Ровно в два часа дня в доме Соколовых раздался звонок. Галина вздрогнула и выронила ложку, которой помешивала борщ. Пятьдесят лет назад в этот самый час она стала женой Федора.
Пятьдесят лет – это же целая жизнь!
— Федя, открой! Это, наверное, Ирочка с детьми, — крикнула она, вытирая руки о передник.
Из гостиной донеслось кряхтение – Федор поднимался с любимого кресла. В последнее время колени его беспокоили все сильнее, но к врачу он идти отказывался. Мужчина, говорил, должен терпеть.
— Мамуля! Папуля! С праздником! — Ирина ворвалась в прихожую, как вихрь, несмотря на свои сорок восемь. За ней, гремя пакетами, вошли внуки – Саша и Маша.
— Ба, дед, это вам! — Маша, самая младшая, протянула огромный букет золотых хризантем.
Галина всплеснула руками:
— Ой, красота какая! Федя, посмотри!
Федор кивнул, улыбнулся, но как-то рассеянно. Галина отметила про себя, что муж сегодня будто не в своей тарелке. С самого утра ходил задумчивый, даже не доел любимую яичницу.
— Так, стол на веранде накрыт? — деловито спросила Ирина, снимая пальто. — Гости будут через полчаса. Я торт привезла, как ты любишь, мам, с безе.
— Все готово, доченька, — Галина поцеловала дочь в щеку. — Твой папа весь сад для праздника вычистил, беседку украсил. Всю неделю трудился, старался.
Федор хмыкнул и отвернулся, будто смутившись. Потом вдруг подошел к жене сзади и неловко обнял за плечи – жест, не свойственный ему в последние годы.
— Галя, можно тебя на минутку? — тихо произнес он.
— Сейчас, Феденька, — она похлопала его по руке. — Дай с детьми поздороваюсь толком. Полста лет вместе прожили, пять минут подождешь!
Он кивнул и снова отошел, а в глазах мелькнуло что-то похожее на тревогу. Галина собралась было спросить, что случилось, но тут снова раздался звонок – начали прибывать гости.
Следующие два часа дом гудел как улей.
Старые друзья, соседи, бывшие коллеги – все пришли поздравить «золотых молодоженов». Стол ломился от угощений, звенели бокалы, звучали тосты. Ирина принесла старый альбом, и гости с восторгом разглядывали фотографии молодых Галины и Федора.
— Ой, Галка, ты тут такая красавица! — восхищалась Нина Петровна, соседка. — А Федор-то, Федор! Настоящий Ален Делон!
— Да ладно вам, — отмахивалась Галина, но в душе приятно щемило от воспоминаний. Какими же они были молодыми, какими влюбленными! А ведь родители Гали были против – говорили, не пара он ей, этот детдомовский, без роду, без племени.
— А вот, смотрите, это их свадьба! — Ирина перевернула страницу. — Мама в платье бабушкином.
Федор, до того молчавший, вдруг встал из-за стола:
— Простите, мне нужно… — и, не договорив, вышел на крыльцо.
Галина нахмурилась. Что с ним сегодня? В такой день – и такое настроение.
— Давайте выпьем за виновников торжества! — провозгласил их старый друг Михалыч, поднимая бокал. — За Галину и Федора, которые доказали, что настоящая любовь может длиться вечно!
Все зааплодировали. Галина улыбнулась, но глаза ее искали мужа. Наконец она извинилась и вышла следом за ним.
Федор стоял, опершись о перила крыльца, и смотрел куда-то вдаль, на золотые от осени яблони их сада.
— Федя, что с тобой? — Галина тронула его за плечо. — Ты нездоров?
Он обернулся, и она вдруг увидела в его глазах слезы. За пятьдесят лет она видела, как он плакал, всего дважды: когда родилась Ирина и когда умерла его мать.
— Галя, — голос его дрогнул, — нам нужно поговорить. Не сейчас, после, когда все уйдут.
— Что случилось? — в сердце кольнуло. — Ты меня пугаешь.
— Ничего страшного, — он попытался улыбнуться, но вышло неубедительно. — Просто… Давай потом, ладно? Я должен тебе кое-что рассказать. Что-то важное.
Этот вечер должен был стать одним из самых счастливых в их жизни. Но теперь вдруг стал тревожным. Галина механически улыбалась. Принимала поздравления, резала торт. Но мысли все время возвращались к словам мужа. Что такого важного он хочет ей рассказать? Почему сегодня? И почему у него такой виноватый вид?
Наконец гости разошлись. Ирина с внуками осталась помочь с уборкой, но Федор мягко отстранил дочь:
— Спасибо, доченька, но мы с мамой справимся. Вы езжайте, уже поздно, детям завтра в школу.
— Уверены? — Ирина переводила взгляд с одного родителя на другого. — Мы можем остаться на ночь.
— Нет-нет, — Галина поцеловала дочь. — Езжайте. Все хорошо.
