— Галь, собирайся! Всё, хватит в этой глуши копаться! — Михаил швырнул на стол газету и принялся нарезать хлеб так, словно рубил дрова. — Завтра же едем к Юрке в город. Насовсем.
— И что там делать будем? — Галина не подняла головы от банок с мёдом, которые расставляла на полках. Голос у неё был ровный, как будто она спросила про погоду.
— Жить по-человечески! А не как дикари в этой дыре! — Он отправил в рот ломоть хлеба, не замечая, как мёд стекает с ножа прямо на газету. — Смотри, что тут написано: в городе квартиры дают, льготы пенсионерам. А ты тут с пчёлами возишься, как… как…
— Как кто? — Галина наконец подняла глаза. В них мелькнуло что-то холодное.
— Да как деревенщина! — выпалил он, и сразу понял, что ляпнул лишнего. Но отступать было поздно. — Миш, ну что ты города боишься? Там жизнь настоящая! Магазины, театры, больницы нормальные. А здесь что? Грязь да комары!
Галина медленно поставила банку на место. Мёд в ней переливался золотом, тёплым, густым, пахнущим липой и разнотравьем. Такой мёд в городе не купишь ни за какие деньги.
— Мих, ты же сам эти рамки отцу помогал делать. Помнишь? — Она кивнула в сторону окна, за которым виднелись белые домики ульев. — Он говорил: «Пчела домой дорогу всегда найдёт.»
— Отец-то умер! А мы что, до гроба тут торчать будем? — Михаил грохнул кулаком по столу. Банки зазвенели. — Мне надоело чинить этот сарай! Надоело таскать дрова! Надоело слушать, как Веркина корова всю ночь мычит!
— Не сарай это, а дом. Родительский дом.
— Родительский, да! А нам-то что с того? Юрка уехал, внуков не видим. Сидим тут, как два пня!
Галина взяла тряпку и принялась протирать стол. Движения у неё были медленные, основательные. Она стирала мёдовые следы, разглаживала складки на клеёнке.
— Ты решил, что я поеду?
— Да ладно тебе! — Михаил попытался взять её за руку, но она отдёрнула. — Гал, ну что ты как каменная? Я же для нас стараюсь! У Юрки комната свободная, он рад будет. А здесь… здесь нам не место.
— Тебе не место.
— Что?
— Я сказала — тебе не место. А мне — место.
В кухне стало тихо. Только часы тикали да где-то скрипела половица. Михаил отложил хлеб и уставился на жену, словно увидел её впервые.
— Ты что, с ума сошла? Как это — тебе место, а мне нет? Мы же вместе! Муж и жена!
— Вместе. — Галина кивнула. — Тридцать восемь лет вместе. Только ты всё это время рвался отсюда. То работа в райцентре не нравилась, то соседи не те, то дом старый. А теперь и вовсе — в город подавай.
— Ну и что в этом плохого? Люди стремятся к лучшему!
— К лучшему… — Она прошла к окну, посмотрела на сад. Яблони стояли в цвету, белые, пышные, как невесты. — А что у нас тут плохого? Воздух чистый, земля своя, пчёлы мёд носят. Да ещё какой мёд! Помнишь, приезжали тут москвичи на дачу, так целую банку выпросили. Говорили — такого в жизни не пробовали.
— Мёд, мёд! — Михаил махнул рукой. — На мёде далеко не уедешь. Деньги нужны настоящие, а не эта копеечная торговля.
— Значит, копеечная?
— Ну… — Он запнулся. — В смысле, хорошая торговля, но…
— Но мало. Тебе мало. Тебе всё мало, Миша. Дом мал, огород мал, жизнь мала. — Галина повернулась к нему. На лице у неё не было злости, только какая-то усталая печаль. — А знаешь что? Поезжай.
— Как это — поезжай?
— Так и поезжай. К Юрке. В город свой. Поживи там, посмотри, как оно.
