Павел Аркадьевич не так давно похоронил свою жену. Мужчина пребывал в полной растерянности, не понимая, как человек может вот так взять и умереть ни с того ни с сего? Лет им с супругой было еще совсем немного, сорок с небольшим таким хвостиком. Вся жизнь, можно сказать, впереди. Да и дел в этой самой их жизни было по горло. У Павла Аркадьевича и его жены Надежды Николаевны было пятеро детей. Младшей, Настеньке, едва исполнилось четыре годика, а ее сестре Тане не было и шести лет. Трое старших сыновей тоже были еще не совсем взрослыми, хотя с ними хлопот было гораздо меньше.
В общем, мать, как ни крути, была крайне необходима. И детям, и самому Павлу Аркадьевичу. В смысле, без жены ему было туго. Семья, между прочим, проживала в сельской местности и, как полагается, вела свое хозяйство. Куры, козы, индюки. А еще двое поросят, как раз не так давно приобретенных у заводчика. Павел Аркадьевич попросту не представлял, как он в одиночку со всем этим будет справляться? Нет. Уход за животными мужчину как раз ничуть не смущал. Но вот дети! Старшие еще куда ни шло. Их Павел с супругой уже потихоньку приучали к хозяйству. Но вот младшие! Что с ними делать?
— Жениться тебе надо! — заявила сестра Павла, едва миновал сороковой день после смерти Надежды.
Павел косо посмотрел на сестру, но отвечать ничего не стал. Любка хотя и работала в городе заведующей продуктового супермаркета, а все так же, как и раньше, несла всякую чушь. Жену свою Надежду Павел почти всегда любил. За редким исключением, когда она принималась критиковать его хобби. И теперь Павлу ее ужасно недоставало. Именно Нади, а не просто какой-то любой женщины. Да и какой из него жених, если у Павла Аркадьевича уже половина волос на голове отсутствует?
Спустя еще четыре месяца, когда все силы и аргументы Павла Аркадьевича были растрачены на двух неуправляемых младших дочерей и на не менее капризную пару поросят, мужчина и сам начал задумываться о том, что новая жена в хозяйстве была бы нелишней.
— Только где такую в наше время сыщешь? — жаловался Павел своим товарищам, отдыхая от насущных проблем за рюмкой чая.
Вообще, Павел не любил спиртные напитки. Но в последнее время ему стало казаться, что иначе просто не выжить. В те редкие моменты, когда мужчине удавалось урвать хотя бы один час для самого себя, он еще более остро ощущал всю безысходность собственного положения. Ну не может мужик (если он, конечно, не киношный супергерой) один растить пятерых детей! Не говоря уже об остальном животном мире, населяющем его усадьбу.
Свободных баб, хотя бы мало-мальски подходящих на роль супруги для Павла Аркадьевича, в их поселке не наблюдалось. К этому мнению мужики, с которыми делился Павел своими мыслями, пришли единогласно.
— Надо в городе искать. Там одиноких баб полно! — подал идею Колян Лопатин.
— Ага! Баб-то может и много, да толку от них? Они ногти нарастили такие, что ими можно землю боронить! — высказал свое мнение Серега.
— Это точно. Городские фифы сюда не поедут. Никаким калачом их не заманишь. А если и поведутся на Пашкин могучий торс, так сбегут через неделю, пару разов в навоз наступивши, — усмехнулся в усы дед Василий.
— Да. Что ни говорите, а нелегко сейчас нашему брату женщину достойную найти. Чтобы и работы не боялась, и не особо на самой себе зациклена была, — поддержал его еще кто-то из компании.
— Надежда моя такой и была, — вздохнул Павел Аркадьевич и потер нос, чтобы никто не заметил навернувшиеся на глаза слезы.
В следующий раз, когда сестра Павла Аркадьевича в очередной свой приезд снова заговорила с ним о поисках новой жены, мужчина, к ее удивлению, возражать не стал.
— Вот и правильно, Павлуша! Вот и славно! Чего одному век куковать? Ты у нас мужик видный и не старый еще. Тебе жену найти, что раз плюнуть.
— Ты по делу говори. Есть у тебя кто на примете или как? — несколько смущенно проговорил брат Любови.
— А как же, — ухмыльнулась женщина, — ты даже, возможно, вспомнишь ее. Мы как-то со Светой приезжали к вам. Яйца она у вас покупала и из овощей что-то. Ты тогда Светлане очень приглянулся, только тогда у тебя Надька была, да и Светка с мужем еще не разбежались.
