забудем об этом неприятном инциденте. И пожалуйста, давай сменим тему. Мы собирались поохотиться на уток.
Воронцов отвлекся на дела в доме. Дому было около пятидесяти лет, но он выглядел хорошо. Деревня, хоть и располагалась в глубине лесов, была популярной для приезжих, здесь можно было отдохнуть душой, речка была богата рыбой, леса — ягодами и дичью.
Ушлые прозорливые горожане вовсю строили здесь дома, чтобы приезжать на лето.
Но, сколько бы Воронцов ни вывешивал объявления о продаже, сколько не нанимал риэлторов, дом в деревне так никто и не купил. А после краха карьеры, оказавшийся втянутый в интриги между коллегами и решивший уволиться, а также потеряв жену, Воронцов решил сбежать на время от привычного общества, в этом дом ему и помог.
Не успел обустроиться, как новый друг, Коньков, прилипший с самого приезда к нему словно банный лист, пристал с затеей о знакомстве.
— Хороша вдовушка, — улыбнулся масляной, мечтательной улыбкой Коньков и глаза его заблестели. — Лизка Портнова приехала сюда жить три года назад, после того как потеряла мужа. И ведь продолжает жить одна, не подпускает к себе никого, что, при такой внешности, грешно. Жаль, пропадает бабёнка. Хотя, язык не поворачивается ее так называть.
Воронцов с громким стуком поставил на плиту старый жестяной чайник:
— Хватит о ней! — приказал он. — Мне это неинтересно. И вообще, шёл бы ты домой, Ванёк. Тебя дома жена не ждёт?
— Арина? Пусть ждёт, — весело откликнулся Коньков. — При ее ста двадцати килограммах живого веса, только и остается, что сидеть и ждать. Слава небу, что она не в состоянии бегать за мной.
Воронцов вздохнул. Перед его глазами все еще стояла Лиза Портнова, оставила в его душе неизгладимый след.
— Лизка конечно ведьма, с порога начала тебя обсуждать. Что ей твой нос, друг? — продолжал тарахтеть болтун Коньков, — Да еще и старым обозвала, а ведь ты старше ее всего лишь на пять лет.
Воронцов, наливавший в кружку чай, выпрямился и спросил:
— Мне сорок три и я действительно уже «староват». Следуя твоим словам, даме уже тридцать семь лет? Выглядит моложе.
— Ага! — вскочил со стула Коньков, — Всё-таки признал, что она хороша собой?
Воронцов бессильно вздохнул, вернувшись к плите. Между тем друг продолжал говорить, охотно соря словами:
— Скорее всего, Лизка обиделась на твои слова, которые я пересказывал местному «бабью». Видать, донесли, еще и приукрасили, как всегда.
— Какие слова? — испугался Воронцов. Он повернулся, округлив глаза.
Коньков махнул рукой:
— А те, что ты мне сказал. Мол, что ты согласен на знакомство. И для тебя любая баба сойдет, «лишь бы умела топить печь, колоть дрова, готовить еду и содержать дом в чистоте. И совершенно неважно, какой она будет, кривой, косой, или с огромными плечами».
Воронцов застыл на месте, с ужасом взирая на болтуна.
— Погоди, ты что, вывалил сказанную мною речь, на всеобщее обсуждение, Иван?! — возмутился он. — Какой же ты балабол, Боже мой! Еще и промолчал, когда я знакомится пошёл. А почему она меня «эскулапом» назвала?
Коньков отвел взгляд и промямлил:
— Говорят, ты был врачом, но тебя вытурили с работы. Если что, я ни при чем, это все людская молва.
Воронцов подошёл к столу и взяв за шкирку гостя, выпроводил его к двери:
— Уходи. Видеть тебя больше не хочу.
Прежде чем «друг» возмутился, Воронцов захлопнул за ним дверь.
Поклонница
А местные разведенные и вдовые женщины стали приходить в дом Воронцова, принося то молоко, то свежие яйца и пироги. Воронцов видел в их глазах интерес к собственной персоне, но ничего с этим поделать не мог.
