— Ну что, пора решать, что с квартирой делать, — деловито сказал Олег, развалившись на диване у сестры. Он скинул кроссовки прямо на ковёр, закинул руки за голову и вытянул ноги так, будто ему вся комната принадлежала.
Ира стояла на кухне у плиты, медленно помешивая чай в кружке. Из окна тянуло прохладой, на улице начинал моросить дождь, капли барабанили по подоконнику в такт её мыслям. Она вздохнула, отпила горячего чаю, почувствовала, как по горлу растекается тепло, но внутри всё равно было как-то неуютно.
— Да что тут думать? — наконец ответила она, заходя в комнату и присаживаясь на край кресла. — Бабушка в деревне давно. Ей эта квартира в городе сто лет не нужна. Она сама говорила: «В городе душно, шумно, и соседи вечно за стенкой кричат». В деревне ей лучше, там тишина, воздух свежий.
Олег хитро прищурился, его губы растянулись в ухмылке. В глазах мелькнул тот же огонёк, что Ира помнила с детства, когда он затевал очередную авантюру.
— А если по-простому? — протянул он. — Продадим, да и всё. Ей скажем, что ремонт делаем или что-то в этом духе. Она всё равно сюда не вернётся, с её спиной по лестницам не набегаешься. Да и чё ей тут делать?
Ира задумалась. В голове крутилось что-то смутное, неприятное. Вроде и правда — бабушка уже лет пять как живёт в деревне, любит тамошнюю жизнь. Огород у неё, куры какие-то бегают, соседки по вечерам на лавочке семечки лузгают. А с другой стороны… это же её квартира. Родная.
— А деньги? — спросила она, глядя на брата исподлобья.
— Поделим пополам, конечно! — Олег хлопнул себя по коленке и рассмеялся. — Я себе машину куплю, нормальную. А то этот мой драндулет в любой момент развалится. Еду и каждый раз думаю, доеду ли.
Ира пожала плечами, откинулась на спинку кресла. В голове тут же всплыл образ её кредитной карты с огромным минусом и нескончаемая ипотека, которая висела над ней.
— А мне ипотеку гасить надо… — пробормотала она. — В принципе, идея нормальная. Бабушка в своей деревне как в раю. Там у неё всё — сад, речка, подружки эти её, с которыми она на лавочке сидит. Зачем ей город?
Они переглянулись и довольно улыбнулись. Всё казалось таким простым и логичным, словно это решение лежало на поверхности и нужно было только его озвучить. Деньги в кармане, никаких лишних забот, а бабушка… Бабушка и так счастлива там, в деревне.
— Ну, тогда решено, — сказал Олег, поднимаясь с дивана и потягиваясь. — Я завтра пойду к риэлтору, узнаю, сколько можно выручить. А ты бабушке позвони, скажи, что мы тут ремонт затеяли, обои меняем или ещё чего придумаем.
Ира кивнула, но внутри что-то неприятно сжалось. Словно не всё так гладко, как они решили. Она вспомнила бабушкины руки — тёплые, с пахнущими тестом пальцами, и её пироги с капустой, которые она всегда пекла, когда они с Олегом приезжали.
— Ладно, — выдавила Ира, чувствуя, как сердце сжалось от непонятного чувства вины.
В деревне бабушка Вера сидела на лавочке у своего старенького дома, аккуратно вязала тёплые носки. Осеннее солнце клонилось к закату, окрашивая небо мягкими золотистыми красками, а лёгкий ветерок покачивал верхушки деревьев, шумевших где-то за огородами. Вера любила эти спокойные вечера: тишина, только потрескивание спиц да редкий крик воробьёв. Всё было на своих местах.
Неожиданно со стороны калитки послышались шаги, и вскоре появилась соседка — тётя Маша, полная, с круглым румяным лицом, на котором всегда играла хитрая улыбка. Она несла в руках авоську с покупками и остановилась рядом с Верой.
— Вера, — начала она, устраиваясь на лавке, — я тут твоих в городе видела. Внучок-то твой, Олежка, всё про машину какую-то говорил. Радостный такой, аж светится весь.
Бабушка Вера нахмурилась. Руки её на мгновение замерли, спицы перестали стучать. Она медленно подняла глаза на соседку.
— Машину? — переспросила она, будто не поверила своим ушам. — У него ж и так есть какая-то тарахтелка. На чём он там ездит-то… На «Жигулях» этих своих.
— А он говорит: «Скоро новенькую возьму», — тётя Маша с удовольствием рассказывала, словно щекотала Верину душу. — Да не просто так. Они с Иркой ещё про твою квартиру что-то обсуждали. Стояли на остановке, громко, понимаешь, не стесняются.
