Андрей Петрович, молодой дворянин, вот уже целое лето жил в своём поместье, среди деревень, теснившихся у соснового бора. Матушка прогневалась и сослала его из Петербурга в деревню из-за неуёмной страсти к карточным играм. Она пригрозила сыну, что если он не одумается, то она не только перестанет отдавать его долги, но и вовсе лишит наследства.
Наследством и была эта скромная усадьба, давно требовавшая крепкой хозяйской руки и вложений. Но Андрей не рвался облагородить своё нынешнее жилище. Он сник, лишь чтение скрашивало его скуку и визиты к соседям.
— Агата Павловна, вот благодарю, что пригласили меня в гости, я ведь, право, засиделся в своей берлоге, — Андрей кланялся и целовал руку барыне Панкратовой.
— Мы всегда рады видеть вас, Андрей Петрович. Как время-то летит! Помню вас ещё мальчиком, совершенно очаровательным ребёнком, и вот… Ах, жаль, батюшка ваш рано скончался, не увидел, каков стал его сынок. И красив, и умён.
— Ну, право, вы слишком добры ко мне, милая Агата Петровна. А где же Анна Ивановна? Здорова ли? – оглядывался Андрей.
— Здорова, здорова, слава Богу, сейчас спустится. Полина, доложи барышне, что Андрей Петрович пожаловали.
Вечер в дамском обществе веселил Андрея. Он слушал пение Анны, её игру на фортепиано, гулял с ней по весеннему саду, читая свои вирши, а она восхищённо слушала, кивая в такт каждой строки.
— Знаете ли вы, Анна Ивановна, что вы – прелесть чистейшая? – вдохновившись своим чтением, тихо спрашивал её Андрей.
Аннушка краснела и обычно отвечала:
— Нам пора к чаю, Андрей Петрович, — и ускользала с тропинки сада на веранду.
Андрей влюбился. Он стал писать стихи, отсылая их с посыльным к Анне. Она почти каждый раз отвечала ему небольшими благодарственными записками, которые относила её служанка Полина.
Полина была скромной деревенской девушкой в услужении в доме Панкратовых. Ей, как и барышне, минул девятнадцатый год, и она служила Анне Петровне с восхищением и преданностью. Анна дарила ей свои поношенные платья, научила читать и писать.
Когда Полина носила записки туда и обратно, она с любопытством украдкой читала их в лесочке, усаживаясь на поваленную ветром старую сосну.
— Что пишет ваш барин? – с интересом спрашивала Полина, когда барышня, краснея, читала очередное стихотворное послание, — небось, снова стихи?
— Небось, ты их уже прочитала? – Анна Петровна пытливо всматривалась в лицо Полины.
— Что вы, как можно, я же толком и не пойму, коли прочитаю, а вот из ваших уст… мне понятнее будет, — почти выдавала себя Полина.
Анна смеялась, и начинала читать вслух:
— Ваши очи, ваши очи не дают покоя в ночи, вы — прохладный мой родник. Я б губами к вам приник…
— Ах, губами… — чуть не вскрикивала Полина, закрывая ладонями лицо.
— Тише, тише ты, это всего лишь стихи. Так надобно писать о любви, чтобы возвышенно… — шептала Анна и улыбалась.
— Ответ будете писать, барышня? – уже шёпотом спрашивала Полина, глядя на записку, как на самый дорогой и желанный подарок.
— Поди прочь пока, займись моим платьем. После позову, — отсылала её хозяйка и садилась писать ответ.
Агата Павловна радовалась влюблённости соседа. Она чуяла женским сердцем: дело идёт к свадьбе.
— Ничего, доченька, — говорила она, — Андрей Петрович, конечно, не богат. Однако, если постараться, усадьбу можно привести в божеский вид, а у его матушки и домик в Петербурге имеется.
— Маменька, ещё ничего не решено, а вы уже планы строите… — укоряла мать Анна.
— Я не слепа, дочь моя, — отвечала ей мать, — кое-что в мужчинах понимаю. Будь поласковей с ним, и дело будет верное. В конце концов, фамилия Панкратовых известная не только в нашей губернии, и породниться с ними было бы не плохо.
Анна опускала глаза и вздыхала. Она и сама была влюблена. Вот уже три месяца Андрей Петрович ходит к ним, скоро и осень, а предложения руки и сердца от него пока нет…
Полина исправно носила от него записки, правда, они стали не так восторженны, как вначале их увлечения, но Андрей Петрович справлялся о здоровье и настроении «любимой Аннушки», о её намерениях на день, и обещался непременно быть к обеду.
