— Лучшие кусочки — мужу! — подскакивала Татьяна за семейным завтраком, на который, без прикрас, напросилась сама. Пришла без предварительного звонка.
Она подскакивала и верещала от этой вопиющей несправедливости, что куски стейка из лосося невестка раскладывает по тарелкам всем: и детям, и даже себе. Лучшие кусочки — мужу.
У Паши задергался глаз, когда он переложил порцию стейка со своей тарелки в тарелку жены, он наелся и одним, а у Милы кусочки какие-то мизерные попались, а мама этот стейк перехватила вилкой.
— Паша, женщины вообще могут без мяса обходиться, а уж, если рыба ей и нужна, то не такая дорогая. Купил бы для нее что попроще.
Задергались оба глаза.
Паша помнил, как отчим прятал под ванной колбасу.
Тогда для них даже мандаринки были деликатесом. Мама и он работали на предприятии, где уже много месяцев не выплачивали зарплату. Кормились с огорода, да выменивали на продукты то, что представляло из себя хоть какую-то ценность. Брр, вспомнишь — вздрогнешь. У отчима еще были халтуры, где его «кидали» на деньги, так он говорил маме, а сам покупал колбасу с сыром и хомячил, когда все уходили. Несмотря на то, что мама и так отдавала ему все мясо, которое было редким гостем в их холодильнике!
— Лучшие кусочки — мужу, мужчине, он — кормилец, ему силы нужны!
От этого девиза Пашу до сих пор воротит.
— Мама, как рыбка?
— Нормальная…
— Тогда ешь! — сказал Паша.
Пока она ест, она молчит.
Татьяна прожевала и снова приступила к любимому делу: к нотациям.
— Мила, ты меня, опытную тетку, слушай, обязательно слушай и запоминай: мужчины ценят заботу. Чтобы рубашечки накрахмалены, чтобы мяско поджарила по лучшему рецепту. Когда он знает, что ты сама не поешь, но ему отдашь все, то тогда он тебя и любит, и доживет с тобой до платиновой свадьбы. Будет у вас оче-е-ень долгая семейная жизнь.
Долгая, но, видимо, не очень счастливая.
У Паши были обратные понятия о браке. Лучшее – жене и детям. Тем, кто беззащитный, тому надо лучшее отдавать, о том и заботиться.
В формировании таких убеждений и детская травма сказалась.
— Мама, не хочу задеть твои женские чувства, но что-то я не припомню, когда отчим был у нас кормильцем? Пылесос, который заглатывал все, что находил.
— Не наговаривай на него! О покойных вообще либо хорошее, либо ничего.
— Угу, кроме правды. Ты продолжение выражения-то знаешь? – спросил Паша.
Заставить маму пересмотреть свои взгляды невозможно.
Когда Паша привел маму к “заначке” отчима, чтобы она своими глазами увидела, как тот прячет продукты, она… не поверила. Нет, это не он. Продукты, видимо, тут ныкали прошлые хозяева квартиры. Те, которые продали эту квартиру шесть лет назад. Качественная колбаса. Хорошо сохранилась. Мама Паше так ни разу и не поверила. Или лгала, что не верит. Чтобы такой расчудесный муж не ушел.
Маму уже не переделаешь, но Паша жить так, как мама с отчимом, никогда не хотел.
Он для своей жены опора, а не обуза.
— Правда в том, что он был настоящим мужчиной! – метнула она на сына гневный взгляд, — Не тюфяком, не подкаблучником, и не тютей, а настоящим мужчиной! Как сказал, так и будет. И никто ему не возражал.
— А в чем заключается суть этого настоящего мужчины? В том, что он объедал нас?
— Он со мной до старости дожил! Не как твой отец.
О, это слабое место. Отца Паши, как мама сама говорила, она «упустила», хотя в нем тоже хорошего было мало, поэтому за его отчима держалась всю жизнь, уступала и прощала, чтобы не развестись.
Но не так давно овдовела. Она все подбивает Пашу на то, что надо отчиму установить мраморный памятник, с портретом в полный рост, с глубокомысленной цитатой, с изгородью и мраморной лавочкой. Дескать, такому мужчине гранитный эконом-вариант не подойдет.
