Когда-то, очень давно, эту деревню основали два брата. Один был светлый и душой и помыслами, а второй, скажем так, другой породы. Братья были родными по отцу, матери у них были разными. Ту историю никто точно не знал, поэтому со временем обросла она всякими подробностями, где-то наполовину правдивыми, а где-то совсем выдуманными. А так как было это все лет сто, а может и двести назад, то спорить мужики на завалинке возле магазина могли бесконечно.
А суть начала деревни была такой. Когда-то жил богатый человек в городе. Богатый, наглый, злой. Жена у него была, дети. Ну и любовницы тоже. В то время у многих любовницы были, хоть и говорят, что это сейчас время такое беспринципное. А богатством своим мужик обязан был жене. Поэтому и приходилось ему любовниц прятать.
Одна была девушка из бедняцкой семьи. Светловолосая, нежная и кроткая. А вот вторая была внучкой странной бабки, которая и проклясть могла, и порчу на дом навести. Внучка была жгучей брюнеткой, говорили, что должна она была бабкин дар перенять, но что-то там в роду случилось у них, и дар вместе с бабкой в могилу ушел.
Жена у того помещика страшная была, некрасивая, как мужик после пьяни. Но умная, что в те времена для женщины большая редкость. Любовниц мужа она вычислила, когда у тех уже сыновья родились. Тот, который в семье блондинки-красавицы был, уже восьмой год жизни начал, а тот, который у внучки-колдуньи был, года на два старше.
Нрав у жены крутой был. Купить пришлось помещику земли, поставить там быстро два дома небольших, корову привезти, кур каких-то, да и вывезти туда своих возлюбленных, вместе с детьми, чтоб глаза жене не мозолили. Плакали женщины, на коленях молили, чтоб не оставлял их одних в чистом поле, но уехал помещик, и в город возвращаться строго настрого запретил.
С тех пор стали женщины обживаться. Сыновья помогали, как могли. Все делали. Потом странник к ним какой-то прибился, потом еще кто-то. Собака забежала и осталась. Сбежавшая невеста крова попросила. Общими усилиями еще дом поставили, а потом еще. Горько плакали женщины ночью. От безысходности, от обиды за детей своих, от ненависти друг к другу. Так название деревни появилось «Слезы».
Когда сыновья выросли, то каждый себе дом поставил. С одного края чистого поля один сын, а с другого-второй. Видеть не хотели друг друга и сыновья. А посередине, как границу, деревья посадили, ров прокопали. Время шло, невест откуда-то привезли, те детей родили. Росла деревня, дома потихоньку прибавлялись. Люди там, как правило, обиженные кем-то селились, обозленные, те, кто подальше от народа быть хотел, или от народа прятался. Два брата были как бы главами. Одно время даже разделилась деревня, но потом малец какой-то, у которого невеста на другой стороне деревни была, спилил ночью все деревья, и стыдно людям стало.
Вроде с того времени успокоились немого. Только ров о прежней вражде напоминал. Да и деревня как-то неровной стала. Если с одной стороны всегда детей много, то с другой, где сын внучки колдуньи дом поставил, строго по одному ребенку в семье рождалось.
Времени с тех пор много прошло, а все равно, нет-нет, да прозвучит в разговоре:
— Драка была в Черных Слезах… дом сгорел, в Черных Слезах… Ну, так это ж у них, не зря тот край деревни черным называют. . .
Здесь, на белой стороне, и правда как-то веселее было, хотя кажется, расстояние-то всего метров пятьсот от рва в другую сторону. Может быть, потому что на «черной» стороне лес ближе подступал. Не рубил его никто, даже за дровами дальше ездили, чтоб красоту не портить. А на белой давно все огородами занято было. Лес отступил, коровы паслись, дети в пруду купались. Причем дети со всей деревни, в том числе и с «черной» стороны.
