— Ты где?
— На даче. Мама попросила отвезти.
На даче. В день, когда твой сын впервые идёт в школу…
Нина стояла у кухонной раковины, сжимая в руке губку. Пальцы дрожали. Не от холодной воды, а от гнева. На плите булькала уже подгорающая овсянка, в спальне бубнил телевизор, а в голове бегущей строкой мелькали вопросы: «Дача? Сейчас? Почему?»
…Муж ушёл рано. По-английски. Просто хлопнула дверь, и дом снова погрузился в тишину. Она подумала: может, в машину вышел или по делам. Сын уже проснулся, потёр глаза, в пижаме потопал в ванную.
Всё было нормально. Кроме одного: папа не вернулся.
— Гена, ты совсем сбрендил?! — спросила она, когда, наконец, дозвонилась.
— Ну мама срочно попросила, — оправдывался муж. — Вы пока идите, а я подъеду.
— Ага. Срочно. Прямо сегодня. В восемь утра. Первого сентября, — голос Нины стал холоднее того айсберга, в который вписался «Титаник».
— Слушай, я всё понимаю… Но она попросила. Мы быстро.
Нина промолчала. Потому что если бы она сказала хоть что-то, плотина её самоконтроля дала бы трещину. А истерика с утра — это не то, что должен видеть новоиспечённый первоклассник. Вместо слов она просто прервала звонок.
Пусть это будет на их совести.
— Мам, а папа где? — сын стоял в новенькой белой рубашке и сам застёгивал пуговицы.
Возился, волновался, но не жаловался.
— Бабушке срочно понадобилось съездить на дачу. Папа повёз её, — сказала Нина без прикрас и сарказма.
— А он потом приедет? — с надеждой спросил сын.
— Не знаю, зайка. Думаю, нет.
— А он знал, что у меня сегодня праздник?
Они обсуждали это всю неделю. Но сын, видимо, не мог объяснить себе такой поступок со стороны отца.
— Знал, — тихо ответила Нина.
Мальчик потупил взгляд, промолчал. Сел за стол и уткнулся в телефон. В вазе стоял букет, который он понесёт в школу. У двери — новый ранец с машинками. Всё готово к празднику.
Кроме семьи.
На линейке сын старался держаться. Не улыбался, не плакал, только крепче сжимал мамину руку, пока вокруг сновали дети, бабушки, отцы с камерами. У всех вокруг был праздник жизни.
Нина тоже фотографировала его, старалась подбадривать. У неё стоял ком в горле, но она улыбалась за двоих. Может, даже за троих. Но этого было недостаточно.
Когда старшеклассник нёс на своих плечах девочку с бантиками и звонком, пришло первое сообщение от свекрови: «Сделай побольше фоток. И мне пришли. Хочу посмотреть». Второе — минут через пятнадцать: «Скажи, чтоб Никита мне помахал. Я мысленно с вами!»
«Мысленно с нами?» — Нина стиснула зубы. «Мысленно» — это очень удобно. Совсем не нужно напрягаться.
Нина не стала отвечать. Не из-за того, что боялась скандала. Просто… ей было не о чем говорить с этим человеком.
После линейки они пошли в кафе, заказали мороженое и молочные коктейли, потом прогулялись по скверу. План был другой: папа должен был отвезти их в парк аттракционов. Но папа был на даче. С капустой, а не с сыном. Маршрут пришлось перестроить.
— Мам, можно я не буду отвечать, если бабушка позвонит? — спросил сын, когда в рюкзаке завибрировал телефон.
— Конечно, — кивнула Нина. — Я бы тоже не отвечала.
Она ничего не стала объяснять. В этом не было нужды. Сын просто обнял её в ответ, прижался так крепко, будто хотел передать через объятия всю боль и обиду.
Внутри что-то окаменело. Поэтому когда муж позвонил ей, она не взяла трубку. Сын — тоже.
Супруги ограничились короткой перепиской.
— Ты сейчас как ребёнок. Подними телефон. Мама обижается, — написал Нине муж.
— Твой сын — тоже, — ответила она.
— Никита обиделся?
— Да. Обиделся. Потому что для него сегодня был важный день. А вы выбрали картошку. Копайте дальше.