Михаил растерянно моргал.
— А ты?
— А я тут останусь. Пчёл не бросишь же. Они привыкли к рукам.
— Да ты что говоришь! Как я без тебя?
— Не знаю, — Галина пожала плечами. — Как хочешь, так и живи. Я никого не держу.
Он хотел что-то сказать, но в этот момент в окно постучали. За стеклом маячила Веркина голова в ситцевом платке.
— Галь! А Галь! — кричала соседка. — Там у вас пчёлы что-то разошлись! Рой собирается!
Галина быстро накинула платок и выскочила во двор. Михаил остался сидеть на кухне, глядя на недоеденный хлеб с мёдом.
На улице Галина увидела, что пчёлы и впрямь кружатся тучей над одним из ульев. Она подошла ближе, всматриваясь в гудящее облако.
— Матка молодая, наверно, — сказала Вера, подходя ближе. — Место искать собралась.
— Место искать… — повторила Галина задумчиво.
— А ты чего такая кислая? — Вера покосилась на подругу. — Опять Михаил со своими городскими штучками?
— Уезжать хочет, — коротко ответила Галина, не отводя взгляда от пчёл. — Говорит, здесь жизни нет.
— Ишь ты! — Вера присвистнула. — А куда это он собрался, интересно?
— К Юрке. В Москву.
— К сыну? Ну-ну… — Соседка покачала головой. — А Юрка-то как на это смотрит?
Галина пожала плечами. Юрка звонил редко, по праздникам. Работа, дела, пробки. Жена у него городская, из хорошей семьи. Внуков они видели всего пару раз — когда те были совсем маленькие. Теперь и не узнаешь.
— Не знаю. Михаил говорит — места хватит.
— Места-то хватит, да вот характеров-то… — Вера хмыкнула. — Помню, как Юрка последний раз приезжал. Три дня не выдержал, сбежал. Говорил — комары заели и скучно.
Пчёлы начали собираться в плотный клубок на ветке старой груши. Галина подставила под них пустой улей.
— Может, он прав? — тихо сказала она. — Может, и правда пора? Стареем мы, Вер. Дом большой, хозяйство тяжёлое…
— Эх, ты! — Вера толкнула её локтем. — Помню, как твой отец пасеку начинал. Два улья было всего. А теперь посмотри!
Галина обвела взглядом свои владения. Двенадцать ульев, огород, сад, дом — всё ухоженное, живое. Отец говорил: «Земля любит ласку, а не побои.» И она всю жизнь ласкала эту землю.
— Да что толку? — махнула рукой. — Детей нет, внуки далеко. Кому всё это достанется?
— А кому надо, тому и достанется, — мудро изрекла Вера. — Не твоя забота. Твоя забота — сегодня жить.
Пчёлы притихли, обживая новое жилище. Матка, видимо, одобрила выбор.
— Смотри, как быстро освоились, — заметила Галина. — И никого не спросили.
— А зачем спрашивать? Дом — он дом и есть. Где хорошо, там и дом.
Вера ушла, а Галина ещё долго стояла возле ульев. В доме слышались звуки — Михаил что-то искал, ворчал, хлопал дверцами шкафов.
Когда она вернулась на кухню, муж сидел с телефоном.
— Юрка! — говорил он в трубку. — Да, да, завтра выезжаем. Галка согласна. Что? Ну конечно, насовсем! Здесь же делать нечего…
Галина прошла мимо, будто не слышала. Достала из холодильника творог, начала раскатывать тесто для вареников. Михаил закончил разговор и подошёл к ней.
— Ну вот, всё и решилось, — сказал он довольно. — Юрка обрадовался. Говорит, как раз Анька к бабушке на дачу уедет, комната освободится.
— Хорошо, — ответила Галина, не поднимая головы.
— Чего ты такая… безразличная? Радоваться надо! Новая жизнь начинается!