***
Жил в этой деревне старик. Лет ему было сто, а может быть, всего семьдесят — он говорил, что не помнил, а люди, как ни пытались, никак сосчитать не могли. А дед только ухмылялся в седую бороду, которая у него аж по пояс была. Народ Семена Игнатовича уважал. Любой спор к нему решать шли. И неважно, что в большой деревне и участковый был, и председатель. Люди верили слову Семена Игнатовича, и никто никогда не попытался спорить с ним.
На все праздники деревенские Семена Игнатовича на председательской машине привозили, в первые ряды сажали, и домой обратно доставляли. Председатель пот вытирал с макушки, когда видел, что Семен на него смотрит. Это авторитет, не то что председатель.
Жил дед один. Хоть в деревне два сына его было. У каждого дом свой добротный. Как ни уговаривали деда к ним переехать, как ни просили…
— Пап, что же ты нас позоришь, себя мучаешь? У Ромки дом большой, у меня еще больше. И вода есть, и светло, и хорошо. И жены наши будут ухаживать за тобой, как за принцем, что ты сидишь тут, как бирюк, один? — Сергей каждый раз, когда у отца бывал, начинал один и тот же разговор.
— Ты, Сергей, ерунду не городи! Там у вас я кто? Никто. А тут я сам себе хозяин, и никто мне не указ.
— Ну, кто тебе у нас указывать посмеет?
— Не заводи ты это разговор. Я буду у себя жить! А если некогда тебе родного отца навестить, то и не надо, Ромка придет.
— Пап, ну причем здесь некогда? Возраст у тебя, нужно с кем-то жить.
— Все, я сказал!
Сергей чуть ли не каждый раз уходил, дверью хлопал.
А потом приходил Ромка. Они каждый день к отцу заходили. То водички принести, то так, чайку попить. И разговор повторялся точь в точь, только теперь Семен Игнатович грохал по столу кулаком и говорил:
— Не хочется тебе, Сергей ко мне ходить будет.
Братья, конечно, общались между собой, и знали, что отец специально их так доводил. И не потому, что не любил, или вредный был, нет. Просто скучно ему на старости лет. Подарили они ему телевизор огромный. На стену повесили, чтоб с дивана удобно смотреть было. Но где там, как только телевизор включался, так Семен Игнатович ругаться с ним начинал.
— Ишь, чего удумали! Ай, нет власти на вас хорошей!
Люди, когда мимо дома Семена шли, крики слышали, улыбались. Сразу было понятно, что Семен новости смотрит.
Любил Семен в лес ходить. С их краю лес далеко был, а вот с другого конца деревни прямо к домам подходил. Вот туда-то он и ходил. Возьмет корзиночку небольшую, то ягод наберет, то грибочков. На обратном пути в окошко к какому-нибудь сыну стукнет. Невестке лукошко передаст, а сам домой отдыхать. А дальше уже забота невестки — в тот же день чтоб ягоды и грибочки приготовлены-переработаны были.
В общем, личность Семена Игнатовича была колоритная, узнаваемая и почитаемая.
***
А на другом конце деревни, как раз там, где Семен Игнатович любил в лес ходить, стоял большой, красивый дом. Там вместе с мамой и папой жила девушка. Звали ее Настя. Когда маленькая была, ребята с ней не играли, взрослые недолюбливали, а когда подросла да в красивую девочку превратилась, просто боялись.
Настя была особенной. Создавалось такое ощущение, что она просто понимает всех зверей. Конечно, девушка всегда это отрицала, говорила, что просто любит животных и ничего в этом такого нет. А началось все в детстве.
Тогда Настю еще принимали в свою компанию и мальчишки, и девчонки. Всем им было лет по семь, по восемь, не больше. Играла детвора на берегу. Река уж очень красивая рядом. Медленная, чистая. Взрослые каждый год берег обкашивали, чтоб ребятне резвиться можно было.