Бабушка Вера не сказала ни слова. Только пальцы её резко затянули узел на носке так туго, что нитка чуть не лопнула. Лицо стало каменным, морщины на лбу углубились, глаза сверкнули холодным блеском.
— Ах вот как, значит… — тихо произнесла она, но голос её был твёрдым, как металл.
Тётя Маша прикусила губу, поняла, что задела за живое, но виду не подала. Встала, отряхнула подол юбки.
— Ладно, Вера, я побегу, у меня ещё куры не кормлены. Ты там, если что, зови, помогу.
Но Вера только кивнула, снова уставившись на вязание, как будто разговора и не было.
Вечером она долго сидела у окна. Лампа с жёлтым абажуром освещала небольшую комнату, пахло сушёными яблоками и ладаном от старой иконы в углу. За окном, на чёрном небе, ярко мерцали звёзды. Вера смотрела на них и думала. Как же так? Внуки, её родные кровиночки, и вот такое. Неужто решили, что она старая и ничего не поймёт?
Ночь прошла неспокойно. Вера ворочалась в кровати, прислушиваясь к скрипу половиц и завыванию ветра за окном. А под утро, когда только забрезжил рассвет, она встала, натянула шерстяные носки — как раз те, что вчера закончила вязать, — и подошла к шкафу. Достала своё старое пальто, серое, немного потёртое, но ещё крепкое. Натянула платок, завязала узлом под подбородком. Обулась, надела на плечи сумку и, не говоря никому ни слова, вышла из дома.
Деревня только начинала просыпаться. Куры где-то за забором лениво кудахтали, из труб поднимался тонкий дымок. Вера шагала по знакомой тропинке к почте, твёрдо ступая, несмотря на возраст и боль в коленях.
На почте её встретила молоденькая девушка Анька, что недавно устроилась сюда работать. Увидев Веру, та удивлённо подняла брови.
— Баб Вера! Вы что, письма кому-то писать собрались?
— Ага, деточка, — спокойно ответила Вера. — Телеграмму хочу отправить.
Анька нахмурилась, но спорить не стала. Пока заполняла бланк, поглядывала на бабушку с любопытством, но Вера не обращала на это внимания.
— Детки думают, что я старая и не умная? — пробормотала она себе под нос, складывая бумагу. — Ну-ну.
Когда всё было готово, Вера медленно вышла на улицу и остановилась на крыльце. Ветер трепал полы её пальто, но она стояла, как скала. Смотрела вперёд, в сторону трассы, где автобус раз в день возил людей в город.
— Думают, обманут старуху? — сказала она вслух, и в её голосе была стальная решимость. — Поживём — увидим.
Прошло пару дней. Вернувшись домой из города, Олег первым делом набрал Иру. Голос его звучал бодро и самодовольно, как будто он уже держал деньги в кармане.
— Ну что, готова? — спросил он, устроившись на своём диване и закинув ноги на стол. — Я нашёл покупателя на квартиру. Деньги хорошие предложили.
Ира сидела на кухне, грея руки о чашку с остывшим чаем. В голове крутились мысли о том, как эти деньги помогут с ипотекой. Да и зачем бабушке эта квартира? Всё равно не вернётся в город. Зачем ей эти стены?
— Отлично! — ответила она, пытаясь не выдать в голосе лёгкой тревоги. — Давай быстрее оформим, пока бабка ничего не заподозрила.
Олег рассмеялся.
— Да куда ей заподозрить? Она в своей деревне, как в домике. Всё, завтра в контору, и дело в шляпе.
На следующий день они встретились у нотариальной конторы. Олег был в хорошем настроении, шутил, подпинывая ногой камешки на тротуаре. Ира, наоборот, чувствовала странную тяжесть на душе, но гнала от себя эти мысли.
Зайдя внутрь, они подошли к столу нотариуса — пожилого мужчины с аккуратной бородкой и очками на кончике носа. Тот листал бумаги, слегка качая головой, как будто что-то не сходилось.
— Мы по поводу квартиры Веры Петровны, — деловито начал Олег. — Оформим продажу.
Нотариус поднял глаза и спокойно, почти равнодушно произнёс:
— Простите, но квартира уже продана.
Ира застыла, как будто её облили холодной водой. Олег нахмурился, не сразу поняв, что услышал.
— Как продана?! — вскрикнул он, навалившись на стол. — Это квартира нашей бабушки!
Нотариус даже бровью не повёл.
— Так ваша бабушка и продала.