— Радуюсь.
Михаил покрутился рядом, потом снова сел за стол.
— А пчёл что делать будем?
— Ничего. Сами разберутся.
— То есть как — сами?
— А так. Улетят куда-нибудь. Или кто-нибудь заберёт.
Она говорила это спокойно, раскатывая тесто. Но руки у неё дрожали, и тесто получалось неровным.
Утром Михаил встал рано, начал складывать вещи в старый чемодан. Галина варила кашу, как всегда. Накрыла на стол, позвала мужа завтракать.
— А ты что, не собираешься? — спросил он, заметив, что её чемодана нет.
— Позже соберусь.
— Да мы же через час выезжаем! Автобус в девять.
— Знаю.
Михаил нахмурился, но есть не перестал. Галина подлила ему чаю, подвинула мёд.
— Этот мёд ещё прошлогодний, — сказала она. — Самый душистый. Из разнотравья.
— Ага, — мужчина кивнул, намазывая хлеб. — В городе другой мёд. Магазинный.
— Другой.
После завтрака Галина вышла в огород. Помидоры нужно было полить, огурцы подвязать. Обычные дела.
— Галь! — крикнул Михаил из дома. — Ты чего копаешься? Пора ехать!
— Сейчас!
Она полила последнюю грядку и пошла в дом. Михаил стоял у порога с чемоданом.
— Где твои вещи?
— Не еду я, Миш.
— Как не едешь?! — Он так громко крикнул, что из соседского дома выглянула Вера. — Мы же договорились!
— Ты договорился. А я подумала.
— О чём думала?
— О том, что мне здесь хорошо. А там будет плохо.
Михаил поставил чемодан, подошёл к жене.
— Гал, ну что ты! Как я без тебя? Мы же всю жизнь вместе!
— Вместе. Но ты всё время хотел отсюда уехать. Вот и езжай. Попробуй.
— А если мне там понравится?
— Значит, понравится.
— А если не понравится?
— Значит, вернёшься.
Он стоял перед ней растерянный, как мальчишка.
— Но так не бывает! Семья — она должна быть вместе!
— Семья, — повторила Галина. — А Юрка тебе что сказал на самом деле?
— Что ты имеешь в виду?
— Когда ты ему вчера звонил. Что он сказал? Правду говори.
Михаил отвёл глаза.
— Ну… он сказал, что подумает. Места у них не очень много, Анька к бабушке не собирается…
— Ага. И ещё что?
— Что мы можем приехать в гости. На недельку.
— На недельку, — кивнула Галина. — Не насовсем.
— Но я думал, может, он передумает! Когда увидит, что мы серьёзно…
— Он не передумает, Миш. У него своя жизнь. И у нас своя.
В это время к калитке подошёл сосед Николай.
— Михалыч! — позвал он. — Слышал, в город собрался? А пасеку кому оставляешь?
— Да… не знаю пока, — буркнул Михаил.
— А то у меня зять интересуется. Пчеловод он по образованию, но места нет где разместиться. Может, договоритесь?
Галина подняла голову.
— А он местный?
— Да нет, из города. Но в деревню перебраться хочет. Говорит, в городе душно, экология плохая. Детей растить негде.
Михаил покосился на жену.
— Вот видишь? Нормальные люди из города в деревню едут. А мы наоборот.
— Не мы, — тихо сказала Галина. — Ты.
Николай почувствовал напряжение и поспешил уйти.
— Ну, вы там подумайте. А я пошёл.
Автобус загудел где-то за поворотом. Михаил схватил чемодан.
— Всё, решай быстро! Или едем вместе, или…
— Или ты едешь один.
— Галь…
— Езжай, Миш. Посмотри, как там. А я тут подожду.
— Сколько ждать будешь?
— Не знаю. Сколько нужно.
Автобус остановился у остановки. Михаил метался между чемоданом и женой.
— Это неправильно! Так не делают!
