Воскресное утро в Самаре было серым, и мелкий дождь стучал по окнам. Я сидела в кухне, листая книгу, наслаждаясь редкой тишиной. Муж, Артём, и сыновья, Ваня и Костя, спали, а я мечтала провести день с семьёй у Волги. Но звонок в дверь разрушил планы. На часах — семь утра. Я вздохнула, зная, кто это. Моя свекровь, Галина Петровна, не умела приходить вовремя.
Открыв дверь, я встретила её недовольный взгляд.
— Доброе утро, Галина Петровна, — сказала я, стараясь быть вежливой.
— Какое там доброе! — буркнула она, входя. — Ты опять дрыхнешь, пока мужики голодные? Кто им еду готовить будет?
— Всё под контролем, — ответила я спокойно. — Каша в мультиварке, Артём любит тосты, мальчики — хлопья. Техника справляется.
— Техника! — фыркнула она, снимая пальто. — В наше время руками готовили! Оладьи, борщи! А вы, молодёжь, обленились. Даже посуду вручную не моете!
— Посудомойка — спасение, — улыбнулась я. — Спасибо Сергею Ивановичу, подарил на годовщину свадьбы.
Галина Петровна покраснела. Упоминание о бывшем муже, Сергее, с которым она развелась двадцать лет назад, всегда выводило её из себя.
— Сергей? — всплеснула она руками. — Щедрый стал, да? Раньше за ним такого не водилось!
Я прикусила язык, жалея, что упомянула свёкра. Сергей Иванович, добрый и деловой, давно жил с новой женой, Мариной, и их дочерью, Аней, сводной сестрой Артёма. После нашей свадьбы он помог нам купить квартиру, добавив денег к продаже моего наследства — дома от бабушки. Без него мы бы не жили в просторной «трёшке» в новом районе Самары. Артём, поначалу обиженный на отца за развод, позже понял, что Галина Петровна сама разрушила их семью своими придирками и скандалами.
— Чай давай, — потребовала она, усаживаясь. — И не из пакетика, завари свежий!
Я поставила чайник, доставая вчерашние сырники. Их я готовила для детей, но свекровь всегда съедала всё первой.
— Это что, сырники? — скривилась она, откусив. — Безвкусные, как бумага! Ванили надо, сахара побольше! Фу, не буду это есть. Чашки твои, кстати, грязные. Что за пятна?
— Это узор, — вздохнула я. — Золотистый, на всех одинаковый. Мне нравится.
— Безвкусица! — отрезала она. — У меня чашки голубые, чистые, сразу видно! Кстати, в прошлый раз Ваня разбил мою вазу. Специально, небось!
— Галина Петровна, — нахмурилась я, — хватит придираться к Ване. Он ребёнок, случайно уронил.
Она усмехнулась, и я знала, о чём она думает. Ваня, младший, похож на Артёма, а Костя — на меня. Это всегда вызывало её подозрения.
— С кем ты Костю нагуляла? — шипела она не раз. — Признавайся, а то Артём узнает, и вылетишь с ним на улицу!
— Чушь, — отвечала я. — Оба сына — наши.
Её слова пугали, и однажды я решилась на разговор с Артёмом.
— Если сомневаешься в Косте, давай сделаем тест ДНК, — сказала я.
— Ты серьёзно? — ахнул он. — Мама опять? Не слушай её, она язва. Костя — мой, я вижу это по его улыбке. И точка.
Но Костя услышал бабушкины сплетни. Гостя у неё, он застал, как она жаловалась соседке:
— Костя — не наш. Эта вертихвостка нагуляла его, а Артём слепой!
Костя, тогда тринадцатилетний, вернулся домой и заявил, что больше к ней не поедет. Артём вызвал мать.
— Ты спятила? — крикнул он. — Говорить такое про моего сына? Оба — мои, и мне плевать на твои домыслы! Не нравится — общайся с Аней, у неё дочь, вот и мучай их!
Галина Петровна притихла, но ненадолго. После её дня рождения, куда Артём съездил с подарком, она снова взялась за старое.
Моя мама, Лидия, всегда учила терпению:
— Она — мать Артёма. Не отвечай злом, будь выше. Иначе поссоришься с мужем.