Одна из местных жительниц напирала на него больше всех, это была Катерина Горохова, невысокая, склонная к полноте женщина с круглым лицом. Смотрела она нахально, с хитрецой в глазах, специально надевала очень тесные платья, с открытым декольте.
Воронцов с первого взгляда подметил, что она надевает под платье тугой корсет, из-за чего бюст ее вздымается высоко вверх. Ее женские уловки не трогали его совсем. Теперь Воронцову было с кем сравнить поклонниц.
С Елизаветой он сталкивался в магазине и в библиотеке, куда он приходил каждый день. Портнова тоже набирала книги, Воронцов подметил, что она любительница почитать.
Дело осложнялось тем, что Горохова Катерина настолько осмелела в своих попытках завоевать Воронцова, что стала преследовать его буквально по пятам. Она жила через два дома и едва Воронцов выходил куда-то, Катерина неизменно выскакивала из своего дома и присоединялась к нему.
В деревне, где все события на слуху, их уже стали называть «парой».
— Виктор Андреевич, а куда это вы собрались, в магазин? — мило улыбалась, показывая мелкие белые зубки женщина, — И я с вами пойду. Мне нужно хлеба купить. И молока.
Воронцов, в локоть которого впивалась женская рука Гороховой, покраснел. Он мысленно раздумывал о том, что этой даме, живущей одной, стоило бы поменьше налегать на хлеб. Она ведь покупала его каждый день. И выглядела как любительница мучной продукции. Ей бы на зелень и овощи перейти. Но конечно же, он не имел права сказать такое вслух.
— А почему вы уволились с работы в поликлинике? — поинтересовалась Катерина.
Воронцов поджал губы.
— Не ваше дело. Захотел — и ушел. Надоела медицинская сфера.
— Ну извините, Витюша, не собиралась вас смущать. Почему спросила, а потому что у нас в деревне имеется медпункт, только в нем работать некому.
— Меня не интересует работа, деньги у меня есть, — покачал головой мужчина.
Катерина широко улыбнулась и прижалась к нему, схватив за локоть.
***
…Неудобства, которые приносила Горохова, «пиявкой» вцепившаяся в него, принесли неожиданные плоды. Елизавета Портнова заметила «пару» и… заметно погрустнела.
Разговор
Воронцов, уставший от преследования безумной парочки в лице Гороховой и Конькова, дождался темноты и сбежал из собственного дома, через огород.
Оглядевшись, он выдохнул и прячась в тени и в переулках, пришел к дому, который не давал ему покоя.
Легкий запах ладана напомнил ему о Портновой. Воронцов встал у забора и посмотрел в светящееся окно.
Окно в кухне было открыто, в кухне горел свет, был виден красивый резной шкаф-буфет, заставленный посудой.
Неожиданно Воронцов замер и сгорбился, и хоть не слышал ни шагов, ни шороха, ощутил, что хозяйка дома стоит рядом, прямо за его спиной. Ее еле уловимый аромат он бы не спутал ни с чем.
Темноту вечера разрезал резкий голос:
— Вы подглядываете за мной?
— Вот еще, — выйдя из оцепенения, пробормотал Воронцов. Он отошел от забора и повернулся. Треугольник ее плеч и талии мелькнул, хвастая очертаниями бюста.
И что-то странное произошло с Воронцовым, он весь взмок, сердце, пульсируя, стучало как набат.
Лиза подошла и посмотрела на него:
— Вы ошиблись домом. Горохова живет недалеко от вас. Туда и идите.
Воронцов нервно усмехнулся:
— Послушайте, это какой-то детский сад. Вы же взрослый, серьезный и начитанный человек, а ведете себя как…
— Как кто? Как примитивная деревенская девка? Что же вы замолчали, док, не можете найти нужных слов?
Воронцов бессильно развел руками:
— Я далеко не это собирался говорить, ну да ладно, так тоже сгодится.
— Позвольте задать вам один вопрос: почему это я должен идти к Кате?
