— Васильич, слушай, надо бы завтра в рейс выйти. Получится у тебя? —раздался в трубке голос нашего бригадира.
Я только-только успел задремать под нудный голос обозревателя новостей, с важным видом вещающего с телеэкрана какую-то чушь.
— В какой рейс? — приоткрыв один глаз, переспросил я.
— У Николая внучка родилась, он отказался завтра поехать. Не могу найти ему замену, а тебя вроде дома ничего не держит. Выручишь, а?
«Внучка? Слово-то какое замечательное!» — про себя подумал я.
Прав наш бригадир, у меня нет внучки и быть не может. И дома меня ничто не держит, это тоже бригадир справедливо заметил. Вот если бы судьба моя сложилась иначе, у меня тоже могла бы сейчас уже быть внучка! Маленький такой ангелочек, которого и на руки-то страшно взять. Только это совершенно невозможно. Мой единственный сын много лет тому назад погиб, а с ним и вся моя жизнь, и мечты и надежды канули в безвестность. Жена ушла, не сумев разделить со мной одно горе на двоих. А теперь уже и жены моей нет в живых, и хоронил ее не я, а другой мужчина, новый ее муж.
— Так как, Васильич? Выедешь завтра?
— Куда же я поеду? Говорил же тебе, с электроникой у машины непорядок. Случись что в дороге, чего мне замерзать на трассе? К тому же я вчера только из рейса, не отдохнул даже толком.
— Васильич, груз срочный, нет у меня других вариантов. А вернешься, мы и с электроникой разберемся, и я тебе дополнительный отдых обещаю. Давай соглашайся, миленький!
— Сам ты, миленький! — пробурчал я, сползая с дивана.
Следующим утром я уже привычно крутил баранку, наблюдая, как снежные комья бьются о лобовое стекло. Усталость прошла уже на первых километрах пути, и настроение, как всегда, улучшилось. Что ни говорите, а дорога — это своего рода психолог. Любые мысли в твоей голове в порядок приведет и на любые вопросы ответы подскажет. Вот и мои вчерашние сожаления о том, что у меня никогда не будет внуков, сами собой улетучились. Что уж тут поделаешь? Не всем дано выходит, некоторым нужно и как я, в одиночку свой век доживать. Зато у меня есть работа любимая, знай, крути себе баранку да песни по радио слушай.
Как будто подслушав мои мысли, на радиоволне зазвучала песня Танюшки Овсиенко. Я сделал звук погромче и затянул вместе с певицей: «В пути шофер-дальнобойщииик…». Через некоторое время глаза предательски защипало, и я вытер рукавом скатившуюся по щеке слезинку. В памяти возник день, когда я вернулся из рейса и привез своему сынишке грузовик, большой такой, с откидным кузовом.
— Папка, я, когда вырасту, тоже стану шофером! — заявил тогда Сережа.
— Еще чего не хватало! Чтобы мне за вас обоих потом переживать?! — встряла в наш разговор жена.
— Не слушай ее, Сережа, — обратился я к сыну, — женщины, они, на то и женщины, чтобы обо всем тревожиться. А водитель профессия хорошая и во все времена нужная.
Так и мечтал все свое детство Сережка пойти по моим стопам. А когда вырос, отчего-то передумал. Поступил учиться на программиста. Мне не понятно было даже, чем именно занимаются эти самые программисты, ну да выбор сына я в любом случае поддержал. А потом, следующим летом, отучившись всего один год, Сережа утонул вместе со своим другом на речке. Как так вышло, никто не мог объяснить. Плавали вроде бы оба неплохо, и ладно бы выпивши были ребята. Так нет, Сережка и в рот спиртного никогда не брал, да и Олег, его друг, тоже.
После похорон единственного нашего сына мы с женой рычали друг на друга, словно два зверя. Непонятно даже, отчего так было. Всю жизнь вроде жили ладно да мирно, а тут как с цепи оба сорвались. Такого друг другу порой наговорим, что аж жутко делалось. До того дошло, что мы стали обвинять друг друга в смерти Сережи, и тогда жена ушла от меня. Я все надеялся, одумается, вернется, а она сама на развод подала, а потом, спустя несколько лет, снова замуж вышла. Спокойнее ей так было, видать, что поделаешь?