Паша считал, что тот вообще ничего не заслуживал.
— Да и без него мы бы прекрасно прожили, одним ртом меньше, — ответил Паша.
Мама, естественно, надулась, посидела еще немножко, разглядывая, как невестка ест рыбу, которая ей по статусу не положено, повздыхала, мол, «сынок, я тебе же добра желаю» и отчалила.
Паша не хотел жить в той парадигме, в которой его воспитывали. Что мужчине — лучшие кусочки. В ней не жила бы и Мила, которую как раз воспитывали совсем иначе: ее отец порой на трех работах пахал, чтобы порадовать их с мамой обновками.
Потому Мила считать деньги не привыкла. Паша ведь всегда заработает. Она так-то тоже не тунеядка, до декрета они были коллегами, но сейчас, сидя который год без работы, Мила по-прежнему себя в тратах не ограничивала. Декрет и не должен ухудшить уровень жизни так, чтобы женщина недоедала, а мужчина жил, как прежде, но все-таки доходы сократились, а их теперь не двое, а четверо.
Но Мила не откладывала крупные покупки до более обеспеченных времен, да и в отпуск привыкла ездить, как минимум, раз в год.
Что она, что свекровь — перебор.
Кстати, отпуск как раз намечался.
— Мил, ты не слушай маму. У нее свои заморочки, — сказал Паша.
— Знаю я про все ее заморочки. Не привыкать.
Мила вытаскивала из посудомойки чашки.
— Кофе или чай? — спросила она.
На свекровь Мила смотрела, как на назойливую, но безвредную муху. Хоть и бесит, когда у тебя выхватывают еду в прямом смысле из рук, но Мила относилась к этому, как к естественному недостатку. Не бывает идеальных людей. Если у мужа нет недостатков, а у Паши они отсутствуют, то, значит, у свекрови их будет полный комплект. За все надо платить. И Татьяна — это своеобразная плата Милы за замечательного Пашу.
Татьяна бухтит и бухтит, но невестка к этому не прислушивается. Зачем? Муж маму тоже не слушает. В их брак у нее залезть и развалить его не получилось, да и не получится никогда. А зацикливаться на ее каверзах — это себе только нервы мотать.
— Какао, — улыбнулся Паша.
— Моя мама приедет в среду. Чтобы перед мои отлетом, я ее хоть проинструктировала, что можно детям давать, что под запретом, а то в прошлый раз она Машу сладким накормила.
— О, хорошо помню, как по дерматологам потом ее водил. Но твоя-то хоть интересуется детьми, приезжает и неделями с ними даже сидит, а моя…
За детей, почему-то, Паше обиднее.
К той несправедливости, в которой он жил до 20 лет, он адаптировался. А смотреть, как уже его дети тянутся к бабушке, обнимают ее своими детскими ручками, а она эти ручки расцепляет и велит «поиграйте как-нибудь сами». Хотя чуть ли не требовала подарить ей внуков…
— Ну, все люди разные. Кто-то крестиком вышивает, а кто-то — с парашютом прыгает, — философски заметила Мила, — Кому-то нравится заниматься внуками, а кто-то, как твоя мама, предпочитает провести время наедине с собой. Хорошо, что моя всегда может помочь, а то было бы сложнее. Что тебе привезти в качестве сувенира?
— Магнитик.
— А реально?
— Привези… вино.
— Хорошо.
В отпуск Мила летела с подругой. У свекрови был бы обморок, если бы она о таком узнала. Мила летает в отпуск за счет мужа, но без мужа! А самого Пашу это не пугало. Ему на работе отпуска еще долго не видеть, он там незаменимая шестеренка. Когда ногу сломал, еле отпросился на больничный. Подобная изнурительная работа, конечно, сказывалась на Паше не лучшим образом, зато платят прилично. В 2 раза выше, чем в среднем по городу.
Мила укатила на юга.
