— Вы его опять на руки взяли? — Инна стояла в дверях детской, возмущённо поджав губы. — Он потом всю ночь орать будет. Приучите к рукам, а мучиться будем мы.
— Так он же сам потянулся, — растерянно ответила свекровь. — Он заплакал, я хотела успокоить.
— Не надо. Это манипуляция. Ему всего три месяца, но дети прекрасно понимают, как вить верёвки из взрослых.
С первой встречи с младшей невесткой Алина чувствовала себя не опытной матерью, не бабушкой, а подозреваемой. Каждое движение приходилось просчитывать, будто за ближайшим углом её поджидал эксперт с блокнотом в лице Инны. Невестка контролировала всё: от запаха в квартире до того, какой мультфильм включили Артёму.
— Мы с Пашей решили, что ребёнка будем воспитывать сами, — сообщила Инна ещё до родов. — Без бабушкиных советов. И уж тем более без «а вот в наше время».
— Ну, как хотите, — ответила тогда Алина, хоть сердце неприятно сжалось. — Ваш ребёнок — ваше дело.
Поначалу она старалась не вмешиваться. Просто радовалась, когда родные приглашали их или сами приезжали в гости. Но даже эти редкие визиты быстро стали похожи на проверки санэпидемстанции. То им ковёр пыльный — «на нём же ребёнок ползает!», то у Виктора слишком громко щёлкает мышка — «у нас же тихий час, Артём проснётся».
— Кошка всё ещё у вас? — нахмурилась Инна, заглянув в комнату. — Надо её хотя бы на время изолировать. Может, поискать передержку. Пыль, шерсть, аллергены. Всё это вредно.
— Так мы уже почти двадцать лет с ней живём… — начала было Алина.
Но Инна перебила её.
— Вот и замечательно. Значит, пора расставаться.
После этого разговора Алина вышла на балкон и долго стояла там, глядя в осеннюю серость. К горлу подступила горечь. Не от слов, а от странного ощущения, будто их с Виктором просто терпят. Невестка словно проводила эксперимент под названием «ребёнок по методике Инны» и следила, чтобы свёкры не испортили его.
Павел в этих спорах молчал. Улыбался, кивал, лишь изредка бросал на мать виноватый взгляд. Но ни разу не встал на её сторону. Алина понимала: он уже сделал выбор. Не в их пользу.
Когда внук немного подрос, бабушке с дедушкой разрешили видеться с ним по графику: дважды в месяц, по часу. Но даже в эти короткие визиты они всё делали не так. Не тем тоном говорили, не ту игрушку дали, не так смотрели…
— Лучше не подходите, — говорила Инна, когда ребёнок начинал капризничать. — Вы его нервируете. Мне потом его полдня успокаивать.
В какой-то момент Алина просто перестала приезжать и предлагать помощь. Не из-за обиды, а из-за усталости. Постоянное ощущение, что ты чужой в своей семье, вытягивало все силы. Домой свекровь возвращалась вся выжатая.
Со временем они с Виктором стали держаться подальше. И чем меньше ходили к Павлу, тем спокойнее было на душе. Хотя бы не приходилось доказывать, что ты не враг.
Однажды Павел сам позвонил и пригласил родителей на Новый год. Сказал, что они хотят встретить праздники вместе, как семья. Алина удивилась, но обрадовалась: хоть внука увидит. Она купила подарки, испекла печенье, набрала пирожных в одной из лучших местных кондитерских. Свёкры жили в предвкушении и ожидании.
— Но ведь Новый год. Все едят сладости, — начал оправдываться Виктор, когда Инна, увидев коробки, моментально поморщилась.
— Вы его постоянно перекармливаете своими гостинцами! — вспыхнула она. — А потом у него живот болит, и он полночи орёт!
— Так ему уже почти четыре… — осторожно вставила Алина. — Он же не младенец.
— И что? — отрезала Инна. — Я лучше знаю, что ему можно, а что — нельзя.
С самого начала атмосфера была напряжённой. Артём сидел в углу на специальном коврике, за заборчиком из подушек, словно малыш. Инна периодически бегала проверять его самочувствие. Подарки, принесённые бабушкой и дедушкой, вручать внуку не стали. Инна сказала, что сначала «всё нужно протереть антисептиком», потом «посмотреть, нет ли мелких деталей», и только после этого «через пару дней можно будет дать».
— А можно мы с ним немножко поиграем? — с надеждой спросила Алина.
— Только вон теми кубиками. И не поднимайте его, пусть сидит. А вы руки мыли?
Даже родители Инны, сидевшие на другом конце стола, вели себя как дрессированные сторожевые собаки. Ни объятий, ни спонтанных улыбок. Всё строго по плану, в определённых невесткой дозах. Артём выглядел растерянным, как будто не понимал, зачем все пришли, если с ним никто не может пообщаться.
— Вы так и не отдали его в садик? — осторожно спросил Виктор, когда Инна ушла на кухню.
— Нет, конечно, — ответил Павел, не поднимая глаз. — Там антисанитария. И воспитатели… Ну, сам знаешь, на такую зарплату профессионал не пойдёт. Мы решили сами, дома.
Алина молча кивнула, больше — самой себе, и нервно отвела взгляд. Она не могла согласиться с такими методами воспитания, но никакие доводы не имели смысла. Их внук жил в стеклянной колбе под бдительным оком матери, и мир за пределами квартиры был ему не знаком.
После ужина Инна предъявила всем список из десяти пунктов: как правильно трогать ребёнка, можно ли подходить к нему с едой, какой уровень шума она считает допустимым. Даже громкие разговоры попадали под запрет, ведь «Артём начинает нервничать».