Улетев мыслями в прошлое, я не сразу заметил, что с машиной что-то не так. Большегруз трясло так, будто у него была лихорадка, а через некоторое время автомобиль попросту встал, и все системы вырубились, в том числе и отопительная. Выругавшись, я вышел на мороз и более часа пытался реанимировать своего железного друга. Место, где мне пришлось встрять, было пустынным, за все это время мимо меня промчались лишь две-три легковушки. «Ну, бригадир! Ну, сволочь!» — посылал я проклятия в адрес начальства, жадного до премий и никого не слушающего. Говорил же этому жадюге, что машина неисправна!
Еще два часа я провел в попытке поймать сигнал связи и теша себя надеждой на то, что на дороге появится хоть кто-то более неравнодушный к чужой беде.
На улице уже совсем стемнело, когда я решил больше не ждать чуда и поискать помощи в деревне, расположенной в семи километрах в сторону от трассы. Хорошо, что я всегда вожу с собой обычную бумажную карту, не до конца полагаясь на современные навигационные устройства.
Дорога в деревеньку под названием Федоровка вела через лес. В тусклом свете редких фонарей я с трудом определял направление. На мое несчастье, началась метель, и ничего вокруг не было видно. Некоторое время мне казалось, будто я слышу волчий вой, доносящийся из леса, хотя, вполне вероятно, это было просто мое разыгравшееся воображение.
Прошагав эти семь километров, показавшихся мне почти пятнадцатью, в Федоровку я прибыл, когда жители деревни уже мирно спали. Лишь в одном доме я заметил свет и сразу направился туда. Долго стучал сначала в двери, потом в окна, но все безрезультатно.
Я уже хотел было пойти дальше, как вдруг услышал детский плач, звучавший откуда-то из темноты. Я обогнул дом и увидел небольшое строение, по-видимому, баню. Несколько минут я размышлял, не будет ли с моей стороны наглостью войти туда? Но плач становился все сильнее, а в окнах бани, как ни странно, свет не горел.
Не раздумывая больше ни секунды, я направился к строению и, толкнув дверь, нащупал на стене выключатель. Внутри бани было довольно уютно и относительно тепло, вероятно, ее топили днем, и помещение еще не успело остыть. Прямо передо мной на пологе лежал младенец, прикрытый небольшим одеялом, и кричал так, что оглохнуть можно было. Кроме ребенка в бане никого не было, и чтобы уже не слышать его плач, я подошел к нему и со всей осторожностью взял на руки.
— Ну-ну, не плач, бедолага! Кто же тебя тут забыл? Или беда какая приключилась?
Я оглянулся на окна дома. Там все так же горел свет, но никакого движения не наблюдалось.
— Так что же мне с тобой делать? Скажи на милость? — обратился я к малышу, покачивая его на руках.
Ребенок на некоторое время замолчал, но когда я начал заворачивать его в одеяло поплотнее, вновь принялся кричать.
— Голодный ты, да? Или голодная? Кто ты у нас, мальчишка или девчушка? Ну, ну, маленький, не плачь! Сейчас мы с тобой что-нибудь придумаем. Сейчас деда Саша тебя накормит. Не плачь.
«Деда Саша» само как-то вырвалось у меня, не представляться же ребенку по имени отчеству Александр Васильевич? Закутав младенца в одеяло и прикрыв ему личико, я вышел во двор и огляделся. В дом стучаться бесполезно, я это уже пробовал. Я метнулся к соседнему дому, может быть, получится добудиться хоть кого-то!
В соседнем доме, едва я вошел в калитку, залаяла собака, и тут же загорелся свет, будто хозяева поджидали меня.
— Кто тут? — раздался недовольный окрик, как только я постучал в дверь.
— Слушайте, я тут у ваших соседей ребенка в бане обнаружил, а хозяева не открывают.