— Потому что вам нужна женщина, и вы сами это говорили Конькову.
— Женщина?
Воронцов не смог удержаться от улыбки.
— Да, женщина, притом любая, неважно что она за человек, лишь бы стояла у плиты.
— И вы предпочли поверить болтуну Конькову, вместо того, чтобы пообщаться со мной.
Неожиданный разговор с женщиной, которая стала уже сниться ему по ночам, раззадорил его и захватил. Мужчина позабыл обо всем на свете.
Женщина тоже вошла во вкус, стала раскрываться.
— Мало ли что я взболтнул? Вообще, человека красят не слова, а поступки. Но до этого не дошло. А мне и незачем рисоваться перед вами, для вас я слишком уродлив и стар.
— А что вы хотели услышать от «бабы», которую собирались поставить у плиты?
— Я ничего не хотел, — сдался Воронцов. — Меня позвали в ваш дом, я и пошел.
— Как, извините меня, баран. А сейчас вас кто сюда звал?
Вопрос заставил Воронцова растеряться.
— Понятно же, вы очень понравились мне, — признался он. — Но вы мне… Не по зубам…
В свете, падающем из окна, Воронцов разглядел, что женщина вытянулась в струнку, ее прелестная головка замерла.
— Я прекрасно знаю о том, что нравлюсь вам. Я всем без исключения, мужчинам, нравлюсь, — наконец, выдала она. — Хочу признаться, вы тоже произвели на меня впечатление. Я ожидала увидеть сноба, ищущего себе «женщину для работы в доме». Эдакого городского пижона, обесценивающего деревенский люд и которому все равно, кого брать в дом. А вы оказались немного более лучше того образа, что я вообразила себе.
Воронцов заметил, что Лиза зябко повела плечами, все-таки вечера стали прохладнее. Он снял с себя пальто и прежде чем женщина пришла в себя, накинул его ей на плечи. Он угодливо повел рукой:
— Вечер такой чудный, звездный, вы позволите пригласить вас на прогулку?
Лиза промолчала, только еще выше вздёрнула носик и пошла вперед.
Пара прогуливалась по берегу реки и разговаривала до самого утра. Темы находились сами, сменяя одну за другой, сложился хоть и долгий, но очень непринужденный и приятный разговор, в который втянулись и Лиза, и Воронцов. Когда солнечные лучи обогрели землю, Лиза сняла с себя пальто и заметила:
— Вы продрогли. Зайдете ко мне? Вместе кофе попьем.
Воронцов улыбнулся и обхватил себя руками, с удивлением обнаружив, что кожа на его плечах покрылась мурашками. И уже давно. А он не чувствовал того, что у него зуб на зуб от холода не попадает, настолько увлекла беседа с ней.
— Что вы, городской житель, нашли хорошего в жизни тут? — этот вопрос застал Воронцова врасплох.
Мужчина улыбнулся краешками губ:
— Меня привлекла простота жизни здесь. Только тут я чувствую себя по настоящему свободным. После смерти жены я попал под прицел всей ее родни и устал от их пристального внимания.
— Что произошло с вашей покойной женой? — поинтересовалась Лиза.
— Она… Была слишком красивой, как и вы. Она тоже нравилась мужчинам.
— И? — Лиза нахмурила брови.
Воронцов замер, погрузившись в воспоминания, которые были неприятны ему. А потом пришел в себя и поставил пустую чашку на стол:
— Извините, увлекся и несу чепуху… У нее было слабое сердце… Оно не выдержало расстройств…
— Соболезную, — проронила женщина. Ей хотелось спросить, какие расстройства он имеет в виду, но сон оказался сильнее любопытства. Лиза зевнула и поняла, что бессонная ночь дала о себе знать.
Воронцов попрощался и осмелился прикоснуться губами к ее руке.
Вернувшись домой, Воронцов долго не мог заснуть. Он не верил собственному счастью: женщина невиданной красоты, не обделенная умом, ответила ему «да».
Он почти уснул, лежа на диване, когда в дверь раздался стук.