Паша не сказал ей, что в этом году поездка для них стала накладной. Зарплату ему «заморозили», это антикризисные меры, а еще тогда с больничным по доходам просел, все никак не выровняется. Но не отправить жену в отпуск тоже не мог. Она днями с детьми. Света белого зачастую не видит. И подруг у нее почти не осталось.
Хоть с мамой конфликта не было, потому что она ничего об этих поездках просто не знала. В соцсетях Татьяна не сидит, а слушать рассказы внуков ей невыносимо скучно, потому, если они и проговорятся, то она даже не поймет, о чем речь, потому что никогда их по-нормальному не слушает, всегда краем уха.
За эту неделю отдохнула Мила и утомилась ее мама. Теща Паши, как только ее дочь перешагнула порог, сразу — на автобус.
— Без тебя было непросто, — немного раздраженно сказал Паша.
— Паша, а как ты смотришь на то, чтобы повторить поездку?
— Что?
— У моей двоюродной сестры путевка пропадает. Она предлагает мне. А я так мечтаю побывать в Греции! Паша?
— Извини, Мила, но сейчас я никак не могу купить тебе эту путевку, — ответил он.
— Может, возьмем из заначки на черный день?
За что Паша стоял до конца, так это за их финансовую подушку. Это деньги не на поездки и удовольствия. Это их гарантии безопасности. Что им всегда, даже в крайнем случае, будет, чем заплатить за ипотеку.
— Мила, заначку не отдам. Я на многое готов, чтобы ты отдохнула, но это за гранью. Работу можно потерять в любой момент, или заболеть, или еще что, и у нас денег даже на два-три месяца не будет? Нет. Я получу премию — и куплю тебе билеты в санаторий какой. Поскромнее.
— Угу, а твоя мама все-таки добилась своего. Ты лучшие кусочки начал для себя припрятывать.
— Ты только что вернулась с отдыха!
— До конца жизни теперь мне будут этот отдых вспоминать? Я что, его не заслуживаю?
— Заслуживаешь, конечно, но я не Рокфеллер, чтобы оплатить второй подряд.
— Не было бы у нас денег — я бы и не спрашивала. Но вот они, — она открыла книгу с заначкой, — Лежат тут! Лежат без дела. А я на них съезжу, и потом ты положишь сюда свою премию, я положу свои выплаты, и будет у тебя твоя финансовая подушка.
— Если я премию сюда положу, а ты — выплаты, на что мы месяц жить будем?
— На зарплату. Ужмемся.
— Нет.
— Тебе просто жалко их на меня!
Поездка-то намечалась грандиозная, наверное, поэтому Миле было так непросто от нее отказаться. Но муж их подушку на разграбление не отдал, да и с детьми сидеть некому — мама здоровье поправлять поехала. Пресытилась общением с внуками.
Но обвинила Мила во всем Пашу.
— Жмот!
А Паша на компромисс не пошел.
Зацепило.
Он все в дом несет, себе ничего не купит лишний раз, чтобы у Милы все было, и он же жмот, потому что боится, что семья может потерять свою подстраховку!
Не разговаривали они до нашествия свекрови.
— Сапожки новые, да? — Татьяна, как ищейка, все новое замечала сразу, — Разбаловал тебя Паша, ох, и разбаловал. Мне сапоги не покупались, пока не сношу те, что есть. Хоть и немодные, и потертые… В ремонт отнесешь, набойку поставят, молнию починят — и носишь снова. И не выпендривалась. Носила. А тут сапоги тебе покупает чуть ли не каждый сезон. Еще и из последней коллекции поди.
Мила опять приготовила стейки из лосося.
— Опять на всех? Небережливая ты, — сказала Татьяна, — Себе можно и минтай отварить. Я так и варила…
— Мама, мы никого едой не обделяем, — сказал Паша, — Когда в семье один ест мясо и дорогую рыбу, а остальные — кашу без соли и масла, это не семье, а одно название.
Тут Мила подумала — а ведь Паша все для них делает. Все-все. А она себя повела, как ребенок.
Когда Татьяна ушла, Мила перед мужем извинилась. И гармония в доме была восстановлена.