Дверь тихонько приоткрылась, и из-за нее показался мужик в шапке и в трусах.
— Ты кто? — спросил он, исподлобья глядя на меня.
— Фура у меня на трассе встала, я за помощью пришел, а тут он. Или она, — я кивком головы указал на ребенка у себя в руках.
— Заходь в дом, разберемся. Анюта! — прокричал хозяин куда-то в недра своего дома. На его зов тут вышла женщина, закутанная в шаль, — сбегай-ка до Верки Синициной, вон мужик ребенка ейного в баньке обнаружил.
— Как так? — спросила женщина, на ходу натягивая валенки и бросая в мою сторону недоверчивые взгляды.
— Погодите, а вдруг там что не так? Пусть лучше женщина за ребенком присмотрит, а мы сходим до вашей соседки.
— Что там не так? — переспросил было мужик в шапке, но тут же согласно кивнул и велел жене взять у меня из рук младенца. — Погоди, оденусь только, — буркнул он, обратившись ко мне.
Через пару минут мы с ним вместе шагали к соседнему дому.
— Семен, — представился мужик.
— Саня, — ответил я.
Мы пожали друг другу руки и пошли дальше.
— Свет у Верки давно горит, я еще спать укладывался, заметил это. Думал, дитё уложить не может, вот и не ложится сама.
— Я тоже свет в окнах приметил, вот и пошел сразу к этому дому. Достучаться не смог, а потом услышал, как ребенок в бане плачет.
Мой спутник тоже долго стучал в двери и в окна и еще громко звал хозяйку дома по имени.
— Надо двери ломать, — высказал я вслух свои соображения.
— Ага, ломать! Мне же их потом и править! Мужик у Верки вначале зимы утонул, под лед провалился, так что баба она теперь одинокая, помогать ей некому.
Сосед Веры хотя и ворчал еще некоторое время, но все же принес из сарая лом, и мы с ним общими усилиями вскрыли внутренний запор на двери. Хозяйка дома в неестественной позе лежала на полу прямо посреди комнаты. Она была мертва, это было видно невооруженным взглядом. На столике возле дивана стоял пузырек из-под каких-то лекарств и цветное фото какого-то парня.
— Это что? Она сама себя, что ли? — высказал я вслух свои предположения.
— Вот ведь мать-ети, — выругался Семен.
В дверях появились какие-то люди. Видимо, жена Семена не выдержала и позвала других жителей деревни.
— Ой, батюшки! — запричитала какая-то старушка. — Не уж Верка на это решилась?! Ой горемычная!
— То-то она словно черная ночь в последнее время ходила, видать, заранее удумала себя погубить, — высказался один из пришедших.
Все они толпились в дверях, никто не решался подойти ближе. Тогда я достал телефон и сам позвонил в скорую. Пока мы дожидались приезда спецслужб, в доме несчастной умершей перебывала, казалось, вся деревня. Каждый из них непременно высказывал свое мнение, и вскоре я уже мог представить общую картину случившегося.
Хозяйка дома, молодая женщина Вера, крепко любила своего погибшего мужа и не смогла пережить его смерть. Даже собственная дочь не сумела стать для женщины утешением, Вера, как говорили многие жители деревни, девчонку с самого ее рождения невзлюбила, будто та была виновата в том, что отец ее погиб незадолго до появления на свет малышки.
До самого утра я проторчал в той деревне, отвечая на вопросы прибывшей следом за врачами полиции и прочее. Улучив момент, позвонил своему начальству, доложил о поломке машины и, не стесняясь в выражениях, высказал все, что думаю по этому поводу. После того как все немного успокоилось, я решил зайти в дом Семена и еще раз взглянуть на малышку, которую, как говорили жители деревни, я случайно спас от голодной и холодной смерти.
— А Любушку забрали, — удивленно проговорила жена Семена.
— Какую Любушку? — не понял я.
— Дочку Веры. Ее Люба зовут.
— А кто забрал?
— Так, полиция. Сказали, отправят сначала в больницу.
— А, ну да. Чего это я.