Когда за Ириной захлопнулась дверь, в доме повисла звенящая тишина. Галина начала собирать посуду со стола, ее движения были резкими, нервными.
— Оставь, — тихо сказал Федор. — Сядь, пожалуйста. Нам нужно поговорить.
Галина медленно опустилась на стул. Сердце колотилось где-то в горле.
— Ты болен? — выпалила она свой самый страшный страх. — У тебя что-то нашли?
— Нет, что ты, — он покачал головой. — Я здоров. Дело не в этом.
Федор сел напротив, сцепил руки перед собой. Его обычно уверенный взгляд теперь метался по комнате, избегая ее глаз.
— Галя, я должен тебе кое в чем признаться, — наконец произнес он. — Что-то, что я скрывал от тебя… все эти годы.
Она замерла. Что он хранил в тайне пятьдесят лет?
— Помнишь, в первый год нашей свадьбы я ездил в командировку в Ленинград? На три недели.
Галина кивнула. Конечно, помнила. Она тогда скучала так сильно, что писала ему письма каждый день, хотя знала, что они все равно придут, когда он уже вернется.
— Там… — Федор сглотнул, — там я встретил женщину. Мы работали над одним проектом. И я… я предал тебя, Галя.
Мир остановился. В ушах зашумело, как будто она оказалась под водой.
— Что? — только и смогла выдавить она.
— Это случилось всего раз, — быстро заговорил он. — Я сразу же понял, какую совершил ошибку. Мне было стыдно, Галя, так стыдно, что я не мог смотреть себе в глаза. Я поклялся, что больше никогда, никогда не сделаю тебе больно. И я сдержал это обещание.
Галина сидела, оглушенная. Пятьдесят лет. Пятьдесят лет они прожили с этой тайной – он зная, она – нет.
— Почему ты рассказываешь мне это сейчас? — ее голос звучал странно, будто чужой.
Федор поднял на нее глаза, полные боли:
— Потому что я не могу больше жить с этой ложью. Не сейчас, когда мы празднуем пятьдесят лет вместе. Я должен был сказать тебе правду. Ты заслуживаешь знать всю правду о нашей жизни.
Галина встала, чувствуя, как подкашиваются ноги. Пятьдесят лет. Полвека жизни, построенной на лжи. Как это возможно?
— Кто она? — слова застревали в горле. — Я её знаю?
Федор покачал головой:
— Нет. Она из Ленинграда. Инженер. Мы больше никогда не виделись.
— А дети? — вдруг спросила Галина, и сама испугалась своего вопроса.
— Нет! — Федор вскинул голову. — Ничего такого, Галя. Это была ошибка, глупость молодости.
— Глупость? — в Галине вдруг закипела ярость. — Ты называешь это глупостью? А как назвать пятьдесят лет вранья?
Она схватила со стола фотографию в рамке — их свадебное фото — и с силой швырнула на пол. Стекло разлетелось осколками — точно как её представление о счастливом браке.
— Галя, прошу тебя… — Федор шагнул к ней.
— Не подходи! — она выставила руки перед собой. — Не смей меня трогать!
— Я должен был рассказать раньше, — голос Федора дрожал. — Но я боялся тебя потерять. Слишком сильно боялся.
— А сейчас, значит, не боишься? — горько усмехнулась Галина. — Удобно признаваться, когда мы уже старые, когда уже поздно что-то менять, да?
— Нет, Галя, не так, — он покачал головой. — Я просто не могу больше жить с этим грузом. Я хочу, чтобы последние годы нашей жизни были честными.
— Последние годы? — она рассмеялась, но смех больше напоминал рыдание. — А первые пятьдесят, значит, можно было и соврать?
Федор молчал, опустив голову. Что он мог сказать? Разве есть слова, которые могут исправить полвека обмана?
— Уйди, — тихо произнесла Галина. — Я не могу сейчас тебя видеть.
— Куда? — растерянно спросил он.
— Куда хочешь! К Михалычу, в гараж, хоть в сарай! Мне все равно. Я хочу побыть одна.
Когда за ним закрылась дверь, Галина рухнула на диван и, наконец, позволила себе заплакать. Слезы лились неудержимо, как будто прорвало плотину. Она плакала о молодой Гале, которая ждала мужа из командировки, не подозревая о предательстве. О годах, прожитых в неведении. О доверии, которое оказалось таким хрупким.
Утро застало Галину на том же диване.
Она не сомкнула глаз всю ночь. В голове крутились обрывки воспоминаний: вот они с Федором на танцах в парке, вот он делает ей предложение, вот рождается Ирина… И через все эти светлые картинки теперь проступало темное пятно предательства.
Федор не вернулся ночевать. Наверное, и правда ушел к Михалычу. Галина механически поставила чайник, достала чашку. Одну. Впервые за пятьдесят лет она завтракала в одиночестве.