Список был не метафорическим, а буквальным: Инна всё аккуратно написала на листочках. Алина прошлась глазами по пунктам, сложила бумагу пополам и положила в сумку.
— Спасибо за ужин, — тихо сказала она. — Мы, пожалуй, пойдём.
Виктор уже в коридоре накинул куртку и прошептал:
— Я не понимаю, зачем нас вообще звали.
Алина только пожала плечами. Внутри было пусто. Надежда на воссоединение семьи снова разбилась о глухую стену.
Через год невестка родила второго ребёнка. Ни она, ни сын даже не сообщили об этом. Алина узнала о пополнении от их соседки. Ни звонка, ни сообщения, ни формального приглашения в роддом… Казалось, их вовсе вычеркнули из родового древа. Алина промолчала, лишь сухо поздравила, но осадок остался.
А ещё через несколько недель неожиданно позвонил Павел.
— Мы тут подумали, — начал он осторожно. — Может, вы возьмёте Артёма на выходные?
— Что-то случилось? — насторожилась Алина.
— Нет, просто… Пора социализироваться, ему скоро в школу. Мы пересмотрели кое-какие вещи.
Алина с Виктором переглянулись. Всё было понятно и без объяснений: новорождённый, усталость, нервы. Возможно, начали проявляться ошибки в воспитании старшего ребёнка. Но спорить свёкры не стали. Новая надежда на сближение пересилила обиду.
Когда Алина выключила телефон, Виктор вскинул брови.
— Думаешь, правда передумали? — спросил он.
— Думаю, им просто тяжело с двумя. Но пусть. Нужна социализация — дадим.
В пятницу Инна привезла Артёма. Мальчик стоял, прижавшись к её ноге, и отказывался заходить в квартиру. С собой он привёз рюкзак, бутылку с фильтрованной водой и новую инструкцию. На сей раз правил было намного больше.
— Здесь всё расписано, — строго сказала Инна. — Не повышайте голос, не включайте телевизор, не давайте сладкое, не заставляйте есть, не прикасайтесь без разрешения. И обязательно спрашивайте, не хочет ли он вернуться домой.
— А если захочет? — спросил Виктор.
— Сразу звоните. Мы приедем.
Артём зашёл в квартиру так, будто пришёл в музей. Он смотрел по сторонам, судорожно прижимая к груди свою бутылочку. Когда его пытались обнять, мальчик отстранялся, отворачивался, начинал хныкать. Об играх и речи не было: он не знал, что делать без мамы рядом.
— Давай построим башню из кубиков? — ласково предложила Алина. — Можем книжку почитать. Или пазл собрать. Чем хочешь заняться?
Мальчик только покачал головой, не сказав ни слова. Он сел на ковёр и начал тихо плакать. Через десять минут он уже рыдал, содрогаясь всем телом. Его невозможно было успокоить. Ни игрушки, ни мультики, ни мягкий голос не помогали.
Алина набрала номер Павла.
— Заберите его. Он в панике. Это не социализация, а стресс.
Через полчаса родители уже стояли в прихожей. Инна сразу начала с укоров:
— Он не привык к чужим! Мы зря пошли на это! Наверное, вы что-то сделали не так!
— Мы старались, — тихо сказала Алина. — Но он нас боится, а мы его не знаем.
Когда дверь закрылась, Виктор тяжело опустился на диван.
— Да уж… Мне кажется, они даже не пытаются наладить отношения. Просто хотят сбросить груз. Сами видят, что что-то пошло не так.
Алина молча кивнула. В её сердце поселилось грызущее ощущение. Не обида, не грусть. Скорее, отчаянное опустошение.
После того самого визита, закончившегося истерикой, у них так и не было полноценного разговора. Инна не писала. Павел не звонил. Алина с Виктором решили, что не будут навязываться сами. Пусть молодые немного подумают, проанализируют свои ошибки.
Через пару недель на экране телефона снова высветился номер сына.
— Ну что, вы не передумали? — голос Павла звучал натянуто. — Артёму надо общаться. Вы же понимаете.
Алина вздохнула и, прежде чем ответить, посмотрела на мужа. Виктор только кивнул. Мол, это тяжёлая правда, но её нужно озвучить.
— Знаешь, Паш, мы не можем снова вот так. Мы внука не знаем. Он нас — тоже. Связь между нами разорвана. Инна ведь сама говорила: нельзя заставлять Артёма нервничать. Вот мы и не хотим, чтобы он нервничал.
«А он нервничает даже тогда, когда кто-то просто дышит рядом», — с горечью подумала Алина, но не стала сыпать соль на рану.
Павел резко сменил тон.
— Вам просто мои дети не нужны! Признайтесь, вы всегда больше любили Сашу и его детей! А мы — неудобные!
Алина закусила нижнюю губу, чтобы не сорваться, не заплакать, не закричать. Она заговорила медленно, без упрёка:
— Это вы сами нас оттолкнули. С самого начала. Мы всё делали не так, всё вам мешало. А теперь, когда стало тяжело, мы вдруг нужны? Прости, но мы не служба по вызову. Раньше надо было думать. Мы теперь чужие для Артёма.
Повисла тишина. Не было ни оправданий, ни попытки обсудить ситуацию. Просто глухое молчание.
…С тех пор прошло несколько месяцев. Павел и его семья пропали со всех радаров. Иногда Алина скучала, иногда — злилась. Но чаще — чувствовала, что всё сделала правильно. Они искренне предлагали любовь и участие с самого начала, но их отвергли.
В их доме всё равно звучал детский смех. Старшие внуки приезжали с удовольствием, без напряжения, истерик и запретов на каждом шагу. Алина смотрела на них и думала: «Вот так и должно быть». Без борьбы за место рядом. Без условий и списков. Просто по любви.
