Плита, плоская, словно подошва исполинского башмака, обрушилась сверху, когда Петр уже тянулся к добыче. Слава богу, реакция хорошая — успел отскочить. «Следующая не заставит себя долго ждать, надо рвать когти!» — пронеслось в голове, и Петр юркнул в темное спасительное ущелье.
Вовремя. Второй удар сотряс равнину, в небесах зарокотало.
***
Он шел домой в темноте, свет не проникал в ущелье. Но темнота его не пугала. Она дышала покоем и безопасностью. Пугало Петра другое — жена Лидочка.
Вот как он посмотрит ей в глаза? Второй день без добычи. Она, конечно, начнет пилить:
— Эх ты! Живем впроголодь. Вот Василий Кузьмич умудрился натаскать столько еды, что им теперь наружу неделю выходить не придется! И друг твой, Лешка, тоже запастись сумел. А у тебя все причины какие-то!
Петр будет стоять, словно провинившийся мальчишка, и молчать. А что тут скажешь? Права Лидочка. Но и он не виноват. Что же поделать, если ни черта у него не клеится? Как выберется наружу, так обязательно что-нибудь случается.
Кажется, что неведомые высшие силы невзлюбили Петра. А за что — непонятно. Пусть это его родина, но он ее ненавидит.
***
Когда-то давным-давно их предки осели здесь. Впрочем, выбора у них особого не было.
Дрянное местечко. Гладкая серая пустошь. Ничего на ней не растет. Зато есть высоченные белые скользкие скалы. Карабкаться по ним — то еще испытание. Но карабкаться иногда приходится. Так как наверху этих скал есть одно плато. А там «манна». Много «манны»!
Главное — не ошибиться. Подняться туда, куда нужно. А то ведь и на равнину огня можно попасть. Полыхают там жаркие факелы, булькает над ними адское варево в исполинских емкостях. Гиблое место.
Петр не был смельчаком, на плато выбирался редко. И всегда ночью. Скалолазанием лучше заниматься, когда стемнеет. Меньше риска для жизни. Но все равно опасно.
Бывает, лезешь ты по отвесной стене, и вдруг — раз! Световая вспышка, звуковая атака, а потом мир сходит с ума.
Лупят по скалам хлесткие плети, сбивают вниз, а потом сверху начинают рушиться огромные тяжелые плиты. Давят, уничтожают. И все это под рокот сверху и под невообразимый визг.
Дед Егор считал, что рокот — это разговор невидимых богов. Это они не хотят, чтобы люди были здесь.
Сколько смельчаков полегло в былые времена, пытаясь добраться до «манны» — жуть. Да и сейчас народ гибнет. Хотя уже ученый. Не одно поколение на этой проклятой пустоши сменилось.
А уж первооткрыватели этого места пачками помирали. Так говорят легенды. Удивительно, что род людской не оборвался.
Но человеки они такие — живучие! Ко всему привыкают. Везде приспосабливаются. Научились прятаться, осторожничать, бегать быстрее ветра, видеть в темноте. Эволюция! Хочешь жить, еще и не так раскорячишься.
И «манну» научились экономить. Она же не только на плато водится. Иногда сверху вниз падает. Тут главное — ее аккуратненько собрать, чтобы тебя не прибило ничем, а потом схоронить в пещерках да тоннелях, которые под жизнь приспособлены. Туда не проникают световые вспышки и прочие опасности.
***
И Петр вроде не дурак, и не слабак. Жизни понюхал. Но вот не везло ему, хоть ты тресни. Поэтому Лидочка и грозилась от него уйти, поэтому и детишек заводить не хотела.
А сам Петр мечтал о таком, что жена и представить не могла. Хотел он оставить их поселение. Ведь должно же быть еще что-то, кроме этой серой безжизненной равнины.
Наверняка где-то люди не выживают, схоронившись в темных тоннелях. Не ждут скупой «манны» с неба. Дышат полной грудью и ничего не боятся. Ни страшных падающих плит, ни рокота сверху, ни ярких световых вспышек.
— Чего задумался, Петруха? Никак опять пустой? Ох, Лидка тебе и задаст! — Леха.
Улыбается, подмигивает, смеется над Петром. Ну и пусть.
— Разговаривать не хочешь? А чего так? Опять дурные мысли одолели? О волшебных мирах мечтаешь? — Леха не отставал.
Дернул же черт Петра однажды рассказать о своих измышлениях. Все, теперь не отвяжется.
— Слушай, я тут подумал и решил: поделюсь с вами «манной». Я мужик одинокий. Мне много не надо. Да и Лидку жалко. Потом разбогатеешь, отдашь!
Петр остановился. Вроде, благодарить надо друга. А не поворачивается язык. Знает Петр, откуда ноги у его жалости растут. Нравится Лехе Лидка. Давно нравится. Вот и строит из себя благодетеля.
— Не надо…
— Чего не надо-то? Бери давай, пока предлагаю! И не тебе это, ей! Больно смотреть, как баба мучается. Так отощала, что одни глазищи на лице остались.
«Ну вот, я не ошибся, — подумал Петр. — А с другой стороны, прав Леха. Мучается Лида. И он, Петр, мучается. И Леха, наверное, тоже. Ведь не его она в свое время выбрала. Пора положить конец этим коллективным мучениям».
— Слушай, Леха, ты ведь мне друг?
— Ну.
— И Лидку мою до сих пор любишь. — Петр не спрашивал, констатировал.
Леха потупился, промолчал.