— Виктор Андреевич, я вам молока принесла! — услышал он неприятный голос Гороховой.
Воронцов с досадой вздохнул и зарылся в подушку головой. Он вздрогнул, когда увидел, как в окне медленно появляется лицо хмурой Кати. Женщина, прищурив глаза, зло смотрела на него. Воронцов затих и постарался не дышать. В щелку между одеялом и подушкой он напряженно наблюдал за Катей, а когда та также медленно, ни слова не говоря, исчезла из окна, выдохнул и уснул.
Женитьба
По деревне еще долго ходили слухи о том, что приезжий «доктор» Воронцов едва ли не женился на Гороховой Кате, но в отношения пары вторглась «бессовестная Портнова» и выбор мужчины стал очевиден. Куда обычной деревенской Катьке тягаться с первой красавицей на деревне?
Воронцов с Лизой съездили в ближайший ЗАГС и расписались там, безо всякого торжества.
На пальце Лизы, теперь уже ставшей Воронцовой, красовалось кольцо с камнем в несколько карат. Оказалось, что «девушке» несказанно повезло: у ее нового мужа имелся не только домик в деревне, но и приличный счет в банке, и жилье в городе.
Словом, пока Горохова кусала локти, потеряв завидного жениха, Лиза принялась наслаждаться семейной жизнью.
Воронцов сдувал пылинки с любимой жены, задаривал подарками, приносил завтрак в постель. Всю свою прежнюю жизнь, до встречи с ней, он для себя обнулил. Договорились, что жить будут в деревне, Лиза не стремилась в город, а Воронцов хотел про этот город забыть.
И все вроде бы сложилось, но вскоре после женитьбы, Воронцов начал узнавать нелицеприятные вещи о жене.
Драма
Все вокруг молчали, потому выводы Воронцову пришлось делать самому.
Изредка в деревню наведывался молодой дерзкий юноша Рома Птицын, двадцати восьми лет.
Он был хорош собой. И даже очень хорош. Такие как он, обычно позируют для фотографий и картин.
Приезжал он в гости к деду с бабушкой, которые жили в деревне, в большом доме у реки. Каждый раз на новом автомобиле, с новой девушкой, непременно красивой.
В дни его приездов, Лиза менялась, становилась раздраженной и злой. Она не слышала, о чем говорит ей муж, ходила потерянная, выглядывала в окно, исчезала на несколько часов.
Это повторялось из раза в раз, каждые три-четыре месяца, и Воронцов заметил странное поведение супруги. А проследив, он понял, что Лиза…
— Лиза, почему ты преследуешь этого Рому Птицына? — задал он вопрос.
Лиза растерянно повернула к нему лицо:
— Я?..
— Да, ты. Ванька Коньков рассказал, что у вас с Ромой раньше был роман. Ты хотела, чтобы он женился на тебе, — у6итым голосом сообщил Воронцов. — Но родители запретили ему связываться с тобой. Ведь ты старше его на целых девять лет.
Лиза странно посмотрела на него.
Воронцов возненавидел и себя, и ее, и ситуацию, сложившуюся в пазл.
— Лиза, скажи, ты согласилась выйти за меня, чтобы отомстить ему?
Воронцов замер в ожидании ответа. Лиза поёжилась и опустила глаза. В ней ничего не осталось от той вздорной прямолинейной женщины, какой он впервые увидел ее.
— Нет, Вить. Не поэтому. Я хотела связать свою жизнь с тобой, чтобы выбросить его из головы.
…Воронцов вспомнил, как застал врасплох парочку, спрятавшуюся в лесу. Рома Птицын, молодой «щенок» сидел грустный, на пеньке, за его спиной мялась и страдала Лиза. Полные муки глаза были и у Ромы, и у Лизы, Воронцову, подглядывающему за ними, стало все понятно без слов.
Роман встал с пенька и закричал:
— Зачем ты вышла замуж?!
Где-то высоко с дерева сорвалась птица, напуганная криком, она, хлопая крыльями, улетела. Лиза тоже выкрикнула на весь лес:
— Чтобы ты держался подальше от меня!