— А сейчас что же?
— Сейчас Светик совершенно свободна. И тобой давно уже интересуется.
Люба, довольная собой, улыбнулась. А заметив растерянный взгляд брата, добавила:
— Да ты не дрейфь, Павлуша, Светка, девка веселая, моментально тебя от хандры излечит!
«Веселая» Светка прибыла на смотрины уже в следующие выходные. Ее наряд отличался нереально яркими цветами и красками, затмевая собой даже цветы, растущие в палисаднике. Самый старший сын Павла Артем, что осенью должен был пойти в восьмой класс, при виде женщины хихикнул:
— Вот это индюшка к нам пожаловала! Чувствую, наши птички ее за свою примут.
Павел строго посмотрел на сына, хотя и сам чуть было не рассмеялся, разглядывая предполагаемую свою невесту.
Все выходные женщины провели в гостях у Павла и его семьи. То, что было весело — это уж точно. Павел несколько раз бегал в сельский продуктовый магазин, покупая шампанское для данного «праздника». В конце концов, он так устал за эти два дня, что утром следующей недели с огромным удовольствием отправился на работу.
К слову сказать, Павел Аркадьевич с самых юных лет трудился трактористом на местной птицефабрике. Дело свое он любил, за техникой следил исправно, и поэтому руководство его ценило даже очень.
— Ну как все прошло? Как тебе невеста? — накинулись на Павла сослуживцы.
— Даже не знаю, — почесав редеющую макушку, ответил Паша. — Веселиться она точно умеет. Песни орет так, что дед Василий, живущий через дом, два дня подряд хохотал на всю улицу. А вообще, она обещала приехать через неделю, у нее там вроде отпуск как раз намечается.
Спустя семь дней Светлана, как и обещала, вновь появилась в доме Павла. На этот раз она приехала на такси и привезла с собой несколько баулов. Дети поначалу крутились возле этих сумок в надежде на то, что там имеются подарки и для них. Но мешки были заполнены только яркими тряпками, что представляли собой наряды Светланы.
Спустя час после своего приезда женщина поинтересовалась, когда они начнут жарить шашлык и накрывать на стол.
— Вообще, мы ужинаем ближе к шести вечера. Но если ты голодная, в холодильнике есть вчерашний суп, — ответил Павел, с ужасом вспоминая прошлые посиделки.
— Да нет. Я потерплю до ужина, — ласково улыбнувшись, сказала гостья и, засучив рукава, спросила, — чем тебе помочь?
Впервые Павел посмотрел на подругу своей сестры с интересом и даже подумал, каково это будет жить вместе с ней? До этого образ Светланы попросту совершенно не вписывался в его привычный мир. Поэтому Паша тоже улыбнулся ей и отправил в помощницы к своим сыновьям, которые в это время пололи грядки.
Светлана внутренне была готова к тому, что ей придется ковыряться в земле. Ее подруга Люба дала строгие указания на этот счет.
— Смотри, Светик, мой брат любит работящих! — напутствовала она будущую невесту Павла, и Света решила во что бы то ни стало сразу же продемонстрировать собственную трудоспособность.
Светлана считала, будто на ее жизненном пути постоянно попадались «не те мужчины». А вот Павел — совсем другое дело! Поэтому в борьбе за него женщина решила преуспеть.
С усердием взявшись за дело, городская жительница не замечала ни палящего солнца, ни грязи под ногтями, которую не остановили даже надетые ею две пары перчаток. Ни того, что вместе с сорняками она уничтожила и часть будущего урожая. По прошествии пары часов настрой Светланы несколько изменился. Женщина не могла разогнуть спины, у нее болели колени и раскалывалась голова. Света взглянула на часы и пришла в ужас. До ужина и предполагаемого отдыха оставалось еще целых полтора часа!
Все остальные обитатели этого дома как ни в чем не бывало продолжали трудиться. Даже две младшие девочки что-то там поливали в палисаднике, нося воду в маленьких ведерках.
— Света, ты не устала с непривычки? — подошел к согнувшейся пополам женщине ее вожделенный жених.
— Голова что-то болит. Я, наверное, отдохну немного. Можно?
— Ну конечно! Ты же гостья, можешь отдыхать сколько хочешь. Мы с детьми еще немного тут поработаем, а через часик освободимся и будем ужинать. Хорошо?
Светлана кивнула и внезапно изменившейся походкой, ковыляя, направилась к дому. Через некоторое время через открытое окно донесся ее громкий храп, и оставшееся до ужина время сыновья Павла не переставали шутить по этому поводу.