Я почесал затылок и на всякий случай попросил номер телефона хозяина дома. Не мог же я так просто продолжить жить, не зная о дальнейшей судьбе девочки?
Домой я попал не так скоро, как хотелось бы, но все же моя вынужденная поездка, полная приключений, завершилась более-менее благополучно. Даже машину мою внепланово починили, и груз был мною все же доставлен.
Вот только вся та история никак не шла у меня из головы. Я постоянно думал обо всем случившемся и даже невольно ощущал в своих руках невесомое тело малышки. Вспоминал, как нес ее, укутанную в одеяло, и как назвал самого себя дедом Сашей. Несколько раз я звонил Семену, но он ничего толком не знал о судьбе младенца. Говорил только, что Любушка все еще находится в больнице.
В предстоящие выходные у нашей фирмы был юбилей, и начальство разорилось на празднование этого события в ресторане, куда были приглашены к тому же и обычные смертные, то есть водители и даже грузчики со склада. О моем приключении в деревне Федоровка были многие наслышаны, и вот речь за столом как-то сама собой зашла обо всем этом.
— Александр Васильевич, а как та девочка? Где она теперь? — спросила жена одного из наших руководителей.
— Не знаю, вроде бы в больнице все еще, — пожал плечами я и при этом тяжело вздохнул.
— Наверняка ее доставили в наш город. Это ближайший населенный пункт, где есть современные детские клиники.
— Вы думаете?
Я с надеждой посмотрел на свою собеседницу.
— Скорее всего. Хотите, я узнаю? У меня есть некоторые связи в области опекунства.
— Правда? Вы можете узнать о Любушке?
— Ой, посмотрите, наш Васильич сейчас заплачет от радости, — рассмеялся кто-то из водителей.
— Я все выясню, Александр Васильевич. Дайте-ка мне ваш номер телефона.
Молодая женщина достала из сумочки свой аппарат и внесла меня в список контактов.
Честно говоря, я не надеялся на то, что она тут же не позабудет свое обещание и начнет что-то выяснять для меня. Но Елена Львовна, так звали жену одного из руководителей нашей фирмы, позвонила уже на следующий день.
— Александр Васильевич, я все узнала. Малышка на самом деле находится здесь, в третьей городской больнице. Только со здоровьем у нее не очень. Ребенок и без того родился слабеньким, девочке требовалось определенное лечение, а мать игнорировала этот факт. И ухода должного за ребенком не было, малышка истощена и так далее. В общем, она еще некоторое время точно пробудет в больнице. Хотите навестить ее? Я могу договориться.
— Правда? Это действительно возможно?
— Попробую что-нибудь сделать.
Спустя два дня я стоял возле дверей, ведущих в детскую палату, где находились одни только новорожденные малыши, и с замиранием сердца ждал, когда мне разрешат войти. Волновался так, будто пришел на встречу к самому президенту.
— Проходите, мужчина. Маску нормально наденьте, нос наружу торчит! — скомандовала женщина в светло-зеленом халате, из-под которого выпирала огромного размера грудь.
В обычном моем состоянии эта грудь непременно привлекла бы мое внимание, так как (что уж греха таить) я несколько неравнодушен к подобным женским формам. У моей жены была грудь пятого размера, и я всегда считал, что это верх женской красоты! Сейчас же пышные формы медицинской работницы ничуть не заинтересовали меня. В каком-то стеклянном подобии детской кроватки лежала она! Самая чудесная на свете малышка! С глазами цвета аметиста и самой нежной кожей.
— Здравствуй, внученька! — невольно промолвил я.
— Это ваша внучка? — удивилась женщина с большой грудью.
— Нет. Не совсем. Вернее, не внучка, конечно, просто по возрасту я больше гожусь ей в дедушки, — залепетал я, желая одного — снова взять ее на руки и прижать к своей груди. Чего ей тут лежать в этом стеклянном сооружении? Там же холодно небось и одиноко!
— Жаль, что вы не дедушка. Я уж порадовалась, что проблема будет решена и удастся пристроить малышку, — проговорила между тем моя сопровождающая.
