Вчера приходил Толик Кольцов, просил денег. Вообще-то он давно Анатолий Петрович, но Нина по-соседски называла Толиком, хоть ему уже давно за полтинник.
— Что-то не похоже на тебя, чтобы ты за воротник закладывал, — ответила Нина, придирчиво оглядывая Анатолия. – Чего вдруг?
— Нин, надо, я на мели… и я это… не пью… почти. Брат приехал.
— У тебя же сестра в городе…
— Троюродный брат.
— А-ааа, понятно, «близкая родня» — троюродный, — усмехнулась хозяйка.
— Ну чё ты насмехаешься, правда, брат приехал, давно не виделись…
— Отметить решили? – снова спросила Нина.
Анатолий вздохнул и признался: — Решили. Ну сама понимаешь, раз встретились, посидеть надо бы…
— Нет, Толик, не дам денег. На это дело не дам! – Произнесла Нина твёрдо, будто на суде.
— Так не только выпить, купить чего-нибудь, а я на следующей неделе верну всё до копейки…
— И что же это у тебя в запасе и рубля нет? – спросила женщина.
Они стояли на крыльце, и она даже в сени его не пустила. – Нет, Толик, не дам, вот не верю я в твоё братское гостеприимство. Сам, поди, надумал загулять…
— Ну нет же, говорю надо немного… потратился я, вот и хочу перехватить.
— Перехвати у кого-нибудь другого, — сказала Нина и закрыла дверь.
К вечеру мороз усилился, окно в сенях заиндевело, крыльцо, и без того, скользкое, пришлось накрыть старым половиком, чтобы не упасть.
Нина хотела закрыть дверь, да услышала грохот в избе, и сердце ёкнуло от этого грохота. Вошла в дом и стала смотреть, что могло упасть. Кошка Мурка виновато выглядывала из-под русской печки.
— Ты что ли напакостила? – спросила хозяйка и осмотрела кухню. Ковш, который всегда лежал на крышке эмалированного бака, валялся на полу. – Ах ты, шкурка эдакая, кто тебя просил сюда залазить? Оголодала что ли?
Мурка мяукнула и сделал вид, что не понимает, в чём дело.
Нина помыла ковш, положила кошке ещё еды в миску, на всякий случай, чтобы ночью не залезла, куда не надо.
— Будешь в мою посуду нос совать, выкину на улицу, — пригрозила Нина.
На самом деле, не выкинет, потому как жалко. Но строгости нагнать в воспитательных целях можно.
Зимой рано темнеет. Включила телевизор, посмотрела часок, а может больше, и легла спать. Ночью послышалось, как что-то шебаршит, спросонок не могла понять, что за шум. Потом прислушалась – тихо. Больше всего, конечно, на кошку грешила. Но никаких посторонних шумов больше не было, и она снова заснула.
Утром поняла, что была метель, всё крыльцо снова замело, все тропинки занесло снегом, придётся расчищать. А ещё она обнаружила, что дверь в сени была открыта. – Как это так? – удивилась она. – Я же вроде закрывала…
Вспомнила события прошлого вечера и осенило её, что отвлеклась на шум в доме, а дверь закрыть забыла. И вроде не страшно от этой мысли, свои же все в селе, все друг друга знают, ну кто может заявиться?
В сенях уже много лет занимает место старый стол с дверцами. Он всегда выручает. Туда можно и продукты спрятать, а зимой, почти как холодильник. Сени-то не отапливаются, поэтому тут холодно. Вот и спрятала туда гусей. Два таких жирных гуся замороженных лежали в столе. А тут вдруг дверцы оказались полуоткрытыми. Она сначала захлопнула их, а потом открыла – что-то подсказывало заглянуть внутрь.
Заглянула. Одного гуся не было. Сначала не поверила собственным глазам. Вытащила все продукты, всё пересмотрела – нет гуся.
— Да что же это такое? – испугалась Нина. – Воры что ли? Как же так? Чужих нет… свои что ли?
Расстроенная, вернулась в дом, ругая себя, что забыла закрыть дверь. До обеда ходила как в тумане… не то чтобы гуся жалко, а больно, что кто-то обворовал её. Но тогда почему второго гуся не забрали? Она вспомнила, что второй гусь лежит чуть дальше, за мешочками, банками и бумажными пакетами… может в темноте не увидели.
— Ну нет, не оставлю так, — решила она и пошла к участковому.