Как-то получилось, что птичка упала. Девочки сидели, секретики какие-то друг другу рассказывали. А вот прям с неба упала птичка. Настя видела, как кружила большая птица в небе, видимо она и забила птаху. Одна из девочек пнула, хотела откинуть подальше. В деревне дети к этому просто относятся, но Настя вскочила, оттолкнула ее.
— Что ты делаешь? Она жить еще может.
— Настя, ты ку-ку? Посмотри на нее.
Но Настя уже не слушала, взяла птичку в руку, что-то ласково шептала ей. Минута прошла, не больше. Встрепенулась птаха, выпорхнула из рук и улетела.
Девочка смотрела на это все.
— Я же видела, она дохлая была… Настя, как это у тебя получилось?
Настя плечами пожала. А дети все это родителям рассказали. Кто-то сказал, что птичка просто оглушенная была, а кто-то вспомнил про корни Насти. И стали присматриваться к девочке.
Как-то год грибной был. Люди как с ума посходили. Грибы ведрами таскали. Что на зиму готовили, а что продавали.
Настя с матерью тоже в лес ходили, тоже грибы носили. Что-то заделывали, а часть они с папой на рынок возили. Насте на велосипед собирали. Грибы у них всегда самые чистые и крепкие были. Односельчане, как встретят их в лесу, так сразу спрашивают, где же место такое, что такие грибочки одинаковые. А они не жадничали, отвечали:
— Так в гадючий мох ходили. Там всегда грибов много.
— Там же змеи одни!
— Мы не встречали.
Собрались бабы и решили сходить в тот мох. Про это место все говорили, что змей там столько, что и земли не видно. Пришли, но вот в само место зайти не смогли. Сначала одну гадюку увидели, потом другую. Вернулись злые, решили, что проследить за Настей с матерью нужно, может, обманывают, может другое какое место есть?
Как только увидели, что Настя с мамой в лес направились, так следом двинулись. Шли в отдалении, молча, чтоб не заметили их. Видели, что направлялись те как раз к гадючьему мху. Шептаться стали — уверенно так девчонка вперед шла, а мать следом. И в мох уже зашли, грибы собирать стали. А бабам боязно — столько гадюк в прошлый раз видели! Решили посовещаться. Отошли немного, поговорили, и все-таки двинулись. Тихо, по одному шагу. Вдруг та, что первой шла, остановилась, как вкопанная, другие чуть не упали, все же под ноги смотрели. Глаза подняли, такую картину увидели, что волосы на голове зашевелились.
Настя сидела на поваленном стволе, а на руках у нее… На руках у нее змеи были. Штук пять, не меньше. Девочка гладила их, что-то приговаривала, а те шевелились, ну что коты, которые ласки хотят. Бабы переглянулись, в минуту вспомнили все рассказы про бабку или прабабку этой девочки и как ломанули из леса — только ветки затрещали.
Через час вся деревня в курсе была. Шептались по углам, рассказывали друг другу. Уже к обеду история совсем другая была. И змей там больше было раз в десять, и размер у них был чуть ли не по три метра, и Настя с ними разговаривала, а они отвечали. Деревня жила полноценной жизнью, используя, как средство передачи информации, сарафанное радио.
***
А когда Насте исполнилось пятнадцать, как раз и произошел тот случай, после которого девушка одна осталась, а как в магазин заходила, так все расступались и молча ждали, пока она уйдет. Насте первое время очень неприятно было, а потом ничего, привыкла.
Лето на дворе стояло. Утро раннее, бабы только коров выгоняли, увидели, что через всю деревню бабы бегут к Настиному дому. Мать Насти в воротах стала.
— Что случилось, зачем в такую рань ко мне?
— Марин! Дочку свою буди! На том краю деревни сразу три коровы издохло!
— А Настя тут при чем?
— Как при чем! Пусть идет, пусть пошепчет, она умеет, она знает, мы видели.
— Не говорите ерунды, бабы! Что она умеет, что знает? Она ребенок еще!