— Какая проблема? Почему проблема?
— Родной дед, вероятно, не бросил бы и больного ребенка? А то усыновители нынче привередливые пошли. Всем подавай здорового малыша, да еще и без прошлого. Мы уже попытались пристроить эту девочку, оповестили несколько пар, ожидающих в очереди. Но те, как узнали о том, что ее мать наркоманка, а отец алкаш, который утонул, так сразу в отказ пошли.
— Ее мать не наркоманка, она просто таблеток наглоталась. А про отца вообще с чего взяли, что он пьющим был?
— А как же? Раз он на речке утоп, то уж наверняка выпивши был.
— Этого я не знаю, но вот у меня тоже сын на речке утонул, и был он при этом совершенно трезвым!
— Ой, простите, я не знала, — женщина зажала рот ладошкой и на несколько секунд даже замолчала, позволив мне наслаждаться лицезрением моей маленькой принцессы. — А все-таки жаль, что вы не дед. Как бы хорошо было!
— Да, жаль. Внуками меня судьба обделила.
— Почему?
— Ну как же? Я же вам только что рассказал о том, что мой сын погиб. Случилось это много лет назад, поэтому у меня не может быть внучки.
— Ох, бедный вы, бедный! Это ваш единственный сын, получается, был? Ой, несчастье какое!
Я вздохнул, пожалев о собственной откровенности.
— Вас как зовут? — спросил я женщину, чтобы отвлечь ее внимание от моей особы.
— Люба.
— Как? Тоже Люба?
— Почему тоже?
Я кивком головы указал на кроватку, где крепким сном спала малышка.
— А! Ну да, тезка моя. Только я тут этих Люб столько перевидала, что уже и имена их не всегда помню. Ну все? Вы посмотрели девочку? Врач велел недолго, так что вам пора.
— Как уже?
На мой взгляд, я провел эти несколько минут не с малышкой, а с пышногрудой Любой. Так что и насмотреться на девочку толком не успел.
— А можно я еще немного с ней побуду?! — я умоляюще поглядел женщине в глаза.
Люба смутилась от моего взгляда и, немного покраснев, махнула рукой.
— Ладно уж. Пять минут у вас еще есть. Только мне некогда возле вас дежурить, у меня дел невпроворот.
Люба отошла на некоторое расстояние и уткнулась в экран своего телефона. Я невольно улыбнулся и, наконец, смог сосредоточить все свое внимание на спящей малышке.
— Любушка ты моя! Внученька! — еле слышно прошептал я и осторожно погладил девочку по голове. — Горюшко у тебя, родненькая? Я знаю. Знаю, моя хорошая, как это бывает, когда ты совсем один в этом мире и некому тебе о беде своей поведать. Но ты не печалься, милая, все обязательно наладится, вот увидишь! Будут рядом с тобой еще те, кто тебя любить будет больше жизни! Я правду говорю! Я и сам тебя уже люблю, больше некуда. Да и как тебя не любить можно? Такую маленькую, но такую сильную! Ты у меня, Любушка, молодец! Стойкий солдатик! И ты обязательно поправишься, в этом я уверен!
— Вы чего над ней заговоры читаете? Врач увидит, ругаться будет, — рядом снова появилась назойливая тезка моей малышки, — пойдемте, провожу вас до выхода. Были бы вы ребенку родственником или будущим опекуном, было проще. А так, по сути, вы же чужой человек девочке.
— Ничего, я не чужой! — раздраженно буркнул я и сам не знаю, зачем соврал, — я и есть ее будущий опекун!
— Правда? А что же вы раньше не сказали?
— Не сказал и все. Может быть, я не до конца еще решился! А теперь повидал девочку и все!
— Что все?
— Все решил для себя.
Я бросил прощальный взгляд на кроватку и, словно во сне, вышел из палаты. Ноги отчего-то стали ватными, как в те моменты, когда ты чем-то особо взволнован. Причин для такого волнения у меня вроде бы как не было. Не собирался же я, в самом деле, взять на себя ответственность по воспитанию этого ребенка? Кто мне ее отдаст? Девочке семья нужна, папа и мама, а не одинокий волк, к тому же сам с израненной душой.
