Макароны шипели на сковороде, когда в дверь позвонили. Я даже не успела отложить лопатку.
— Мам, это кто? — семилетний Лёша высунулся из-за стола, где раскрашивал динозавров.
— Сейчас посмотрим, зай.
Я вытерла руки о фартук и открыла дверь. На площадке стояли трое: Галина Петровна в своём вечном пуховике цвета грязного снега, и две женщины в строгих куртках, с папками под мышкой.
— Вот тут живёт эта больная! — объявила свекровь, и в её голосе звенело торжество. — Дети голодные, грязные, а она…
— Добрый вечер, — перебила я, глядя на незнакомок. — Вы из опеки?
Та, что постарше, кивнула:
— Людмила Васильевна, инспектор. Это моя коллега, Ирина Сергеевна. Поступил звонок о ненадлежащих условиях содержания детей.
— Ага, поступил, — я посторонилась. — Проходите. Только разувайтесь, пожалуйста.
Галина Петровна ринулась первой, но я загородила проход:
— Вы, Галина Петровна, можете подождать в подъезде.
— Что?! Я бабушка!
— Бабушка, которая последние полгода внуков не навещала, зато в опеку звонила, — я улыбнулась. — Представители органов, проходите, я покажу всё, что нужно.
Людмила Васильевна переглянулась с коллегой, и они вошли. Галина Петровна осталась на пороге, красная от возмущения.
В прихожей пахло жареным луком и лаком для ногтей. Лёшины кроссовки валялись вразброс, курточка Маши висела на крючке криво.
— Мама, кто пришёл? — Маша вышла из комнаты, подпрыгивая на одной ноге. На ней были розовые колготки и белая майка, и она держала в руках лак для ногтей.
— Тёти из школы, — соврала я. — Маш, отложи лак, пожалуйста. Лёш, убери краски!
Обе инспекторши уже доставали какие-то бумаги.
— Можно осмотреть квартиру? — спросила Ирина Сергеевна.
— Конечно. Начнём с кухни?
Мы прошли на кухню. Макароны почти готовы, в сковороде шкворчал фарш с овощами. На столе — три тарелки, вилки, кружки с компотом.
— Вы готовите ужин, — констатировала Людмила Васильевна, записывая что-то.
— Да. Обычно мы едим в шесть, но сегодня задержались в поликлинике. Лёше делали манту.
— В квартире тепло, — Ирина Сергеевна провела рукой по батарее.
— Двадцать два градуса, — кивнула я. — Хотите, покажу термометр?
Они прошли в комнату. Маша уже сидела за столом, аккуратно раскладывая тетради. Лёша собрал фломастеры с кухонного стола и притащил их в комнату.
— Привет, — поздоровалась Людмила Васильевна.
— Здрасьте, — Лёша посмотрел на них с любопытством. — Вы из полиции?
— Нет, мы… проверяем, всё ли у вас хорошо.
— У нас хорошо! Мама макароны делает с мясом. Я люблю с сыром ещё.
Маша дёрнула брата за рукав:
— Лёш, не мешай тётям.
Инспекторши обошли комнату. Две кровати — застеленные, хоть и не идеально. Стол с учебниками Маши. Полка с игрушками — частично разобранная, Лего рассыпано по ковру.
— Вы работаете? — спросила Ирина Сергеевна.
— Да, удалённо. Бухгалтер. График гибкий, я всегда дома, когда дети возвращаются с занятий.
— А отец детей где?
— Не знаю. Развелись два года назад, алименты не платит. Я подавала на розыск.
Людмила Васильевна смотрела на меня внимательно:
— Галина Петровна утверждает, что вы… ненадёжны. Что дети предоставлены сами себе.
Я вздохнула:
— Галина Петровна злится, что я не позволяю ей забирать детей к себе на выходные без моего разрешения. Один раз она увезла их, не предупредив, я чуть с ума не сошла.
— Мы к бабушке не хотим, — вдруг сказала Маша. — Она заставляет читать скучные книги. И говорит, что мама плохая.
— Маш…
— Это правда, мам! Она говорит, что ты нас не любишь, что папу тоже не любила, поэтому папа ушёл. Но это неправда!
В комнату ворвалась Галина Петровна — видимо, ей надоело ждать в коридоре:
— Машенька! Я же добра тебе желаю!
— Вы должны были остаться в подъезде, — Людмила Васильевна повернулась к ней.
— Я имею право! Это мои внуки! Она их морит голодом!
— Галина Петровна, — я устало прикрыла глаза. — Когда вы в последний раз видели детей?
— Ты мне не даёшь!
— Я не давала один раз, когда вы хотели забрать их на три недели летом, не обсудив это со мной. В остальное время вы сами не звонили и не приезжали.
— Потому что с тобой невозможно разговаривать!
— Галина Петровна, — вмешалась Ирина Сергеевна, — давайте выйдем в коридор.
Свекровь ушла, громко топая. Людмила Васильевна присела на край дивана:
— Скажите честно: у вас всё в порядке? Вы справляетесь?
Я села рядом:
— Не всегда. Иногда очень тяжело. Работа, дети, дом — всё на мне одной. Бывает, что я срываюсь, бывает, что мы едим пельмени три дня подряд, потому что у меня дедлайн. Бывает, что посуда стоит до утра. Но я стараюсь. Очень стараюсь.