— Марин, лучше буди! Еще две коровы лежат, не поднимаются, мор какой-то. Поздно будет, пусть поможет!
— Да чем она вам поможет? Ветеринара вызывайте, а не к ребенку приставайте!
— Марин, уйди с дороги! Или ты сама свою ведьму разбудишь, или мы это сделаем!
В этот момент на улицу отец выскочил, а следом и Настя, которую крики разбудили. Толпа уже у дома приличная собралась. Кричали все, галдели. Наконец, одна из баб жест сделала всем молчать.
— Настя, ты должна помочь односельчанам. Мы знаем, что ты умеешь, видели, как ты со змеями играешь…
После этих слов мать быстро глянула на дочь.
— Бабы, так то не гадюки были… Это ужи.
— Да какая разница! Настя! Помоги, передохнут ведь коровы.
Бабы двинулись на забор, калитка затрещала, и тогда Настя заговорила.
— Не могу я вам ничем помочь. Вы сами своих коров сгубили. Вернее, жадность ваша. Те, кто от жадности не хватает чужое, у тех и коровы живы будут.
Настя развернулась и в дом пошла. А бабы зашумели.
— Вот она как… Помочь не хочешь.
И быть бы, наверное, продолжению этого безумства, но отец Насти ружье схватил, да в воздух его разрядил. Бабы отрезвели немного. Коровы, и правда, больше не дохли, но злобу на Настю люди затаили.
А спустя неделю все и открылось. Председатель на ферму отраву привез. Что-то там промывать, а форма у нее, как у соли лизунца была. Ну, кто-то один и схватил домой коровке, не разобравшись, второй на него глядя. Пришло время обработки, а отравы нет, куда делась — никто не знает. Только бригадир побледнел:
— Как отрава? Мы же думали, что соль это.
Так и выяснилось, что Настя вроде как и не обидела деревню, вроде как правду сказала, но узнала откуда? А раз узнать смогла, то и коров спасти могла.
***
С того случая уж столько времени прошло, лет пять, не меньше, а деревня от девушки все шарахалась, как от прокаженной.
Настя давно уж в городе училась. К родителям только на выходные и приезжала. В городе легче ей было. Никто не знал о том, что у Насти дар особый. Ну, разве что замечали, что собаки все Насте чуть ли не улыбаются, да кошки со всей округи к ней идут. Даже птички, казалось, как-то громче петь начинали, когда Настя в парке была.
А вчера Настя на каникулы приехала. На целых семь дней. Мать с отцом не знали, куда посадить, чем угостить. Вечером Настя сказала:
— Пойду, прогуляюсь по деревне. Давно не была.
— Настя, не ходила бы ты. Знаешь ведь, как они к тебе относятся.
— Мама, перестань. Сейчас люди современные, все хорошо.
Настя шла по почти пустой деревеньке, все уж по дворам своим сидели, отдыхали после трудового дня. Потом направилась к речке. Там парень какой-то сидел, камушки в воду бросал. Настя подошла, присела рядом.
— Привет.
Парень изумленно на нее посмотрел. Какая-то вроде знакомая, но никак не мог понять, чья это дочка, внучка. Красивая, глазищи черные. Игорь, как учиться уехал еще пять лет назад, так только набегами тут и был. А сейчас вот приехал к родителям на месяц, чтоб перед работой отдохнуть. Деда повидать, а то тот совсем стар стал. Борода теперь чуть ли не по колено.
— Привет, а ты кто?
Настя рассмеялась.
— Я человек.
— Нет, ну я серьезно?
— И я серьезно.
Игорю девушка понравилась. Они болтали часа два, потом Настя домой засобиралась.
— Ну, раз не говоришь, чья ты, то может, я провожу тебя?
— Проводи, только вот не испугаешься?
— Чего?
— Да ничего, потом узнаешь.