Проснулась Света будто еще более уставшей.
— Павел, а может быть, выпьем вина с устатку? — предложила гостья.
Паша испуганно посмотрел на нее. Он еще не забыл, насколько «весело» бывает в компании Светланы после того, как она чего-нибудь выпьет.
— Ты знаешь, лучше не пить в такую жару. Это опасно, — поспешил отказаться от предложения Павел. После чего Света заметно приуныла.
Поужинав обычными щами и молодым отварным картофелем, Светлана присела на скамейку возле дома и стала наблюдать за тем, как Павел продолжает что-то делать на своей усадьбе. Глядя на него, женщине вдруг показалась не такой уж хорошей идея выйти за него замуж. Грубая деревенщина, о чем с ним говорить? Да и жить в этой глуши Свету не особо привлекало. Чего доброго, через год-другой она будет выглядеть как старуха.
— Паша, я забыла тебе сказать. Мне завтра нужно будет уехать. Пока не знаю, когда я вернусь. В общем, сообщу тебе, — с невероятным облегчением спешно проговорила Света, когда Павел, направляясь в свинарник, прошествовал мимо нее с ведром каких-то помоев.
Светлана в село больше не вернулась. Впопыхах она даже забыла парочку из своих вещей, которые младшие дочери Павла по недосмотру тут же порезали на наряды для своих кукол.
Первый негативный опыт привел Павла Аркадьевича к такому выводу — затея с женитьбой — это бред собачий. Такой, как Надя, ему больше нигде не найти, и поэтому нечего дурью маяться. Человек со всем способен свыкнуться. Павел уже потихоньку осваивал рецепты из поваренной книги своей жены, устав питаться только тем, что он или кто-то из его сыновей умели готовить. Он привык вставать еще раньше, чем раньше, и ложиться спать за полночь, чтобы все успевать. Вот только делать прически Тане и Насте у него ну никак не выходило. И еще он не знал, как утешать девчонок, когда они принимались плакать, каждый раз жалуясь на то, как им не хватает мамы.
То, что Павел Аркадьевич решил для себя вести холостую жизнь, никак не повлияло на мнение окружающих на этот счет. Все, кто знал Павла, будто сговорились в своем намерении вновь женить овдовевшего мужчину. Где и кого бы Павел ни встретил, разговор непременно заходил о его несемейном положении. Мужчина предложения эти чаще всего игнорировал. Но однажды ему вновь пришлось задуматься о собственной женитьбе.
Средний сын Павла Лешка, до того, как умерла его мама, усиленно занимался футболом. Он был отличным нападающим в школьной команде, но в последнее время уже не мог столько времени уделять занятиям спортом. Как-то раз Паша застал сына в слезах. Мальчишка, заметив отца, постарался скрыть следы своего расстройства, но Павел усадил его рядом с собой и спросил:
— Что случилось, Леш? Рассказывай.
— Тренер выбрал нового нападающего. Сказал, будто без постоянных тренировок я теряю свои навыки.
Павел Аркадьевич тяжело вздохнул и, помолчав некоторое время, проговорил:
— Ты давай, начинай снова усиленно тренироваться. Наверстаешь упущенное, и все будет хорошо.
— Ага, а Артем с Сашкой будут за меня дома отдуваться! Так что ли?
— Я сам возьму на себя часть твоих обязанностей и с братьями твоими поговорю. Они поймут. Мы же одна семья, Леша.
Этот разговор с сыном и заставил Павла Аркадьевича вновь задуматься о поисках хозяйки к ним в дом. Невозможно четырем мужикам и двум маленьким девочкам справляться без женских рук. Павлу было известно, как его сыновьям не нравиться мыть полы и убираться в доме. Хотя они никогда не жаловались ему напрямую на это. Отец и сам выполнял часть женских обязанностей, но с непривычки у них у всех выходило не слишком хорошо. Да и времени катастрофически не хватало. Огород зарастал, дом покрывался пылью, а его сыновья уже позабыли, что такое обычные мальчишеские игры. Не говоря уже о его дочках, которым больше всех недоставало женского тепла и ласки.
Еще раз хорошенько все взвесив, Павел Аркадьевич решился переговорить с Антониной, что работала в сельском медпункте. Недавно она рассказывала ему о своей сестре, что так же, как и Павел, вдовствовала. Антонина тогда завела разговор этот, будто бы так, между прочим. Но Паша уже знал, куда она клонит. Половина села также «безо всякого умысла» рассказывала ему о своих одиноких родственницах или знакомых.