Вот только время шло, а папа и мама для Любочки все никак не находились. Сильно отставала в развитии малышка, да и то, как ушли из жизни ее родители, не давало людям покоя. Будто ребенок нес за это какую-то ответственность. Мать Любушки я, конечно, никоим образом не оправдывал. Женщина, так относившееся к собственному дитя, не вызывала во мне позитивного к ней отношения. Даже то, что она так сильно любила своего мужа, что не смогла жить без него, ничуть не возвышало Веру в моих глазах. Любовь между мужчиной и женщиной — это одно, а любовь к ребенку, я считаю, совершенно иное чувство! Особенно материнская любовь — это самая-самая крепкая привязанность на свете. Нет ничего сильнее материнской любви, и именно она способна победить все существующее зло на планете! Только вот отчего-то случаются в природе такие осечки, и на свет появляются женщины — пустоцветы, неспособные взрастить внутри себя материнскую нежность. Мужчину полюбить они могут, а своего ребенка нет. По моему мнению, именно такой и была Вера, мать Любушки, обиженная природой женщина, и не я ей судья.
Однажды, вернувшись из очередной командировки, я понес в контору путевые листы и там столкнулся с Еленой Львовной, той самой молодой женщиной, благодаря которой я смог побывать в больнице и повидаться с Любушкой.
— Александр Васильевич, а я только что у мужа интересовалась вами, спрашивала, когда вы из рейса вернетесь? Мне тут донесли, будто вы подумывали оформить опеку над той девочкой. Это правда или так болтают?
Я смотрел на нее в упор, не зная, что и ответить.
— Да вы не смущайтесь. Случаются у людей такие душевные порывы. Редко кто может оставаться безучастным к детскому горю. Я вас понимаю. А растить ребеночка не так просто, это правда. Но только имейте в виду, если вдруг на самом деле решитесь стать опекуном малышки, я постараюсь вам помочь в этом.
— Спасибо вам! За все спасибо! Вы редкой души женщина, мужу вашему повезло!
Я принялся трясти Елену Львовну за руку, сам еще не понимая, за что именно благодарю ее.
Дальнейшие события в моей жизни развивались стремительно и как будто без моего участия. То есть вряд ли я тогда до конца осознавал, что делаю и что именно мне предстоит. Вот только через некоторое время в моей квартире появилась детская комната (раньше здесь был обычный склад ненужных вещей), а у меня в шкафу лежали официальные бумаги, в которых все было оформлено честь по чести.
Любушку я называл не иначе как внучка или внученька. Мне прямо нравилось произносить это слово, словно в нем была сокрыта настоящая магия. В первое время нам с ней было тяжеловато, не скрою. Мы привыкали друг к другу. А потом… Потом жизнь наша стала самой обычной и самой необыкновенной одновременно. Вот только в дальние рейсы я больше не хожу. Когда закончился мой декретный отпуск (ха-ха), я согласился работать только на городских маршрутах. Ребенок у меня, надолго отлучаться никак нельзя.
А Любушка моя растет, и никаких особых проблем со здоровьем у нее не наблюдается. Немного позже своих сверстников Люба начала ходить, зато разговаривать научилась очень рано. Теперь ее уже не заставишь молчать! Читает деду на ночь сказки! Буквы, конечно, еще не знает, но у нее очень правдоподобно получается, и страницы переворачивает, и пальчиком по строчкам водит. А вид у нее при этом такой серьезный, ну прямо загляденье.
Иногда, когда Люба болеет или мне куда нужно отлучиться, нам на помощь приходит ее тезка, та самая пышногрудая Люба из детской больницы. Вы не подумайте, между ней и мной ничего нет. Я только изредка позволяю себе бросить мимолетный взгляд на самую представительную часть ее фигуры, и щеки Любы при этом только совсем чуть-чуть розовеют. Так вот и живем.
