Холодный ветер гулял по пустынным улицам деревни Берёзовка, играя опавшими листьями и теребя развешанное во дворах бельё.
Татьяна Михайловна, невысокая женщина с усталым, но всё ещё красивым лицом, медленно брела по разбитой дороге, возвращаясь домой.
Только что она проводила Марину — приёмную дочь — с мужем и детьми до автобусной остановки.
Как же тяжело прощаться…
Она остановилась у калитки, невольно прислушиваясь к громким голосам соседок, сидящих на лавочке у дома напротив.
Главной заводилой, как всегда, была Клавдия — местная сплетница с острым языком и завистливым характером.
— А я вам точно говорю! — разносился по улице её пронзительный голос. — Родную дочь в детдом сдала, а потом чужого мужика увела. Бессовестная!
Татьяна сжала губы. Сколько лет прошло, а злые языки всё не унимаются…
— Да ладно тебе, Клава, — вступилась Зинаида Петровна, самая старшая из соседок. — Не наше это дело…
— Как это не наше?! — взвилась Клавдия. — Все знают, что она…
Татьяна резко открыла калитку, заставив женщин замолчать. Зашла во двор, аккуратно прикрыла за собой дверцу. Руки дрожали.
Господи, дай мне сил…
В доме было тихо и пусто.
Полгода назад не стало Михаила — её второго мужа, надёжного и доброго человека, с которым они прожили больше тридцати лет.
Сын Дима уехал в Германию ещё пять лет назад. Остались только фотографии на стенах да воспоминания, от которых щемит сердце.
Татьяна подошла к окну.
За стеклом качались жёлтые листья берёз — тех самых, что они с Михаилом посадили, когда только переехали сюда.
Тогда всё казалось таким простым… Но прошлое не отпускало, тяжёлым грузом лежало на душе.
…Она помнила тот день, словно это было вчера. Весна 1975 года, медицинское училище, и ОН — Валентин. Высокий, статный, с чёрными как смоль волосами и обжигающим взглядом карих глаз. Первая любовь — страстная, болезненная, перевернувшая всю её жизнь.
— Валя, я… кажется, я беременна, — дрожащим голосом произнесла она тогда.
Он посмотрел равнодушно, будто сквозь неё: — И что я должен сделать?
— Но… мы же… — слёзы душили её. — Ты говорил, что любишь…
— Послушай, — он раздражённо поморщился. — Между нами ничего серьёзного не было. Просто небольшой роман, только и всего.
Татьяна помнила, как стояла, оглушённая этими словами.
Как металась потом по маленькой комнате в общежитии, не зная, что делать.
Как рыдала ночами в подушку, пока соседки делали вид, что ничего не слышат…
Родители забрали маленькую Настю к себе — и слава богу. Какая из неё тогда была мать? Убитая горем девчонка, которая сама не знала, как жить дальше.
А потом появился Михаил…
Он пришёл в больницу, где она работала медсестрой, — спокойный, основательный мужчина с добрыми глазами и лёгкой сединой на висках.
После развода искал своё место в жизни, как и она сама.
— Знаешь, Таня, — сказал он однажды, — давай уедем отсюда. В деревню, к природе. Начнём всё сначала.
И они уехали. Построили дом, посадили сад. Родился Дима. Жизнь, казалось, наладилась…
Но Настя осталась с бабушкой и дедушкой. «Так будет лучше», — убеждала себя Татьяна. — «У них она как родная, а я… что я могу ей дать?»
Годы летели. Настя выросла, стала красавицей — точь-в-точь как Татьяна в молодости. Но между ними словно стена стояла. При редких встречах обе не знали, о чём говорить, как себя вести.
— Мама, — всегда обращалась Настя к бабушке.
А Татьяну называла по имени-отчеству, словно чужую.
Сама виновата. Сама всё разрушила…
Телефонный звонок раздался так неожиданно, что Татьяна вздрогнула. На экране высветился незнакомый номер.
— Алло?
Тишина. Потом тихий, срывающийся голос:
— Мама?..
Сердце остановилось.
— Настя?.. — прошептала Татьяна.
— Да, мама… это я.
Мама… Впервые за тридцать лет она произнесла это слово, обращаясь к ней.
— Я… — голос дочери дрожал. — Я много думала. О нас. Обо всём… Можно… можно я приеду?
Татьяна опустилась на стул, зажимая рот рукой, чтобы не разрыдаться.
— Конечно, доченька… Конечно, приезжай…
За окном шумел ветер, срывая с берёз последние листья. Но Татьяне казалось, что впервые за долгие годы она может дышать полной грудью.
Никогда не поздно начать сначала. Никогда не поздно научиться прощать — других и себя.
— Я жду тебя, Настенька, — произнесла она. — Очень жду…
В трубке послышались всхлипывания, и Татьяна поняла — дочь плачет. Как когда-то плакала она сама, только теперь эти слёзы были другими. Слезами прощения и надежды.
Время лечит. Время учит. Время прощает.
А впереди была весна — время новых начал и возрождения.
Время, когда даже самые старые раны затягиваются, уступая место новой жизни.