Они шли по улице, Игорь рассказывал что-то смешное, Настя смеялась. А когда стали подходить к дому Игоря, то девушка заметила, что тот замолчал. Обернулась к нему, засмеялась.
— Ну что? Теперь страшно?
Игорь улыбнулся. Он, конечно, слышал все эти страшилки про Настю и ее родню какого-то там седьмого колена, но не верил абсолютно.
— Нет, не страшно, нисколько. А чего бояться-то нужно? У тебя злая собака?
Настя засмеялась, шутка ей понравилась. Они попрощались у калитки, но перед тем, как уйти, Игорь взял с нее обещание, что завтра они встретятся на том же месте. Дома девушка из-за занавески наблюдала за тем, как Игорь удаляется по тропинке. Мать делала вид что спит, но на самом деле она только что быстро легла под одеяло, прямо в одежде, так как сама пять минут назад наблюдала за дочкой в окно из-за занавески.
***
Настя с Игорем встречались каждый день. Не наговориться им никак было. Гуляли, даже на рыбалку вместе ходили. Но чаще всего на берегу сидели. Обнявшись, и тихо о чем-нибудь разговаривали, или просто молчали. Там-то и увидела их Мать Игоря, жена Сергея. Сразу домой побежала, мужу все рассказала. Долго они думали, что предпринять — только этой змеюги им в семье не хватало. Тогда ведь и у них корова сдохла, а ведь могла помочь эта.
Они ждали Игоря. Пришел он поздно, удивился, что родители за столом с серьезными лицами сидят. Спросил:
— Случилось что?
— Случилось. Надо тебе сынок, уезжать.
Игорь даже сел. Так рады всегда родители его приездам были, а теперь гонят, что ли?
— Это почему? Вы меня выгоняете, что ли?
— Нет, сынок. Просто ты ум потерял, с кем ты связался? Ты знаешь, какая она? Ты знаешь, какие у нее корни?
— Да вы что, с ума посходили? Триста лет прошло, какие уже корни! А Настя хорошая. Лучше многих.
— Что же ты сынок, родных не слушаешь? Нам змеюга в доме не нужна.
— Мама, папа! Что вы говорите, зачем во всякую ерунду верите? Отец, ты даже с интернетом дружишь, ты-то что молчишь?
Сергей откашлялся.
— Сын, мама права. Нечего тебе с этой… Других девушек, что ли, нет?
— Не нужны мне другие. И не смейте между мной и ней вставать.
Игорь хлопнул дверью, а мать заголосила:
— Приворожила змеюга… Погиб наш сыночек…
А Сергей, недолго думая, схватил ружье, да за порог. Жена за сердце схватилась. Через пять минут Игорь вернулся.
— А отец где?
— Беги сынок, беги… К ним побежал! Ружье взял!
Игорь сорвался с места. Он бежал и не верил, что в современном мире вообще такое может быть, а чтоб у его родителей такие сдвиги, он и подумать не мог. У Насти во всех окнах свет горел. Игорь дверь на себя дернул, в дом забежал, сразу ружье из рук отца выбил — тот под прицелом Настю держал.
Отец сник как-то весь сразу, посмотрел на Настю и сказал:
— Оставь его в покое, оставь, змеюга…
Игорь вытолкал отца на улицу. И повел домой. По дороге молчали. Игорю не хотелось вообще ничего говорить, а отцу, видно, было нечего сказать. На крыльце мать стояла, кофту на груди нервно сжимала. Посмотрела вопросительно на сына. Тот отрицательно качнул головой. И тогда она заголосила.
— Вот и посыпались на наш дом несчастья, только связался с ней, все! Нет, не будет теперь покоя нашему дому!
Игорь подумал, то у него просто сейчас взорвется мозг. Что происходит, что за бред сейчас он наблюдает? Взгляд упал на ружье, которое он в руках держал. Рядом бочка железная стояла. Игорь замахнулся… Не успокоился, пока от ружья только кусок смятого металла остался. Кинул это под ноги отцу, и в дом пошел. Лег и все думал, как завтра с Настей разговаривать, как у ее родителей прощения просить? Пока думал, в сон провалился.