— Антонина, ты о сестре своей говорила на днях. Будто вдовствует она? — спросил Павел Аркадьевич, забирая в аптечном пункте, что располагался прямо в здании медпункта, витамины для своих дочек.
— Ой, да, Паша. Лена два года уже как овдовела. Раньше она с мужем тоже в сельской местности жила, а теперь в город поближе к детям перебралась. Только жалуется постоянно на одиночество. Тяжело женщине одной остаться в сорок лет. Понимаешь?
— Понимаю, — покивал головой Павел.
Он потер пальцем нос, не зная, как продолжить разговор.
— Хорошо было бы, Паша, если бы вы с моей сестрой познакомились? Правда же?
— Хорошо, наверное.
— Вот и славно. Я тогда переговорю с Леной, если ты не возражаешь?
Павел Аркадьевич не возражал, и уже через некоторое время Антонина привезла свою сестру в поселок. Знакомиться.
Вдова Елена была полной противоположностью предыдущей невесте Павла. Худощавая, высокая и немногословная. Она была одета во все черное, будто до сих пор носила траур по своему усопшему два года назад супругу. При виде нее обе дочки Павла спрятались за печку, а сам Павел почувствовал себя очень-очень неуютно.
На этот раз не было никаких посиделок по поводу знакомства. Елена даже отказалась от рюмки домашней настойки ради приличия предложенной Павлом. Она со знанием дела обошла весь участок, проверив и хозяйственные постройки, и даже заглянула в гараж, где Паша ради удовольствия занимался починкой старых мотоциклов, однако совершенно забросив свое хобби после смерти жены.
Вероятно, и сам Павел, и его хозяйство Елене понравились. Потому что в скором времени она передала через сестру свое согласие на переезд в дом Павла. Она так и сказала: «Согласна переехать к Павлу, а свою квартиру в городе я пока буду сдавать». Павел Аркадьевич, переборов самого себя и все свои сомнения, сообщил Антонине и о своем согласии на переезд ее сестры. Первую же ночь после своего внезапного переезда Елена, проявив настойчивость, провела в спальне Павла. Как непривычно было Павлу Аркадьевичу обнимать почти совсем незнакомую ему женщину, но мужское начало взяло верх, и так они стали жить вместе.
Хозяйкой Елена была так себе. Это Павел понял сразу. По горам грязной посуды, оставленной в раковине до утра, чего его Надя никогда не допускала, и по всему остальному. Елена не сидела без дела, но выполняла работу нехотя и как бы спустя рукава. Павел не жаловался на беспорядок в доме и плохо прополотые грядки. Все же с появлением Лены и ему, и старшим сыновьям стало немного полегче.
Прошел месяц, потом второй. Урожай общими усилиями был убран, и Павел потихоньку стал привыкать к Лене. Он уже не вздрагивал каждый раз, когда она заходила в спальню в своем длинном черном шелковом халате. И не обращал внимания на то, что его постиранные рубашки пахнут чем-то затхлым. Лена все чаще заговаривала с ним о том, чтобы узаконить их отношения, и Паша стал склоняться к тому, что она права. Не дети уже, сколько можно присматриваться друг к другу? Да и люди языками перестанут чесать насчет их отношений с Леной.
В тот день выпал первый снег, и навалило его совсем немало. Паша, возвращаясь домой с работы, вспоминал, как Надя в такие моменты всегда выводила детей во двор, и они лепили снежную бабу. Его жене всегда казалось, будто грех это — упускать из жизни возможность дарить кому-то радость.
На этот раз снежной бабы во дворе не наблюдалось. Зато на крыльце стояла заплаканная Таня и, едва завидев отца, бросилась к нему.
— Что такое, что случилось? — спросил Павел, подхватив дочь на руки.
Танюшка молчала, уткнувшись ему в шею. С дочерью на руках Павел вошел в дом и замер. Леша обрабатывал ссадину на щеке Насти, а двое его старших братьев стояли рядом и волком смотрели на свою будущую мачеху.
— Что у вас тут происходит? — задал вопрос Павел, сразу же направившись в сторону младшей дочери. При виде него девочка горько заплакала, хотя до этого стойко терпела, пока брат пытался намазать ее зеленкой.
— Что происходит?! — взвизгнула Елена. — Твой сын меня ударил! Вот что у нас происходит!
— Как это ударил?! Этого не может быть! — опешил Павел, метнув взгляд на старшего Артема.