— Мама, — Лёша подошёл и обнял меня за шею. — Можно я уже сыр натру?
— Конечно, зай.
Он убежал на кухню. Маша смотрела на инспекторш настороженно:
— Вы заберёте нас от мамы?
— Нет, — Людмила Васильевна улыбнулась. — Мы просто проверяем. Видишь ли, иногда люди звонят нам просто так, из-за обиды.
— Это из-за бабушки?
— Возможно.
Маша кивнула:
— Она злая, потому что папа ушел. Но мы-то здесь при чём?
Инспекторши обошли ещё ванную — чистую, но с кучей детских игрушек на бортике. Заглянули в холодильник — там йогурты, овощи, молоко, остатки вчерашнего супа.
— Ладно, — Людмила Васильевна убрала бумаги. — Мы составим акт. Никаких нарушений я не вижу. Квартира в порядке, дети накормлены, одеты, чистые. Да, не идеальный порядок, но это нормально для семьи с детьми.
Я выдохнула:
— Спасибо.
— Только один совет, — она посмотрела мне в глаза. — Если бабушка будет продолжать звонить, это может стать проблемой. Постарайтесь наладить отношения. Или хотя бы установить границы.
— Я пытаюсь.
Мы вышли в прихожую. Галина Петровна стояла у двери, скрестив руки на груди:
— Ну что?
— Всё в порядке, — коротко ответила Ирина Сергеевна. — Дети под надлежащим присмотром, условия проживания соответствуют нормам.
— Как это в порядке?! Вы плохо смотрели!
— Галина Петровна, — Людмила Васильевна надела куртку, — необоснованные обращения могут быть расценены как злоупотребление. Советую вам подумать о детях, а не о личных обидах.
Свекровь побагровела:
— Да как вы смеете! Я о детях и думаю! Она больная, я вам говорю! У неё депрессия была после развода!
— Была, — я устало кивнула. — Полгода. Я лечилась. Справки есть, от психотерапевта. Хотите посмотреть?
— Вот! Больная!
— Переболевшая, — поправила Людмила Васильевна. — Это разные вещи.
Инспекторши ушли. Галина Петровна задержалась на пороге:
— Ты меня выставила дурой.
— Нет. Вы сами это сделали.
— Они мои внуки!
— Знаю. Но это мои дети, Галина Петровна. И я принимаю решения о них. Если вы хотите видеться — пожалуйста, звоните, приезжайте. Но не устраивайте мне проверки, не пугайте детей. Договоримся?
Она долго смотрела на меня, потом резко развернулась и ушла.
Я закрыла дверь и прислонилась к ней лбом.
— Мам, макароны стынут! — крикнул Лёша из кухни.
— Иду!
Мы сели ужинать. Лёша посыпал макароны сыром с горкой, Маша аккуратно накрутила спагетти на вилку.
— Мам, — она посмотрела на меня. — Бабушка больше не придёт?
— Не знаю, Маш. Надеюсь, что придёт. Но нормально.
— А если она ещё позвонит этим тётям?
— Тогда придут снова. И снова увидят, что у нас всё хорошо.
— У нас и правда всё хорошо? — тихо спросила Маша.
Я посмотрела на них — на Лёшу с сырным усом, на Машу с серьёзными глазами. На наши тарелки с макаронами, на компот в кружках, на раскраски на столе, на носки, валяющиеся у дивана.
— Да, — сказала я. — У нас всё хорошо. Не идеально. Но хорошо.
Лёша чмокнул меня в щёку:
— У нас отлично! Можно после ужина мультик?
— Двадцать минут.
— Ура!
Мы доели ужин. Маша помогла убрать посуду. Лёша включил мультик про пиратов. Я села на диван, и они прижались ко мне с двух сторон — тёплые, живые, мои.
За окном стемнело. В квартире пахло макаронами, за стеной ругались соседи. Телефон пищал — сообщения от коллеги по работе. На завтра нужно было собрать Лёше форму на физкультуру, а Маше — доделать проект по окружающему миру.
Обычный вечер. Обычная жизнь.
Не идеальная.
Но наша.
Через неделю Галина Петровна позвонила. Извинилась. Попросила, можно ли в субботу забрать детей в зоопарк.
Я разрешила.
Она привезла их в семь вечера, с мороженым и новыми раскрасками. Лёша рассказывал про жирафа, не замолкая. Маша молчала, но на лице было что-то похожее на облегчение.
— Чай будешь? — спросила я у свекрови на пороге.
Она удивлённо посмотрела на меня:
— Не откажусь.
Мы сели на кухне. Неловко. Тихо. Но это было начало.
— Я боялась, что ты их не вывезешь, — вдруг сказала Галина Петровна. — Одна, без денег, без поддержки. Мой сын — сволочь, я знаю. Но это не значит, что я не переживаю.
— Знаю, — я налила чай. — Но я справляюсь. И если вы хотите помогать — помогайте. По-нормальному. Без опеки и обвинений.
— Попробую.
Она ушла через полчаса. Дети легли спать. Я села в тишине на кухне, допивая остывший чай.
В телефоне пришло сообщение от Людмилы Васильевны: «Вы молодец. Держитесь».
Я улыбнулась.
Держусь.