Однажды читая от него записку, Анна заметила, что Полина бледна и рассеянна.
— Что с тобой? Тебе уже не интересно, прислал ли мне барин новых стихов? – спросила Анна.
— Что вы, барышня, интересно, вот только упала я нынче в лесу, зацепилась ногой об корягу, так торопилась к вам… А теперь ноженька болит. Я пойду, повяжу её чем…Ладно?
Полина уходила, а Аннушка перечитывала и перечитывала записку, ища в ней тайный и более глубокий смысл. Затем целовала бумажку, сворачивала и клала в деревянную резную шкатулочку.
Не так давно Андрей объяснился с ней. Он был нежным и немногословным.
— Матушка моя просит нас в Петербург, — объявил он, — хочет нас видеть сразу после венчания. Она отдаёт нам половину дома. А сама вскоре поедет лечиться на Кавказ.
— Ах, какое счастье! – воскликнула Анна и побежала говорить радостную весть матери.
Весь дом был в хлопотах. Готовились к венчанию и сразу же к отъезду. Слуги намывали полы, до блеска чистилась столовая посуда, окна и зеркала отчищали уксусом, отчего в воздухе носился кисловатый запах.
— Да что с тобой? – спрашивала Анна Полину, которая морщилась от этого запаха.
— Ой, барышня, не могу терпеть я этот уксус с детства, прямо тошнит…
Наконец, счастливая пара обвенчалась. Коляска с чемоданами на следующий же день тряслась по дороге в Петербург. Анна сжимала руку Андрея, а он задумчиво смотрел на желтеющие поля, и казалось, был грустен.
— Что с тобой, Андрей? – спросила Анна, — ты недоволен нашим отъездом?
— Нет, напротив, я рад, но чуть грустно. Ведь тут прошли наши самые пленительные месяцы. Такого уже не повторится. Ты же знаешь, я романтик… — улыбнулся Андрей и поцеловал жене руку.
— Как-то встретит нас матушка? – спросила Анна, — я немного побаиваюсь.
— Она добра и всё ещё красива, вот увидишь, — ответил Андрей и задремал, откинувшись на подушки.
Коляска скрылась на лесной дороге. А в это время по такой же лесной дороге, но в обратном направлении шагала Полина. Она была отпущена в деревню к своей бабушке. В её услугах уже не нуждались. Идти девушке было не так далеко – около пятнадцати вёрст.
— Ничего, — шептала Полина, укутываясь в шаль – прощальный подарок барышни, -за полдня дойду. Бабушке как снег на голову. Да ещё и брюхатая… Спаси, Господи и сохрани…Спаси, Господи, и сохрани, и помилуй…
Слёзы катились по её бледным щекам. Полина сама попросилась уйти. Сослалась на хромоту, которую она усиленно изображала последнее время, это вся хитрость, которую она смогла придумать, чтобы уйти из барского дома в деревню.
— Ничего, бабушка моя добрая, самая добрая, она простит. Должна простить… Она мне и мать, и отец, и лекарь с малых лет…
Бабушка Полины была лекаршей-травницей на всю округу. Она с порога поняла, что у внучки что-то нехорошо. А когда упавшая ей в ноги Полина расплакалась и покаялась в грешной любви к молодому барину, то бабушка одним жестом – приложив палец к губам, велела Поле молчать, как рыба.
— Больная девка-то к знахарке вернулась, совсем замаяли её там в прислугах, изверги. Говорят, плохо кормили, а работала сверх меры…Вот бедная, — шептали сельчане.
А бабушка парила внучку в бане, напоив её прежде сильным настоем. Неделю лежала Поля в горячке, теряя силы и кровь, потеряв плод…
Но выходилась девушка, через месяц уже стала выходить на улицу за водой, бледная как луна, похудевшая, и молчаливая.
Лишь бабушке одной рассказала она, как однажды молодой барин, передавая ей записку для невесты, заглянул в её глаза как-то особенно, видимо понял, что девушка-служанка неравнодушна к нему. А потом мгновенно случилось то, чего так боялась Поля. Слабость охватила её, когда Андрей обнял её и потащил на диван.
Один всего раз барин овладел ею, а потом прятал глаза и присылал письма невесте уже своим посыльным.
После выздоровления Полина стала часто ходить в церковь и молиться. А через год, похоронив бабушку, девушка ушла в монастырь…