— Очень даже может быть! Твои дети, Павел, совершенно не управляемы! Ты им потакаешь во всем, вот они и не слушаются!
— Погоди, Лена, я ничего не понимаю. Кто именно тебя ударил?
— Не ударил, а толкнул, — вступил в разговор старший сын Паши. — Ударилась она сама. Об угол печки. И то не сильно, даже синяка не останется. И я извиняться перед ней не собираюсь. Ладно мы с братьями. Мы мужики, стерпим ее «уроки воспитания», как она это называет. Но сестер я ей не позволю обижать!
Павел сдвинул брови. Мужчина, кажется, начинал понимать, что происходит в его доме. Он подошел к своей младшей дочери и спросил:
— Настя, откуда у тебя эта царапина на щеке?
Девочка метнула испуганный взгляд в сторону Лены и ничего не ответила.
— И как давно это продолжается? — Павел вновь обратился к Артему.
— Фактически сразу, как только она появилась здесь.
— Почему молчали?
— Она говорила, ты в курсе, и велел ей нас воспитывать, как ей вздумается.
— Понятно.
Пока Павел Аркадьевич беседовал со своими детьми, Елена пыталась встрять в разговор и что-то объяснить Паше. Но он не обращал на нее никакого внимания, будто это стул издает какие-то звуки или тумбочка неожиданно заговорила. После смерти Нади Павел еще больше стал дорожить своими детьми. Они, все пятеро, были его единственной отрадой, и ради них Павел готов был на все. А сейчас, получалось, в его же доме обижают его детей, а он даже не подозревает об этом!
Когда Павел Аркадьевич запихивал вещи несостоявшейся невесты в ее же чемоданы, Лена фактически висела на нем и продолжала что-то там «объяснять». Паша лишь отмахивался от «назойливой мухи» и продолжал молча делать свое дело. Через пятнадцать минут в доме не осталось ничего, что напоминало бы о Лене. Разве что не слишком приятный аромат ее духов все еще витал в воздухе, но и он через какое-то время полностью выветрился.
Той ночью в кровати Павла спали две его дочки, улегшись по обеим сторонам от отца. Павел, лежа на спине и глядя в потолок, плакал без слез и просил у своей жены прощения за то, что не смог защитить собственных детей от жестокости посторонней им женщины. Старшие сыновья после отъезда Елены рассказали Павлу о том, как мачеха пыталась «воспитывать» их. В основном, конечно, при помощи колких и обидных слов, а иногда и отвешивая оплеухи. Мальчишки молчали обо всем, что творилось в доме, еще и потому, что боялись огорчить отца, ведь его жизнь вроде бы только-только начала налаживаться. Но когда Елена ударила по щеке самую младшую Настю, расцарапав ей лицо своим ногтем, братья не выдержали и встали на ее защиту.
Следующей весной, когда приближалось время посадки, к Павлу Аркадьевичу зашла его соседка Зинаида.
— Паш, такое дело у меня к тебе… Ты только выслушай, не злись.
На селе уже все знали, как Павел Аркадьевич реагировал на предложения познакомить его еще с какой-либо женщиной. Хотя Паша и никому ничего не рассказал о том, отчего выставил вон последнюю невесту, но все-таки люди строили свои собственные догадки и понимали — непросто так Павел Аркадьевич поступил таким вот образом.
— Чего ты хотела? Если рассаду предложить, так я сам в этом году вырастил.
— Нет, не рассаду. Ко мне племянница приезжает на лето. В трудную ситуацию она попала. Ну да я не об этом. Подработать она хотела где-нибудь у нас. Вот я о тебе и подумала. Плохо тебе без помощницы в доме, рук-то не хватает.
— Рук не хватает, но ноги ни одной женщины больше в моем доме не будет. Вот если бы племянник к тебе приехал, так я бы его нанял без лишних разговоров.
— Нет у меня племянника, только Дуся, единственная родственница. Она у меня в другом городе жила. Родители померли, а Дуся умничка, свой бизнес вела. Да только муж ей попался — гад паршивый. Обобрал девчонку как липку и долги на нее повесил.
— Сожалею, Зинаида. Но от решения своего не отступлю. Была бы твоя Дуся мужчиной — добро пожаловать.
Дуся оказалась молодой женщиной тридцати с небольшим лет. Она была улыбчивой и приветливой, и так как участок Зинаиды граничил с огородом Павла Аркадьевича, виделись они довольно часто. Дети Павла так и вовсе души не чаяли в приезжей, так что через некоторое время все пятеро стали умолять отца взять Дусю к ним помогать по хозяйству.