— Нина Сергеевна, вспомните, может кто приходил к вам накануне, — допытывался Борис Васильевич Коровин.
— Ну кто приходил? Толик приходил. Денег просил.
— И что?
— Так не дала ему денег. Знаю, на что просил… на выпивку… а я на такое дело не даю. Принцип у меня такой.
— Ну так может сами с ним поговорите, — предложил участковый, — что же мне из-за гуся по деревне бегать…
— Нет, я поговорю, но вы, Борис Васильевич, осмотрите место преступления…
— Да какое преступление, — Коровин вытер платком вспотевший лоб, — гуся умыкнули… тоже мне преступление…
— И что, у одинокой женщины можно гусей воровать…
— Ну если уж на то пошло, двери надо закрывать…
— Так не поможешь?
— Да куда деваться, не имею права отказать. Но всё же поговорили бы вы с гражданином Кольцовым, может мирно бы всё решили… а если не решится вопрос, тогда ко мне.
— Ладно, поговорю.
Толика она застала дома, они с братом сели завтракать. Не обманул Толик, в самом деле, брат приехал. Надо сказать, что Анатолий Кольцов пять лет как холостяк. И вроде мужик не вредный, но какой-то невезучий. Внешне неказист, невысокий, тихий… работает на ферме, зарплата небольшая, с таким, как говорится, не разбогатеешь.
— А-аа, у тебя гости, — сказала Нина, — ну я потом зайду.
— А чего хотела-то, Нина Сергевна? – спросил Кольцов и выбежал за ней из дома.
— Брат когда уедет? – спросила она.
— Так вот… на вечернем.
— Ну вот вечером и зайду.
— А чего случилось-то?
— Да поговорить надо.
Она пошла к себе, вспоминая запахи небольшого домишки Кольцова. Нет, гусятиной не пахло, иначе бы она сразу поняла. Да и зачем им в открытую гуся готовить, когда продать можно. Вон за село на тракт выйди, останови любую машину, сразу купят.
Вечером Нина снова пришла к Кольцову. – Толик, спросить хочу… ты не приходил ко мне потом?
— Когда потом?
— Ну позже, может ночью…
Анатолий приободрился, пригладил русые волосы, хоть и жидкие, зато без намёка на лысину, плечи расправил и заинтересованно посмотрел на Нину. – Извини, не знал, что ночью можно прийти, оплошал я, в следующий раз попозже загляну…
— Счас же, заглянет он! Нужен ты мне… ночью… я про другое спрашиваю. Может ещё раз приходил?
— Так ты отказала, денег не дала, зачем бы я пошёл… Или чего случилось?
— Ничего не случилось… только вот обворовали меня, — призналась Нина. – Гуся украли из сеней. Хороший такой гусь был, крупный, жирный… теперь нет гуся.
— Так ты думаешь, это я?
— Не знаю, что и думать. Кроме тебя, получается, никто не приходил.
— Так ты даже на порог не пустила… как бы я твоего гуся взял? Да и зачем он мне… я не вор… вон, посмотри, нет тут никакого гуся.
— Ну понятное дело, не стал бы ты его варить, сразу бы обнаружил себя… гуся продать можно, вот тебе и деньги.
— Нина, ты чё, заяву на меня состряпала? – упавшим голосом спросил Анатолий.
— Толя, ничего я ещё не писала, сама хочу разобраться. Но похоже, придётся заявление о пропаже оставить, пусть разбирается. Вот я и пришла сказать: если оступился, замарал руки чужим добром – признайся.
— Слушай, Сергеевна, я хоть и не миллионер, но чужое не возьму, — он ударил себя кулаком в грудь, в глазах появилась обида.
— Толик, так я и не обвиняю, сама не знаю, кто это мог быть, свои же все кругом…
— Ой, мать моя – женщина! – Толик присел на табурет. – Ещё не хватало, чтобы на меня повесили пропажу… не брал я. А деньги… деньги нашёл… у Валерки Купянского занял… да и брат не с пустыми руками приезжал… так что не нужен мне твой гусь.
Нина тоже присела на табурет, что стоял у самой двери, стянула шаль, оставив её на плечах. – Прости меня, Толик, не хочу на тебя думать… знаю, что не взял бы ты… это мне наказание, что денег тебе не дала…
— Да ну чего ты, причём тут деньги… я теперь всё равно себя виноватым чувствую… я так понимаю, кроме меня, больше никого не было…
— Никого больше не видела. А кто в сени забрался ночью – не знаю.