— Михалыч! — крикнул водитель. — Едешь или нет?
— Еду! — Михаил подхватил чемодан и побежал к автобусу. На полпути обернулся. — Я вернусь!
— Знаю, — сказала Галина, но он уже не услышал.
Автобус отъехал. Галина стояла у калитки, пока он не скрылся за поворотом. Потом пошла к пчёлам.
— Ну что, девчонки, — сказала она ульям. — Остались мы с вами одни.
Первые три дня Галина жила как в тумане. Делала всё по привычке — варила кашу на двоих, накрывала стол на двоих, а потом убирала лишнюю тарелку. Вечерами сидела на крыльце, слушала пчёл. Они гудели тише обычного, словно тоже чувствовали, что что-то изменилось.
На четвёртый день позвонил Юрка.
— Мам, как дела? Папа рассказал, что ты не поехала.
— Не поехала.
— А чего? Поссорились?
— Не поссорились. Просто я не захотела.
— Не захотела… — Юрка помолчал. — А папа говорит, что ты его не понимаешь.
— Может быть. А ты его понимаешь?
— Я? — сын замялся. — Ну… он хочет перемен. В его возрасте это понятно.
— В его возрасте. А в моём?
— Мам, ну что ты! Ты же молодая ещё! Могла бы здесь жить, внуков бы видела…
— Каких внуков? Аня с тобой разговаривает?
Тишина. Потом тяжёлый вздох.
— Не очень. У неё свои дела.
— Вот и у меня свои дела.
— Какие дела, мам? Ты там одна сидишь, как… как…
— Как отшельница? — усмехнулась Галина. — А знаешь что, сын? Мне нравится быть отшельницей.
После разговора она долго сидела с трубкой в руках. Потом вышла в сад, села на старую скамейку под яблоней. Отец её сколотил ещё двадцать лет назад. «Для красоты», — говорил. А Михаил всё ворчал: «Что за глупости? Кому нужна эта скамейка?»
А теперь она сидела на этой скамейке и думала: вот кому нужна. Ей нужна.
Вечером пришла Вера с банкой варенья.
— Как ты тут? — спросила, оглядываясь. — Не страшно одной?
— А чего бояться? Соседи рядом, пчёлы охраняют.
— Михаил звонил?
— Нет.
— А ты?
— Тоже нет.
Вера покачала головой.
— Странные вы. Всю жизнь вместе, а тут взяли и разбежались.
— Не разбежались. Он побежал, а я осталась.
— И что теперь? Так и будете жить?
— Не знаю, Вер. Честно не знаю.
На седьмой день приехал незнакомый мужчина на стареньких «Жигулях». Высокий, худой, лет сорока. Вышел из машины, поздоровался.
— Добрый день! Вы Галина Петровна? Я Андрей, Николай говорил… По поводу пасеки.
— А, зять Колин. Проходите.
Они пили чай на кухне. Андрей рассказывал, что работает программистом, но устал от офиса. Жена его поддерживает, дети маленькие — пять и семь лет.
— Они у меня городские совсем, — говорил он. — А хочется, чтобы на земле росли. Чтобы знали, откуда хлеб берётся.
— А пчёл не боятся?
— Пока не знают толком, что это такое. Но я объясню.
Галина показала ему пасеку. Андрей ходил между ульями, задавал вопросы. Видно было, что разбирается.
— Хорошая пасека, — сказал он наконец. — Чувствуется, что с любовью делалось.
— С любовью, — согласилась Галина. — Отец начинал, потом я продолжила.
— А муж?
— Муж… Муж в городе сейчас. Испытывает новую жизнь.
Андрей деликатно не стал расспрашивать.
— Если что решите, звоните. Я серьёзно настроен.
Когда он уехал, Галина села на крыльцо и задумалась. Может, это знак? Может, правда пора передать дело другим рукам?
А вечером позвонил Михаил.