Павел и сам уже изменил свое мнение на этот счет. Во-первых, племянница Зинаиды была слишком молоденькой, чтобы метить на роль очередной невесты для него. А во-вторых, Дуся была примерной работницей. Это стало ясно, когда она устроилась мыть полы в офисном здании птицефабрики, где работал Павел. Так вот, бухгалтера и остальные женщины из конторы не могли нахвалиться на племянницу Зинаиды.
Приняв, наконец, решение Павел Аркадьевич лично переговорил с Евдокией и определил фронт работ для нее. Дуся стала приходить к ним в дом в дневное время суток, а по вечерам так же прибиралась в офисе. В первый же день, придя с работы домой, Павел не узнал собственное жилище. Вокруг все сияло чистотой, а в воздухе витали ароматы свежей выпечки. На секунду Паше показалось, будто бы сейчас он услышит голос своей покойной жены Нади и Павел зажмурился. Господи, до чего же хорошо! Как же он соскучился по атмосфере уюта, которую, что ни говорите, а создать способна только настоящая женщина!
Тем же вечером Павел Аркадьевич пришел в дом Зинаиды и лично поблагодарил Дусю за такую хорошую работу. Девушка смутилась от его слов, но виду не подала. Деловито, по-мужски пожала его широкую ладонь и произнесла с иронией:
— Сработаемся.
Лето полетело, точно загнанный заяц — вприпрыжку. А где-то в конце августа, когда Павел со своей семьей и помощницей Дусей все вместе собирали урожай яблок, мужчина, наблюдая за тем, как Дуся общается с его детьми, внезапно осознал для себя кое-что. От этой мысли его прошиб холодный пот, и Павел чуть не выронил из рук лестницу. Еще некоторое время Паша пытался убедить самого себя в том, что все это вполне естественное физическое желание. Но потом ему все равно пришлось признать очевидное — он без памяти влюбился в свою домработницу, как в шутку называл Паша Дусю.
Это открытие повергло Павла в настоящее уныние. Мужчина считал, будто между ним и Дусей настоящая пропасть. Живая и красивая, точно майский цветок, Дуся казалась ему еще более недосягаемой, чем луна. Да и от собственных внутренних установок в отношении с женщинами Паша тоже отказываться не собирался. Из-за всех этих «несоответствий», которыми Павел изводил сам себя, он стал раздражительным и однажды, сам не понимая отчего, накричал на Дусю за то, что она оставила инвентарь не в том месте.
Обычно Дуся никогда ни на кого не обижалась, чаще отшучивалась или отвечала что-нибудь дерзкое. В зависимости от ее настроения. Но на этот раз в глазах ее блеснули слезы, и Дуся, швырнув на землю пустое ведро, выбежала за ворота.
Несколько секунда Павел стоял на месте и смотрел вслед Дусе. А потом бросился за ней. Он догнал ее в поле, и они долго о чем-то спорили, размахивая руками и, то повышая голос, то переходя на полушепот. А затем Паша и Дуся вернулись назад.
Проходя под окнами дома, они услышали голос маленькой Насти, которая играла в куклы.
— Я люблю тебя, принцесса Дуся! — говорила Настя сама с собой. — И я люблю тебя, мой ненаглядный король! Тогда можно я тебя поцелую? Можно!
Раздалось громкое чмоканье, изображающее, как кукольные король и принцесса целуются. Тогда Павел, не выдержав, притянул к себе Дусю и тоже поцеловал ее.
— Тише, не спугните их, — послышалось из-за сарая.
— Сам ты тише! Не толкайся.
— Замолчите оба! — зашикал на братьев Артем.
Голоса сыновей доносились, будто откуда-то издалека. Павел думал о том, что нужно бы остановиться и прогнать наглых шпионов. Но оторваться от ее губ было попросту невозможно, и Паша, махнув на все рукой, впервые за последние полтора года позволил себе быть счастливым.
Свадьбу сыграли в начале ноября. Дуся ждала ребенка, и Паше хотелось поскорее узаконить их отношения. В деревне вовсю судачили о них, говорили, будто Пашка искал себе помоложе, вот и рылся в невестах. Да и пусть себе болтают. Она, Дуся, не молодостью его привлекла, а свойствами ее души и огромной любовью к его детям. Последнее так же верно, как то, что день сменяет ночь. Дети Павла Дусю любили почти так же сильно, как свою маму. И это было самым важным для Павла. Самым-самым важным!