— Мам, я стараюсь, — жаловалась я. — Когда она у нас жила из-за ремонта, я чуть не свихнулась. Учила меня борщ варить, полы перемывала, постели перестилала!
— Это её беда, — улыбалась мама. — Ты — хорошая мать и жена. Гордись этим.
Я любила маму за мудрость, но свекровь ненавидела. Её слова о втором ребёнке до сих пор жгли. Узнав о моей второй беременности, она скривилась:
— Зачем вам ещё один? Ваню не воспитали, а тут новый! Дети — не игрушки, их растить надо!
— Мама, — поморщился Артём, — хватит. Мы рады.
Она никогда не следила за языком, обижая всех — меня, детей, даже Аню, свою дочь. Аня, тихая и робкая, выросла под её гнётом, боясь каждого окрика. Галина Петровна винила её за всё, даже за развод.
— Зря я тебя родила, — бросала она Ане. — Думала, спасу семью, а ты только хуже сделала!
Артём защищал сестру, но не всегда справлялся. В восемнадцать он ушёл из дома, отслужил в армии, выучился на электрика и с другом открыл фирму по ремонту техники. Бизнес рос, Сергей Иванович помогал, гордясь сыном. Галина Петровна же только критиковала:
— Чего хвалить? Ты не для меня стараешься!
Вечером, после ухода свекрови, я позвонила Ане. Она жила в Тольятти с мужем и дочкой.
— Как ты, Ань? — спросила я. — Артём сказал, мама у тебя гостит.
— Тяжело, — вздохнула она. — Кричит, что дочка избалованная, что я плохая мать. Хочу её отправить домой, но боюсь.
— Поговори с ней, — посоветовала я. — Артём смог. Ты тоже можешь.
— Не знаю, — прошептала Аня. — Она меня с детства давила. Но я попробую.
Я улыбнулась, надеясь, что Аня найдёт силы.
Через неделю мы с Артёмом поехали к Сергею и Марине. Их дом в пригороде Самары утопал в цветах. Марина, как всегда, накрыла стол, а Сергей играл с Ваней и Костей в футбол.
— Как Галина? — спросила Марина, наливая чай.
— Такая же, — вздохнул Артём. — Обиделась, не звонит.
— Она не изменится, — мягко сказала Марина. — Но вы — молодцы. Семья у вас крепкая.
Я благодарно кивнула. Марина всегда была для меня примером тёплой, но сильной женщины.
Вскоре Костя пришёл из школы расстроенный. Учительница рассказала, что его дразнят из-за бабушкиных слов о «нагулянном». Я обняла сына:
— Ты — наш, и мы тебя любим. Бабушка ошибается.
— Почему она такая? — спросил он.
— Не знаю, — честно ответила я. — Но мы — твоя семья, и это главное.
Я поговорила с учительницей, и та пообещала разобраться. Костя вскоре повеселел, но я поняла: свекровь нужно держать подальше.
Галина Петровна не появлялась три месяца. Артём звонил сестре, узнавая, что мать теперь тиранит Аню. Я жалела Аню, но радовалась тишине дома. Дети не скучали по бабушке, и я поняла, что они никогда не были к ней привязаны.
— Она сама виновата, — сказал Артём. — Я устал её оправдывать.
Соседи доносили, что Галина Петровна жалуется на меня, называя «нахлебницей». Но я не обижалась. Её одиночество — её наказание. Аня, возможно, тоже устанет терпеть. Я верила: мы с Артёмом и детьми построили то, чего она никогда не умела — семью, где царит любовь.
Прошёл год. Мы с Артёмом отмечали годовщину свадьбы в кафе у Волги. Ваня и Костя, подросшие, шутили за столом, а мама звонила, поздравляя. Галина Петровна переехала к сестре в деревню, и Артём, скрепя сердце, навещал её раз в месяц. Аня, вдохновлённая братом, ограничила общение с матерью, найдя покой. Я смотрела на своих мужчин и думала: мы справились. Любовь и терпение победили. А в кармане лежал подарок от Марины — голубая чашка, как символ мира в нашем доме.