Ира побледнела. Сердце забилось быстрее, ладони стали холодными. Она посмотрела на брата, надеясь, что это какая-то ошибка, недоразумение. Но нотариус был спокоен, как удав.
— Ккк-кому?! — выдавила Ира.
Нотариус повернул бумагу и, слегка поправив очки, показал.
— Вот тут указано… Деньги переведены на счёт Веры Петровны.
Олег сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
— Вот старая лиса… — процедил он сквозь зубы.
Они вышли из конторы молча. На улице моросил мелкий дождь, холодные капли падали на лицо, но никто из них не обращал на это внимания. Олег первым нарушил тишину:
— Ну что, Ира? Вот и вляпались. Я ж говорил, что надо было быстрее всё делать. А она, старая хитрюга, всё просекла.
Ира молчала. В голове звучал бабушкин голос, её тёплые руки, запах деревенского пирога. И вдруг она поняла: бабушка всё знала. Знала их мысли, их планы. И решила сыграть по-своему.
— Может, поедем к ней? — неуверенно предложила Ира.
Олег зло посмотрел на неё.
— Поедем. Надо разобраться, что она там удумала.
Через день они уже стояли на пороге бабушкиного дома в деревне. Дорога казалась бесконечной, хотя на самом деле проехали всего пару часов. Машина Олега, тихонько тарахтела на холостых, оставшись на узкой деревенской улочке, прямо под облупленным забором. Воздух был свежий, пахло влажной землёй и дымом из соседских труб. Вроде бы ничего особенного, но Ире казалось, что каждый шаг даётся с трудом.
— Бабушка! — Олег стучал в дверь с таким напором, будто хотел её выбить с петель. Кулак глухо бился о старые деревянные доски, и этот звук эхом отдавался в груди у Иры. Она стояла чуть позади, теребя край куртки, и с каждым ударом сердце сжималось сильнее.
Дверь открылась не сразу. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем на пороге появилась Вера Петровна. Спокойная, как будто ничего не произошло, будто внуки приехали к ней просто на выходные, попить чаю и поговорить о жизни. На ней был тот самый старенький платок, в котором она всегда выходила в огород, и вязаный жилет, который пах лавандовым мылом и чем-то родным, тёплым.
— Приехали? — голос её был ровным, без укора, но в нём чувствовалась такая сталь, что у Иры по спине пробежал холодок. — Проходите, чай пить будем.
Олег шагнул первым, но уверенности в его походке уже не было. Он задел плечом косяк двери, что-то буркнул себе под нос. Ира вошла следом, чувствуя, какие ноги ватные, а в горле пересохло. Дом бабушки встретил привычным теплом и запахом свежего хлеба, который она, видимо, только что достала из печки. На столе уже стоял чайник, а рядом — блюдо с вареньем и пирогами.
— Бабушка! — голос Иры дрогнул, она едва сдерживала слёзы. — Как ты могла? Зачем ты продала квартиру?
Вера Петровна медленно подняла взгляд от стола, на мгновение задержав его на внучке. В её глазах не было ни злости, ни обиды. Только усталость и какая-то тихая печаль.
— А вы зачем собирались это сделать? — спокойно спросила она, приподняв одну бровь. Голос её был мягким, но каждая фраза резала, как нож. — И мне даже не сказать?
Олег покраснел. Щёки налились краской, и он отвёл взгляд в сторону, будто рассматривал что-то на стене.
— Мы думали, тебе она не нужна! — выдохнул он, будто оправдываясь. — Ты же в деревне живёшь! Тебе там хорошо, сама говорила!
Бабушка усмехнулась. Тихо, беззлобно, но в этой усмешке было столько понимания и иронии, что стало не по себе.
— Нужна мне или нет — это моё дело, — сказала она, вытирая руки о кухонное полотенце. — А вот вы что-то слишком быстро решили мою судьбу. Сами. Без спроса.
В комнате повисла гнетущая тишина. Даже часы на стене тикали как-то громче обычного, отмеряя секунды неловкости. Ира опустила глаза на руки, чувствуя, как внутри всё сжимается от стыда.
— Мы бы всё равно тебе помогали! — попыталась оправдаться Ира, но голос её звучал неуверенно, как у школьницы на ковре у строгой учительницы. — Ну правда, бабуль… Мы же не со зла. Просто хотели, чтобы тебе лучше было.
Бабушка прищурилась и посмотрела на неё пристально, как в детстве, когда ловила на мелкой шалости.
— Правда? — медленно переспросила она. — На машину бы помогали? Или ипотеку гасить?