Казалось, она сейчас вспыхнет как спичка и сгорит.
Воронцов с ужасом увидел, как Птицын встал и подошел к его жене, как обхватил ее лицо рукой и попытался поцеловать.
Наблюдать дальше не было смысла и Воронцов вышел из-за деревьев, позвав жену. Растерянная Лиза выбежала к нему, Виктор схватил ее за руку и увел домой.
— Я все видел и слышал, — мрачно заявил Воронцов. — Признавайся, ваши отношения остались в прошлом, или тебя до сих пор трясет при виде него?
Краем глаза заметил, как набрякли от слез ее глаза.
— Неважно, как я отношусь к нему, — плача, призналась она. — Если человек не может переступить через себя и пойти против воли родителей, ради любви ко мне, то этот человек недостоин моих эмоций и чувств.
Воронцов поднял на жену глаза:
— А если он пошлет родителей к черту и захочет забрать тебя у меня? Как в этом случае ты поступишь?
— Я… Останусь с тобой, — выдавила из себя женщина.
Воронцов видел, что этот разговор дается ей с огромным трудом.
— Какие гарантии ты мне в этом дашь?
Женщина отвернулась и промолчала.
***
Рома Птицын долго еще бередил раны в душе Лизы, появляясь в деревне все чаще и чаще.
В конце-концов, он совсем обнаглел и стал подъезжать на машине прямо к дому, где жили супруги Воронцовы.
Воронцов потерял покой и сон, наблюдая за наглецом из окна.
О душевном состоянии Елизаветы вообще можно было бы не говорить: женщина стала походить на собственную тень.
В тот день Воронцов не находил себе места, словно чувствуя надвигающуюся беду. Лиза несколько раз порывалась выйти из дома, но он вовремя останавливал ее в дверях, обнимая, зацеловывая и уговаривая ее остаться с ним.
Три дня подряд машина проклятого «гардемарина», как прозвал про себя соперника Воронцов, не оставляла в покое разум Лизы, подъезжая прямо к окну.
А потом случилось то, чего Воронцов боялся больше всего: в дом вошел Роман и хмуря свое красивое лицо, выкрикнул:
— Мне всё это осточертело! Лиза, выходи!
Воронцов не узнал собственного голоса:
— Молодой человек, покиньте пожалуйста мой дом. Лиза — моя жена и останется со мной. Никуда она с вами не пойдет.
Гость самоуверенно поднял нос кверху:
— Хватит, довольно! Побыла тебе женой, а теперь станет моей. Долго ли развестись. Мы уже два года с Лизой любим друг друга, а ты вообще появился в ее жизни случайно, с одной-единственной целью, чтобы меня побесить! Так что советую тебе, старик, не строить иллюзий, посмотри сначала на меня, потом в зеркало взгляни. А ну, прочь с дороги!
Хозяин дома отступил и Рома стал носиться по комнатам, в поисках любимой. Наконец, обнаружил ее в спальне, сидящей в кровати и подошел.
— Лиза, Лиз, — обрадовался сначала он. Но когда Лиза отрешенно взглянула на него, а потом равнодушно отвернулась, замолчал.
Воронцов молча подошел к постели жены и протянув руку, потрепал женщину по щеке.
— Лиза, — неуверенно позвал Рома.
Елизавета была бледна, худа, под глазами ее пролегли тени. От запаха мочи гость отшатнулся.
— Что с ней? — удивился он вслух. — Лиза!
— Ты свел ее с ума, — пожал плечами Воронцов. — Хочешь жениться на ней? Для начала к психиатру отвези.
Рома нервно дернул плечом и отошел к двери:
— Врешь. С ней все было хорошо. Вы что, смеетесь надо мной?
Воронцов взял со стола чашку и поднес ее к губам жены, та не стала пить, вскрикнула и оттолкнула его, отчего чашка упала на пол и разбилась.