— Нин, ну клянусь, не я это, — Толик смотрел в ей в глаза, в которых была такая печаль, что Нине стало его жалко.
— Да ладно, был гусь – нет гуся. В другой раз запирать буду двери, сама виновата.
Но Толик, казалось, ещё больше расстроился. – Я ведь, Нина, чего пришёл к тебе тогда… деньги-то ведь это так – повод с тобой увидеться… ты мне это… давно нравишься… как моя бывшая «сфинтила», так я и подумал, мне бы такую женщину как ты. Серьёзная, ты Нина Сергеевна, домовитая, порядок у тебя… а тут гусь…
— Да ты чё, Толик? Правда что ли?
— Вот клянусь, правда, нравишься ты мне… и я этого гуся… я всех обойду, как пёс, везде залезу, но найду, кто его украл. Не хочу чтобы на мне пятно вора было… не брал я. И собаку тебе надо завести, вот моя Найда щенков принесёт, так сразу тебе одного…
— Толик, Толик, да брось ты, верю тебе… забудь ты про него… Ну чего же ты раньше-то не сказал? Мимо ходишь, поздороваешься и дальше идёшь… да ты ведь хороший, знаю я, хороший, — она расплакалась. Жалко стало свою одинокую жизнь, жалко стало Анатолия, жизнь ему тоже крылья подпалила.
— Нин, ну чего ты плачешь? Ну вот зачем слёзы… это я получается тебя довел до слёз, да, Нин?
— Нет, это я так, своё вспомнила.
— Нин, а с братом мы как раз про тебя вчера весь вечер говорили. Санька меня жениться заставляет, говорит, чтобы я женщину нашёл… а я ведь уже нашёл, только дурак такой, не знаю, как к тебе подойти. А насчёт выпить – только по праздникам и то малёхо.
— Толя, да забудь ты этого гуся, пойдем лучше ко мне чайку попьём.
В тот вечер Нина и Анатолий до поздней ночи пили чай. Кошка Мурка с удивлением смотрела на хозяйку — непривычно, что так припозднилась она.
Анатолий ушёл от Нины, немного успокоившись. Знает, что не виноват, но всё равно, нет-нет, да и царапнет внутри мысль, точно ли верит ему Нина.
А Нина верила. Вот как распахнули свои души друг перед другом, так и поверила. Сначала жалко стало Толика, а потом прониклась к нему… и так тепло стало.
Участковый Коровин явился к Нине через два дня. Зашёл, разделся, вытер платком лоб и сел за стол, раскрыв папку.
— Ну что сказать, Нина Сергеевна, выяснилось… тут у Прокофьевых пол поросёнка пропало… даже не поросёнок, а кабанчик… такой уже хороший был. Они его в холодной времянке оставили, даже замок повесили, мясо-то не растает. Ну так вот, замок сорвали и пропало добро.
— Ой, это что же получается? Не только у меня? У кого же это совести нет?
Совести нет у залётных молодчиков из райцентра. Проехали ночью по селу, проверили, у кого плохо лежит… вот и попались твои сени открытые, а у Прокофьевых времянка с кабанчиком. Да вот ещё у бабки Засохиной Антонины комбикорм и две курицы пропали.
— А как же так быстро выяснилось?
— Так они, дуралеи, сразу на рынок, а я уже сигнал дал, проверить на всякий случай, вот товарищи и проверили – поймали двух собутыльников. Один из них, к тому же, без прав за руль сел, так ему ещё и за это полагается…
Нина выдохнула. – Ой, Борис Васильевич, родненький, как я рада!
— Погоди, радоваться, гуся твоего они успели продать, так что удастся ли вернуть – ещё вопрос.
— Да ну его этого гуся! Улетел, так улетел! Мне главное эту новость хорошему человеку надо сказать.
***
— А дверь у тебя, Нина в сенях хлипкая. Даже если на засов закрыть, всё равно хлипкая. Я тебе её летом заменю. Сам всё сделаю. – Пообещал Анатолий, допив чай с малиновым вареньем.
— Ладно, Толя, сделаешь, уж я не сомневаюсь. Я теперь в тебе нисколечко не сомневаюсь.
— А я в тебе, Нина. Вот ведь гусь лапчатый… если бы не он, так и ходил бы я вокруг да около…
— Это точно, можно сказать, гусь нас свёл. И мне его не жалко, мы с тобой ещё вырастим, нынче ещё гусят возьму.