Эти слова ударили сильнее, чем любой упрёк. Олег скривился, будто ему наступили на больную мозоль, а Ира почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Она пыталась что-то сказать, но слова застряли в горле.
Они замолчали. Сидели молча, не зная, куда себя деть, как будто стены деревенского дома вдруг стали тесными и давили со всех сторон. Бабушка наливала чай, не спеша, аккуратно, как будто у неё было всё время мира. А они сидели, глядя в чашки, боясь поднять глаза.
Наконец Вера Петровна вздохнула и мягко, почти ласково сказала:
— Я не против помогать, дети. Не думайте. Всю жизнь вам помогала и дальше помогу, если надо будет. — Она посмотрела на них, и в её взгляде снова была та самая бабушка, которую они знали с детства. — Но только тем, кто честен. А вы…
Она сделала паузу, давая им самим додумать, что она хочет сказать.
— Учитесь быть людьми.
Эти слова повисли в воздухе, тяжёлые и неоспоримые. Ира почувствовала, как что-то внутри оборвалось. Олег молча встал, не глядя ни на бабушку, ни на сестру.
А Вера Петровна, как ни в чём не бывало, продолжила разливать чай, будто разговор и не начался вовсе.
После того разговора Олег и Ира уехали, не сказав больше ни слова. Машина завелась с характерным скрипом старого мотора, и вскоре только пыльная дорожка осталась напоминанием о визите. Бабушка Вера стояла на крыльце, придерживая платок от лёгкого ветерка, и долго смотрела вслед уходящему автомобилю. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в тёплые оранжевые и розовые оттенки, но на душе у Веры было пасмурно.
В деревне стояла тишина, такая глухая и давящая, что казалось, будто сама земля прислушивается. Только ветер шевелил листья у крыльца, да где-то вдалеке лениво каркала ворона. Вера села на старую деревянную лавочку, что стояла у дома ещё со времён её молодости. Руками привычно потянулась к корзине с вязанием — нитки, как всегда, ждали, когда их снова превратят в тёплый шарф или носки для внуков. Но в тот вечер руки не слушались, а глаза всё тянуло к дороге.
Прошла неделя. Семь долгих дней, наполненных мыслями и тишиной. Вера занималась своими делами: ухаживала за огородом, кормила кур, поливала цветы у окна. Но каждый вечер, садясь на лавочку, она невольно всматривалась в дорогу, словно ожидая кого-то. Хотя сама понимала — дети вряд ли так быстро приедут.
На восьмой день Вера пошла на почту. Деревенская почта была маленькая, с облупившимися стенами и скрипучими половицами. Почтальонка Маруся, полноватая женщина с добродушным лицом, привычно поздоровалась:
— Здравствуй, Вера Петровна. Как здоровье?
— Да потихоньку, Марусь. А у тебя как?
— Всё так же. Вот, держи, письмо тебе.
Маруся протянула конверт. Вера взяла его, почувствовав, как сердце забилось чаще. Рука дрогнула, когда увидела на конверте знакомый почерк Иры.
Дома, не раздеваясь, Вера осторожно разорвала конверт. Внутри была открытка. Простая, с цветами и надписью «Для любимой бабушки». Она раскрыла её, и глаза сразу наткнулись на строчки:
«Бабушка, прости нас. Мы были неправы. Спасибо, что научила нас важному. Любим тебя. Приезжать будем часто.»
Слова будто согрели душу. Простые, без лишних завитушек и красивых фраз, но в них было всё, что нужно. Вера почувствовала, как уголки губ сами собой поползли вверх. Тепло разлилось по груди, прогоняя ту самую тяжесть, что давила все эти дни.
Она медленно сложила открытку и отложила её в ящик с другими тёплыми воспоминаниями. Там лежали старые фотографии, письма от детей и внуков, пожелтевшие открытки с праздников. Каждая из них хранила частичку жизни, кусочек радости и любви.
Вера снова вышла на крыльцо и присела на свою любимую лавочку. Взяла в руки пряжу и начала вязать, но теперь уже не просто машинально. Пальцы ловко перебирали петли, а взгляд всё так же скользил по дороге. Но теперь в этом взгляде было что-то другое. Надежда. Вера знала: её семья вернётся. Но уже с другим сердцем.
Она тихо улыбнулась, глядя на горизонт, и сказала вполголоса, как будто самой себе:
— Ну вот, может, и толк из вас выйдет.
Ветер мягко тронул её волосы, солнце пригрело плечи. Вера продолжала вязать, чувствуя, как мир вокруг снова становится родным и тёплым. Жизнь шла своим чередом, но теперь она знала: всё будет хорошо.