***
Утро выдалось такое, что Семен Игнатович просто не мог дома усидеть. Тяжеловато ходить уже, но лес так хорош. Он только до краешка, посидит немного, птичек послушает, и домой. Как за калитку выходил, Ромку встретил — тот к нему шел. Хотел баньку бате истопить.
— Ты топи, топи. Я ненадолго. Вон, до опушки пройдусь и назад.
— Бать, тяжело уже так далеко ходить-то. Сидел бы во дворе и воздухом дышал.
— Тяжело? Это вам тяжело! Отрастили пузы себе! Что ты, что Сергей! На баб беременных похожи.
Ромка махнул рукой. Спорить бесполезно. А про пузо слушать не хотелось, жена уже и так заклевала.
Проводил отца взглядом. Тот палку взял с собой, но пока просто в руках нес, обратно уже опираться будет. Стар батя стал…
Прошел час, потом второй. Отца все не было. Уже и Сергей пришел, покурили, посидели.
— Пойдем дойдем, мало ли что…
Встали, пошли…
***
Настя укладывала вещи, а слезы все катились по щекам. Утром приходил Игорь. Много говорил, много извинялся. Настя не выдержала.
— Игорь, ну как ты не понимаешь, все равно нам жизни спокойной не будет! Не стоит и пробовать!
— Настя, да все забудется!
— Забудется? А что должно забыться? Ты не знаешь? И я не знаю! Уходи. Не приходи ко мне больше.
Настя расплакалась, мать ее обняла, а отец попросил Игоря уйти. Парень вышел. Решил, что даст ей успокоиться и попробует еще раз поговорить. Он и подумать не мог, что она решит сегодня же уехать. Настя закончила собирать вещи, присела. Мать напротив.
— Любишь его?
— Люблю…
— Так, может…
— Нет. Смысла не вижу.
Настя хотела сказать что-то еще, но дверь распахнулась, и в дом влетел Сергей. Он был бледен, по щекам текли слезы. Он упал на колени.
— Настя, прости… Помоги. Скорая через два часа доедет, не успеет.
Настя никак не могла понять, про что говорит отец Игоря.
— Что случилось?
— Папу… Семена Игнатовича гадюка укусила… Мы нашли его поздно, рука синяя, сам глаз не открывает… Не дождется скорой, возраст…
Мать Насти выступила вперед.
— Сергей, что ты говоришь, чем она поможет-то?
— Мама, подожди. Где дед Семен?
— Дома, Настя, дома… Отнесли мы его.
— Побежали!
Настя выскочила из дома и бегом бросилась на другой конец деревни. У дома Семена была уже толпа. Люди в ужасе смотрели на окна. Как так… Семен Игнатович — совесть деревни, ее мозг, ее начало. Никто не мог даже представить Слезы без Семена. Когда увидели бегущую Настю, расступились молча, а как только девушка и Сергей пробежали, снова сомкнули кольцо. Всем было очень интересно, что там происходит, но и страшно тоже. Надо же… Вчера чуть не застрелил девчушку, а она сегодня бежит им помогать… А если не сможет? Точно застрелит…
Настя вбежала в дом. Людей в комнате полно, Игорь рядом с дедом сидит, за руку держит. Настя оглянулась.
— Всем чужим выйти! Быстро!
Тон у девушки был такой, что люди подчинились. Настя глянула на жену Романа и мать Игоря.
— Вам тоже.
Те, ни слова не сказав, вышли из дома.
Настя присела около старика. Положила ладонь на его руку. Долго сидела. Минут пять. Потом повернулась.
— Не могу, помощь ваша нужна.