Гена появился ближе к девяти. Вошёл тихо, на цыпочках, будто боялся разбудить кого-то или, что более вероятно, обострить и без того накалённую атмосферу. Сын уже спал. Нина сидела в гостиной с книгой, но не читала. Не могла сосредоточиться на буквах. Просто держала книгу как щит от чужого безразличия и собственных тревожных мыслей.
— Может, завтра сходим куда-нибудь? Втроём, — предложил муж, сев рядом. — В кино или в кафе. А то у нас всё врозь да врозь.
Нина вскинула брови и перевела взгляд на мужа. Она не обрадовалась его предложению, не поспешила поддакнуть. Только устало вздохнула.
— Думаешь, в отношениях всё как на работе? Можно перенести сроки? Ты нужен был сыну сегодня.
— Я же не специально, — Гена потёр переносицу, пытаясь успокоиться. — Мама неожиданно попросила, я не мог отказать. Думал, быстро.
— Угу. Только от твоего «думал» Никите не легче. Он тебя ждал. До последнего. Пока все не разошлись.
— Ну не драматизируй… — проворчал муж. — Что тебе не так?
Нина тихо рассмеялась. Сухо, без веселья, с иронией. Гена явно видел эту ситуацию иначе. Земля не остановилась, никто не пострадал, а Нина просто вредничала.
Он не понимал, что для жены это было настоящим предательством. Или не хотел понимать.
— Да много чего. Но в первую очередь — то, что ты не понимаешь, насколько обидел сына. Что тебе кажется, будто всё само рассосётся.
Когда-то всё было иначе. Она вспоминала, как ещё во время её беременности Гена сам сказал:
— Я хочу участвовать в его жизни, а не просто присутствовать. Хочу быть хорошим папой.
Он научил сына кататься на велосипеде, делать самолётики из бумаги, солдатиков — из желудей. Они вместе устраивали гонки с машинками. У мальчика горели глаза, а Гена смотрел на него так, как смотрят на свой собственный смысл жизни.
И даже бабушка тогда пекла пироги. Пусть больше для себя, а не для Никиты, но это было хоть что-то. При виде мальчика она рассыпалась в комплиментах, однако у них всегда был привкус эгоизма. «Какой красавец у меня внук! Весь в меня!» — могла сказать она.
Семейные застолья были шумными, эффектными, с размахом. С домашними тортами, с оригинальными салатами, выложенными в красивые формочки. Однако как только гости расходились, весь этот фасад осыпался. Дальше оставались лишь усталые вздохи, закатывание глаз и упрёки в стиле: «Могла бы и раньше приехать, помочь стол накрыть».
Мальчик всё это чувствовал. Он был маленьким, но не глупым. Он помнил, когда бабушка обещала забрать его из садика, но забывала. Помнил, как папа сказал, что придёт на утренник, но не пришёл, потому что «нужно было помочь бабушке».
Помнил и не спрашивал.
Он просто замыкался и постепенно переставал надеяться. Теперь он просил почитать книгу не папу, а маму. Теперь только мама знала, что в садике ему нравилась Аня из соседней группы, а с Ванькой он подрался и не разговаривает. Он даже притащил маме велосипед с пробитой шиной, хотя знал, что она не умеет чинить. Зато она умела решать все проблемы.
Кроме одной. Сын больше не хотел обращаться к отцу с просьбами.
— Ты хочешь, чтобы он простил и полюбил тебя и твою мать по щелчку пальцев? — спросила Нина, посмотрев на мужа в упор. — Может, ему всего лишь семь. Но он всё понимает. И я не собираюсь заставлять его улыбаться, когда ему делают больно.
Гена замер. В его взгляде плескалась усталость, а где-то на дне разливалось раздражение. Он больше ничего не сказал, только уткнулся в экран телефона. Муж быстро и нервно водил пальцами по экрану. Может, писал кому-то. Может, просто симулировал бурную деятельность.
Нину это не интересовало. Она вернулась к книге. Сейчас та и правда стала щитом, дарующим передышку.