— Галь? Как дела?
— Нормально. А у тебя?
— Да… тоже нормально. Юрка показывает город, в театр ходили…
— Хорошо.
— Гал, а… тебе не скучно там?
— Нет.
— Совсем не скучно?
— Совсем.
Он помолчал.
— А если я вернусь, ты меня примешь?
— Это твой дом, Миш. Куда я тебя дену?
— Не в том смысле. А… как жену. Простишь?
— А что прощать? Ты же ничего плохого не сделал. Хотел перемен — попробовал.
— И что я должен делать теперь?
— Что хочешь, то и делай. Решай сам.
— Но я хочу знать, что ты думаешь!
— А я думаю, — Галина посмотрела на ульи, где пчёлы укладывались на ночлег, — что каждый должен жить там, где ему хорошо. А где тебе хорошо — это ты сам знаешь.
— Галь…
— Что?
— Я скучаю по тебе.
— А я по пчёлам скучала бы. Если бы уехала.
После разговора она долго стояла у окна. На улице садилось солнце, красивое, тёплое. Такого заката в городе не увидишь.
Через две недели утром Галина обнаружила у калитки письмо. Без конверта, просто сложенный листок. Почерк знакомый.
«Галя, я дурак. Прости. Возвращаюсь завтра. Если примешь. Миша.»
Она перечитала записку несколько раз, потом сунула в карман фартука. День прошёл как обычно — огород, пчёлы, хозяйство. Только к вечеру достала листок снова.
«Если примешь…» Странно. Сорок лет вместе, а он спрашивает, примет ли.
На следующий день Галина встала рано, испекла хлеб. Потом долго стояла у зеркала, поправляла волосы. Зачем — сама не знала.
Автобус пришёл в половине десятого. Галина услышала, как хлопнула дверца, скрипнула калитка. Но к дому не пошла. Осталась в огороде, полола морковь.
— Галь?
Она подняла голову. Михаил стоял у грядки, худой, загорелый, с тем же старым чемоданом.
— Приехал.
— Вижу.
— Можно… остаться?
— Дом твой.
— Не дом. Я про… про нас.
Галина отложила тяпку, встала. Посмотрела на мужа внимательно.
— А ты чего хочешь?
— Хочу остаться. Здесь. С тобой.
— А город?
— Город… — Он махнул рукой. — Душно там. И чужой какой-то. Юрка свою жизнь живёт, нам там не место.
— Раньше думать надо было.
— Раньше… Я дурак, Галь. Думал, трава где-то зеленее. А она здесь зеленее. У нас.
Галина кивнула в сторону ульев.
— А пчёлы твои как?
— Мои? — Михаил удивился.
— Ты же хозяин. Или забыл?
— Не забыл. — Он подошёл к ульям, постоял рядом. Пчёлы гудели спокойно, привычно. — Скучал по ним. Представляешь?
— Представляю.
— И по тебе скучал. Очень.
— А я по хлебу твоему. Никто так хлеб резать не умеет.
Он засмеялся — впервые за долгое время.
— Идём, покормлю тебя, — сказала Галина. — Небось исхудал совсем.
За чаем Михаил рассказывал про город, про Юрку. А Галина слушала и думала: вот так и надо. Уехать, чтобы понять — дом там, где любят.
— А знаешь, — сказал Михаил, намазывая хлеб мёдом, — приходил тут один парень, Андрей. Про пасеку спрашивал.
— Приходил. Хороший мужик.
— И что ты ему сказала?
— Ничего пока. Ждала тебя.
— Меня? — Михаил поднял брови. — А если б я не вернулся?
— Вернулся бы. Пчела дорогу домой всегда найдёт.
Он протянул руку через стол, накрыл её ладонь своей.
— Значит, остаёмся?
— Остаёмся.
А за окном пчёлы кружили в вечернем воздухе, собирая последний нектар. Каждая знала дорогу к своему улью.