Все с готовностью закивали. Настя снова положила руку на руку деда. Игорь накрыл своей рукой ее руку, Сергей — Игоря, а Рома положил сверху свою. Они сидели молча. Прошло минут десять. Игорь видел, как по вискам Насти потек пот. Он крепче прижал свою руку к ее. Вены на руке девушки стали темными. У Игоря сами по себе катились слезы, когда он на деда смотрел. Не сейчас, дед, только не сейчас! Ты должен на свадьбе моей погулять.
Спустя еще минут пять, опухоль на руке деда стала спадать. Сам он порозовел, а потом глаза открыл. Увидел сыновей, Игоря, а потом бледную Настю, которая, казалось, вот-вот потеряет сознание.
— Вы что с девушкой сделали?
Игорь от радости Настю из вида на минуту упустил, увидел уже, как она со стула падает. Успел подхватить, положил в кресло. Испугался очень.
— Настя!
— Ничего… Нормально все… Мне бы домой, спать очень хочется.
Сергей сорвался с места, через пять минут подогнал машину к самому крыльцу. Народ недоумевал, что там происходит в доме. А потом Игорь на руках вынес Настю. Усадил в машину, и все уехали. По толпе даже гул прошел… Пока все на машину глазели, появление старика в оконном проеме прозевали.
— А что за собрание?
Дед говорил еще слабо, но он был жив, в сознании и довольно бодр.
— Семен Игнатович… Так мы это, за тебя переживали!
Вернулся Сергей и Игорь. Вошли в дом. Игорь был в полной прострации. Когда он руку Настину держал, вместе с отцом и дядькой, Настина рука была — как уголь из печи. Ему больно даже было. Что здесь было, как все это называется? Он все пытался придумать какое-то научное объяснение всем событиям, но у него никак не получалось.
Рядом присел отец.
— Игорь… Прости ты меня, дурака. Сейчас отец окрепнет, и поедем в сваты.
Семен Игнатович услышал.
— Считайте, что окреп. В магазин за подарками езжайте, а внук меня накормит. Вечером и поедем.
— Пап, ну куда сегодня?
— Цыц! Сегодня поедем.
Когда они к дому подъехали, на двух машинах, с музыкой, мать Насти в окно выглянула.
— О, сваты, похоже, пожаловали… Ты скажи, Настя — если хочешь, то папа их прогонит.
Отец с готовностью встал и потянулся к ружью.
— Не нужно, пап… Кто-то должен же эту ненормальную трехсотлетнюю вражду остановить?
В дверь постучали.
— Входите!
Первым вошел Сергей, и плотно закрыл за собой дверь.
— Здравствуйте. Я понимаю, что видеть вы меня не особо рады. Но… Простите меня. Сам не понимаю, что на меня нашло. Как будто по привычке…
Воцарилась тишина. Настя тревожно смотрела на родителей. Наконец, отец Насти шагнул навстречу Сергею.
— Ладно, кто старое помянет, тому глаз вон!
Сергей обнял папу Насти, потом распахнул дверь на улицу.
— Заносите! Сначала подарки, потом жениха. Но можно и в обратном порядке…
***
Свадьбу сыграли в деревне. Нужно было в город возвращаться, а всех деревенских разве в городе соберешь? Вот и решили все быстро здесь организовать. Расписывал их сам председатель. Даже не попытался заикнуться о положенном сроке ожидания, так как с молодыми и Семен Игнатович пришел. За это ему почетное место за столом выделено было.
Настя была счастлива. Она только вчера узнала старую семейную тайну, мама ей рассказала, когда Настя уже спать ложилась.
— Вот и хорошо, доченька, хоть поживешь спокойно.
— Мам, ты о чем?
— Дар этот твой, который жить тебе мешает, он у всех женщин нашего рода есть. Только пропадает сразу, как только девушка замуж выходит. Ту, нашу бабку… Замуж никто так и не взял, натворила она бед, вот и боятся люди о ней до сих пор вспоминать…
Настя долго не могла уснуть… Значит, и у мамы дар был?
И если у нее родится дочь…