Телефон зазвонил, когда она домывала посуду.
— Мам, как вы там? — голос Ирины звучал обеспокоенно. — Папа звонил Михалычу, сказал, что у вас… какие-то сложности?
— Все хорошо, доченька, — солгала Галина.
— Мам, я же слышу, что не хорошо. Я сейчас приеду.
Через полчаса Ирина уже была в доме. Один взгляд на мать – и она все поняла.
— Что случилось? — тихо спросила она, обнимая Галину.
И Галина, неожиданно для себя, рассказала. Слова вырывались сами собой, горькие, как полынь.
— Мама, — Ирина взяла ее за руки, когда она закончила. — Ты знаешь, как папа тебя любит. Всегда любил.
— Любит? — Галина горько усмехнулась. — Любящие люди не врут друг другу пятьдесят лет!
— Он сделал ошибку, — мягко сказала Ирина. — Одну ошибку за всю жизнь. И посмотри, как она его мучает. Он ведь мог промолчать, унести эту тайну с собой. Но он хотел быть честным с тобой.
— Спустя полвека! — Галина всплеснула руками. — Когда уже ничего не изменишь!
— А что бы ты сделала, узнав об этом тогда, в молодости? — тихо спросила Ирина.
Галина замерла. Что бы она сделала? Ушла бы от него? Осталась? Смогла бы простить?
— Не знаю, — честно ответила она. — Не знаю.
— Вот и он не знал, — Ирина сжала ее руку. — И боялся потерять тебя. Боялся разрушить семью.
— А сейчас уже не боится?
— Сейчас он боится умереть, унося с собой эту тайну, — просто ответила Ирина. — Боится, что вся ваша жизнь пройдет, а он так и не будет с тобой до конца честен.
Галина молчала. Что-то в словах дочери заставило ее задуматься. Действительно ли вся их жизнь была ложью? Или это был один поступок, одна ошибка, которую Федор искупал пятьдесят лет безупречной любовью и заботой?
— Где он сейчас? — наконец спросила она.
— У Михалыча. Сидит на веранде, смотрит на дорогу. Ждет, когда ты позволишь ему вернуться.
Когда Галина подошла к дому Михалыча, сердце колотилось как бешеное. Она увидела Федора на скамейке у калитки – сгорбленный, постаревший, но такой родной.
— Федя, — окликнула тихо.
Он вскинул голову, в глазах мелькнула надежда.
— Галя? Ты пришла…
— Пришла, — она села рядом. — Нам надо поговорить.
Они молча шли в парк – тот самый, где когда-то гуляли влюбленными. Осенние листья шуршали под ногами.
— За эти годы… был кто-то еще? — наконец спросила она.
— Никогда! — Федор посмотрел ей прямо в глаза. — Клянусь, Галя. Только ты.
— Почему сейчас, Федя? Почему не раньше?
— Помнишь мои боли в прошлом месяце? Когда ждал результатов, думал, что это конец… понял, что не могу уйти с этой тайной.
— Пятьдесят лет, Федя. Ты врал мне пятьдесят лет.
— Нет, Галя, — он покачал головой. — Я любил тебя пятьдесят лет. Каждый день старался быть лучшим мужем, искупить ту ошибку.
— Знаешь, что обиднее всего? — тихо сказала она. — Не сам поступок. А то, что ты не доверился мне.
— Я боялся потерять тебя больше всего на свете.
— А теперь не боишься?
— Боюсь, — его голос дрогнул. — Но еще больше боюсь, что вся жизнь пройдет без честности между нами.
Вечером они вернулись домой. Молча собрали осколки разбитой фотографии. Федор нашел новую рамку.
— Знаешь, — неожиданно сказала Галина за ужином, — я ведь тоже не была святой.
Федор удивленно поднял брови.
— Помнишь Сашу с завода? Он ухаживал за мной, когда ты был в той командировке. Я отказывала, конечно. Но мне было… приятно его внимание.
— Почему не сказала раньше? — изумился Федор.
— Зачем? Чтобы ты ревновал? Я выбрала тебя, остальное неважно.
Они проговорили до рассвета. Впервые за пятьдесят лет – искренне, без масок.
— Как думаешь, — спросил Федор, глядя на восходящее солнце, — мы правильно прожили эти годы?
Галина задумалась.
— Мы прожили их вместе, Федя. И это главное.
Через неделю они устроили еще одно празднование. Федор произнес тост:
— За мою Галю, которая научила меня, что настоящая любовь – это принятие друг друга со всеми ошибками. За еще пятьдесят лет – теперь без тайн.
Вечером они сидели на веранде под одним пледом.
— Знаешь, Федя, — сказала Галина, — я никогда не думала, что в нашем возрасте можно еще учиться любить по-новому.
Он крепче обнял ее. Они молчали, глядя на звезды. Впереди была еще целая жизнь – возможно, не такая длинная, но более глубокая и настоящая.