Прошла неделя. Очередное утро началось с того, что Нина услышала вибрацию телефона. Сообщение от свекрови: «Привет. У меня ведь сегодня день рождения. Может, Никиту привезёшь? Хочу его видеть. Очень».
Нина уставилась в экран. Слова были пропитаны мягкостью и… ожиданием. Будто это не просьба, а повинность. Минут пять она думала, стоит ли вообще говорить что-то сыну, но потом всё же поднялась.
Никита в это время сидел у себя за столом с раскраской. Он аккуратно разукрашивал кроны деревьев, стараясь не выходить за контуры. Казалось, он совершенно спокоен, но его плечи были напряжённо приподняты.
Возможно, он знал, какой сегодня день.
— Никит, у бабушки сегодня праздник, — тихо сказала Нина. — Она спрашивает, не хочешь ли ты приехать.
Мальчик не поднял голову. Он даже ответил не сразу: сначала дорисовал ветку.
— Мам… А можно я не поеду?
Реакция была вполне предсказуемой. Нина посмотрела внимательнее, пытаясь понять, не манипулирует ли сын, не капризничает ли он.
— Мне неприятно, — тихо продолжил Никита. — Она даже не извинилась. И вообще… она про меня забыла.
Сын наконец поднял взгляд. В нём Нина увидела уверенность, обиду и боль. Нет, мальчик был настроен решительно. Мать кивнула.
— Хорошо. Я не буду тебя заставлять.
— А ты поедешь? — уточнил он.
— Нет. Мне тоже неприятно. Сегодня мы останемся дома вдвоём.
Нина вдруг вспомнила, как раньше они с Геной выбирали подарки для свекрови. Как Никита мастерил открытку, пока мама пекла шарлотку. Как бабушка в ответ цокала языком: «Ой, ну зачем, не надо было!»
Однако по её улыбке было понятно: надо.
И всё бы ничего, но подарки потом критиковались, шарлотку не ставили на стол, а одну из своих открыток Никита однажды увидел в мусоре.
Когда-то Нине казалось, что отношения можно удержать, как разбитые осколки. Просто терпеть, объяснять, приглашать, звать. Она и звала. И на утренники, и на дни рождения, и просто в гости. А потом… потом капуста оказалась важнее.
Позже, уже вечером, когда Никита ушёл чистить зубы, Нина заглянула в телефон. На экране мелькало сообщение от Гены: «Мама обиделась. Сказала, что больше не будет звать, что вы испортили ей праздник».
Нина хотела проигнорировать или ограничиться стандартной отпиской, но потом решила высказаться. Почему невестка должна прятаться, если правда за ней? Нина набрала номер свекрови.
— Алло?
— Это Нина. Добрый вечер. Гена сказал, вы обиделись. Но я вам скажу прямо: это вы обидели ребёнка. И он больше не хочет к вам. Не из-за обиды, а из-за вашего равнодушия.
— Да ладно тебе, — отмахнулась свекровь. — Он же маленький. Чего он там понимает?
— Он видит, кто рядом с ним, а кто выбрал помидоры и картошку. Сейчас вы забываете про внука. Не удивляйтесь, если однажды он тоже забудет про вас.
— Я ж не со зла.
— Вот именно. Было бы со зла — можно было бы обидеться и простить. А так — вам просто было не до него. А теперь и ему — не до вас. Ему неприятно общаться с вами, и это уже не исправить.
Нина не ждала ответа. Просто повесила трубку. На душе было такое облегчение, будто тяжёлый, удушливый туман сдуло свежим сквозняком.
Потом она решила написать мужу: «Твоей маме я всё сказала. Больше объяснять ничего не хочу. А тебе советую заняться сыном, пока ты не потерял его окончательно».
Она отложила телефон и почувствовала, как рядом кто-то ткнулся в бок: сын вернулся и снова забрался на диван.
— Мам, ты у меня крутая, — сказал он вдруг.
— Прямо как Супермен? — смущённо улыбнулась она.
— Как Бэтмен. Он справедливый. И защищает.
Нина хмыкнула и прижала сына к себе. Они смотрели мультики дальше. Конечно, ей было жаль, что всё складывалось не так идеально, как она хотела бы. Но они есть друг у друга, а это — уже немало.