— Да не смущайся ты, как пацан. Знаю, любишь. Вот и женись на ней.
— А ты? — Лехины огромные выпуклые глаза стали еще больше от удивления.
— А я так больше не могу! Обрыдло все. Тоннели эти, темнота, вечная тревога. Осточертело думать только о том, что мы будем есть и не прибьет ли меня завтра. Ухожу я.
— Во ненормальный! — Леха всплеснул руками. — Да куда ты пойдешь-то?
— Знаю я, что там, за большим длинным холмом, есть сумеречный мир, а дальше, на его краю, проход в холодную неизвестность. Мне дед Егор рассказывал.
— Совсем двинулся, — пробормотал Леха. — Да дед Егор уже в маразме. Слушай больше его сказки.
— А может, и не сказки это. Я сам однажды видел издали длинный холм, а за ним и проход в сумеречный мир. И еще кое-что приметил. По-моему, рокот рождается там. По-моему, вообще все беды на наши головы приходят оттуда.
— Ну так и что ты там забыл?
— Ты совсем не думаешь! Раз все зло оттуда, то нужно просто проскочить это место. Не знаю пока как. По ходу дела решу. А как проскочу, то в холодную неизвестность выберусь. Может, там и неплохо. Ведь все опасности за спиной останутся.
— Мне тебя не отговорить? — спросил Леха.
Петр покачал головой.
— Будьте счастливы с Лидой.
— И ты будь здоров!
Они обнялись, и Петр поспешил к выходу из родного тоннеля.
***
Снаружи стоял полумрак. Вечер опустился на безжизненную пустошь. То тут, то там валялась «манна».
«Набрать, что ли? — подумал Петр, и тут же мысленно дал себе подзатыльник: Перебьешься. Нечего время терять. Световые вспышки случаются, когда им вздумается. А вслед за ними все падает и давит. Нужно по темноте к своей цели пробираться.
К тому же, ну соберешь ты сейчас еды. А зачем? Кому она теперь нужна? Лидку ты уже Лехе сосватал. Пусть живут спокойно. А ты беги!»
И он рванул со всех ног.
***
В этот раз ему повезло. И он счел это добрым знаком. Не сверкнул сверху ослепительный свет, не раздался опасный рокот.
Петр добежал до длинного пологого холма, отделяющего серую родную пустошь от сумеречного мира. Прижался к холодной скале, отдышался. Впереди клубилась спасительная темнота. Осторожно, прислушиваясь, Петр перевалил через холм, огляделся и двинулся дальше.
Вскоре откуда-то слева потянуло холодом. «Не иначе, холодная неизвестность!» — догадался он.
И правда, вскоре показался освещенный проход под черной гладкой плитой. Невысокий, нужно наклониться, и тогда Петр увидит…
Полыхнул ослепительный свет, зарокотало.
«Только не сейчас!» — взмолился Петр и припустил со всех ног. За спиной что-то свистнуло, раздался грохот. Поднявшийся ветер свалил Петра с ног, но он не остановился — пополз и нырнул в низенький проход!
Он успел! Пусть впереди ждала неизвестность, но позади была смерть!
***
Прусик досадливо топнул тапочкой — не попал. Вот ведь шустрая двуногая дрянь.
— В щель под дверью ускользнула мерзость розовая! — пожаловался он другу Рыжему. — Никак этих паразитов извести не могу. Раньше хоть в коридор не бегали. Я думал, порожек им мешает. А теперь обнаглели до предела.
Мало мне, что они по кухне шныряют, на стол забираются, крошки тырят! Да что там стол! Даже на плиту лезут! Ночью свет включаешь, а они врассыпную! У меня супруга их боится до смерти, визжит. Жалуется, что у нее от этих паразитов усики седеют и хитин блекнет.
— А говорят, что отраву какую-то новую от них изобрели. Не пробовал? — Рыжий сложил обе пары лап на блестящем коричневом брюшке.
— Не… Да наверняка разводилово какое-нибудь! И стоит эта отрава как крыло самолета. — Прусик вздохнул, поправил тапкой придверный коврик.
— А может, не врут.
— Ладно, куплю. Залью все щели. Особенно между кухонной тумбой и плитой. Они оттуда лезут!
— Сам не отравись, смотри. А то я тут ужастик один прочитал, уснуть потом не мог. Там про такой мир рассказывается, где тараканы маленькие, а люди огромные. И вот они всю дорогу этих несчастных тараканов извести пытаются: травят, тапками бьют, прямо как ты вот этого паразита.
Но кончается все хорошо. Случается взрыв чего-то там, и все люди гибнут, а тараканы остаются хозяевами планеты.
— Хорошо, что хорошо кончается, — изрек Прусик, потер одну лапку об другую и предложил: — Пошли на кухню, пивка дернем. Днем эти по щелям сидят, так что не бойся. А потом в магазин за отравой!
***
Лида с Лехой сидели в маленькой пещерке. Она плакала, он утешал:
— Ну не убивайся ты так. Может, Петруха еще вернется. Увидит, что ни шиша там нет — и домой!
— Да нет, не вернется, — всхлипывала Лида. — Он же мечтатель! Черт бы его побрал! За своей мечтой куда хочешь пойдет, наплевав на все.
— Хорошо хоть тебя с собой не потащил на погибель верную. Не грусти, все у нас будет отлично.
Лида вздохнула, утерла слезы, уткнулась Лехе в плечо. Он, счастливый, погладил ее по волосам.
Тишина и покой наполнили пещерку. До гибели поселения оставалось несколько часов.