— Нет, малыш. На этапе знакомства она и мне казалась нормальной, красивой, адекватной женщиной. Но только став жить с ней, я заметил, что она психически нездорова. Я должен был догадаться об этом с самого начала, но был ослеплен. Ну сам посуди, какая красивая молодая женщина нынче добровольно «заточит» себя в такой глуши? Да не смотри ты так, пройдет пара дней и она придет в себя, вновь станет адекватной.
Под ошарашенный взгляд Птицына, Воронцов ушел из комнаты и вернулся обратно, с веником и совком в руках, смел с пола осколки на совок и встал в дверях.
— Обострения у Лизы становятся все чаще и чаще, очень волнуюсь за нее. Я бы давно отвез ее в больницу, но боюсь: диагноз оставит на ее будущем «пятно». Но ты, я вижу, не из пугливых, раз решил бросить ради нее даже мать с отцом. Так уж и быть. Забирай. У тебя и машина есть, как-раз в больницу увезешь.
— В какую больницу? — тихо спросил Птицын.
— В обычную, — кивнул головой Воронцов. — Подойдет любая, в которой есть врач-психиатр.
Рома закрыл лицо рукой, Воронцов видел, как он страдает.
— И что я там скажу? Я ведь ей никто. Муж ее — ты…
Отвернувшись и опустив голову, Роман ушел.
Воронцов закрыл за ним дверь и выбросил осколки от разбившейся чашки в мусорное ведро. Он встал возле окна и наблюдал за тем, как любовник жены, сев в машину, мучается от бессильной злости, плачет и бьет кулаком руль.
Машина простояла заведенной почти полчаса, прежде чем уехала. Больше Птицын ни разу не приезжал.
Эпилог
В деревне болтали, что некоторое время Лиза Воронцова вела себя мягко говоря, странновато. Из дома не выходила, Воронцов всем говорил, что она больна и лежит в постели, не вставая и не признавая никого вокруг.
Соседка Воронцовых, Катерина, рассказывала, как посреди ночи услышала крик Лизы, а когда прибежала к дому, то увидела, как Лизу, плачущую и дрожащую, едва стоявшую на ногах и держащую в руке чемодан, тащит обратно в дом муж.
Воронцов тогда извинился перед соседкой:
— Жена немного не в себе, пожалуйста, не говорите никому об этом и не выносите мусор из избы.
Через несколько месяцев, Воронцов перестал скрывать жену и стал выводить ее на прогулки.
Лиза отощала, была коротко пострижена, выглядела неуклюжей и вела себя странно, как маленький ребенок, не отставая от супруга ни на шаг.
Постепенно она пришла в себя, но на это понадобился целый год.
А потом родила дочку, через год снова родила, уже мальчишку. Но… она сильно изменилась как внешне, так и душой, стала более молчаливой и закрытой ото всех, задумчиво-рассеянной и немного сонной.
Со стороны стало заметно, что главным в семье стал Воронцов. Куда он указывал, туда жена и неслась, бросив все свои дела.
Замужество все таки сломало некогда сильную женщину, превратив в жалкую рабыню.
Воронцов тоже поменялся с тех пор, как променял город на деревню: отпустил бороду и усы, весь «зарос» как лесной медведь.
Друг семьи, Коньков, часто наведывался к нему, уводя главу семьи на рыбалку или охоту.
— А каким доктором и «чего» ты был? — как-то спросил он у Воронцова.
Воронцов зевнул и перекрестил рот:
— А, ты про это?.. Наук.
Коньков кивнул:
— А каких именно наук то? Извини, поискал о тебе информацию и узнал, что ты раньше работал в психиатрии. Так ты психиатром-наркологом что-ли был?
— Угу, — неохотно буркнул Воронцов. Он воткнул в землю ветку и установил на нее удочку, после чего отошел.
— Что-то совсем не клюет. Ты Ванюша, чересчур болтливый, лезешь не в свое дело, по-хорошему, тебе бы язык «укоротить». Пошли выпьем по чуть-чуть.
Коньков покосился на бутыль, которую Воронцов вытащил из камышей.
— Пожалуй, воздержусь, — испуганно потряс он головой.
