Едва Аврелий зашел в дом, жена, маленькая худенькая Раиса, с некрасивым вытянутым лицом, набросилась на него чуть ли не с кулаками:
— Твоя мать снова оставила нас без еды, до каких пор это будет продолжаться?
Аврелий тяжело вздохнул, словно не желал вникать в происходящее в доме. Рая схватила его за плечи и уже тащила к боковой комнатушке, где жила мать.
— Выгоняй ее из дома, чтобы духу ее тут не было! — верещала она. Аврелий споткнулся на порожке и рухнул в комнату, словно куль с мукой.
Мать, задумчиво жуя орешки, которые прятала под своей подушкой, лениво взглянула на него. Ее большой пухлый подбородок затрясся при повороте головы.
— Мама, — сдавленно проговорил Аврелий. — Мама. Врачи же посоветовали тебе меньше кушать. А ты опять за свое. Постоянно жуешь! Ведь так нельзя.
Женщина, разлегшаяся на диване, повернулась, в ней было больше двух сотен килограммов веса. Живот, ноги, руки, все было огромным.
— Что я поделаю, если постоянно ощущаю голод, — пожаловалась она. — А твоя женщина пусть закроет рот. Явилась в мой дом нищей, а теперь хозяйкой себя почувствовала.
— Мам, — перешел Аврелий на шепот и испуганно покосился на дверь. — Не говори так, Райка сделала много хорошего для дома. Она привела его в порядок, отмыла, расчистила от хлама… И сейчас она с утра до вечера пластается в огороде. Грешно о ней так говорить. Выращивает овощи, картошку, зелень, которые мы с тобой едим… А ведь без нее огород зарастал бурьяном. Сама подумай, как бы мы жили без нее?
Марина, отлежавшая правый бок, повернулась, отчего диван жалобно заскрипел, и возмущенно заявила:
— Ты винишь меня в том, что я запустила дом и не в состоянии заниматься огородом? Так ведь знаешь, что я слегла, когда ногу подвернула. Лучше вспомни о том, что вы с Райкой говорили мне, когда просились сюда пожить? Обещали заботиться, кормить, убирать за мной… А теперь накинулись с двух сторон… Неблагодарные.
Раиса, подслушивавшая за дверью, крикнула:
— Ну и мерзкий же у твоей матери рот! Зашить бы его ей, чтобы не могла говорить и есть, и нет проблем. Твою маму, Аврелий, уже и ноги не держат, а она все отказывается садиться на диету! Гони ее взашей!
Аврелий закрыл руками уши и принялся биться лбом об пол. Мать взволнованно позвала его, наконец мужчина пришел в себя.
— Не обижайся мама, но я отвезу тебя к Лолите. Пришла ее очередь присматривать за тобой. А мне вы с Раей все нервы вытянули. Я хочу отдыхать, когда прихожу с работы домой, а не решать ваши семейные разборки!
Спустя час, Аврелий понял, что поднять мать с дивана невозможно. Та каким-то образом умудрялась перемещаться по дому в их отсутствие и съедать все продукты, которые находила на столе, в шкафчиках и в холодильнике, а сейчас будто насмехалась, отказываясь с этого дивана слезать.
— Посади ее в тележку, — подсказала Раиса.
Аврелий вздрогнул. Тележка, на которой он иногда вывозил мусор из двора, всякий металлолом, стояла у дровяника. Стыдно конечно, но ничего не поделаешь, он притащил тележку на крыльцо и следующие полчаса вместе с женой волок покрывало, в котором сидела мать.
— Бессовестные, — громко упрекала родственников Марина. Ей ничего не стоило растолкать всех и вернуться обратно в дом, но ситуация надоела уже и ей. Следующие полчаса она сидела и грызла орешки, которые тайком вытаскивала из кармана халата. И наблюдала за тем, как сын с невесткой ломают голову над тем, как взгромоздить ее на тележку.
Наконец, инициаторы ее вынужденного переезда додумались открутить задние колеса тележки, отчего та завалилась одним концом прямо к ней, словно приглашая взгромоздиться.
Дальше Марина посмеивалась, чувствуя «объятия» незадачливой родни. Сын и Рая пыхтели, подхватив ее под руки, а еще они рычали от натуги из-за ее огромного веса. Наконец, женщина оказалась в нужном месте.
— Может привязать ее, а то сбежит? — нервно шепнула Раиса.
Послал же Бог родню.
— Не нужно, — обливаясь потом, прокряхтел Аврелий.
— Вот так поворочаешь твою мамашу, надорвешь живот, — продолжала ворчать Раиса, — а потом удивляемся, почему я никак родить не могу.
Марина усмехнулась вслух:
— Интересная ты женщина, Раиса. Бесплодна ты, а виновата почему-то — я. И так всегда. Во всех своих проблемах ты винишь меня.
— Молчите, мама, — взмолился Аврелий. — Сил больше нет слышать вашу ругань. Действительно, поживите у сестры, смените обстановку. А через пару месяцев я вас заберу домой.
***
Лолита, старшая сестра Аврелия, была ему неродной. Сирота, которую мать подобрала и воспитала как родную дочь.
Она жила на другом конце деревни. Жила плохо, с пьющим мужем и четырьмя детьми. Желанием общаться с приемной матерью не горела.
Потому наверное и спряталась в доме, потушив свет, как только поняла, зачем Аврелий пожаловал к ней. Да не один, а с мамашей, которую тащил в тележке за спиной.
Аврелий сразу же понял, почему Лолита заперлась в доме и не показывает носу.
Его охватила праведная злость. Он бросился к окну и принялся колотить в него руками и кричать:
— Открой дверь, Лолка, я знаю, что ты дома! Я к тебе мамашу привез! Она когда-то приютила тебя у нас, теперь пришел твой черед выполнять дочерний долг!
На шум из ворот соседнего дома вышел свекор Лолы, подошел, поглядел на «груз» разлёгшийся в тележке.
— Чего шумим? — поинтересовался он. — О, сватья, привет!
Марина, вошедшая во вкус происходящего с ней «приключения», довольно кивнула ему в ответ:
— Привет Егор Каюмович. Давно не виделись.
А не виделись, действительно давненько. Единственный раз на сватовстве, когда Каюмович пришел в дом Марины просить руки Лолы для своего сына, Алексея.
Уже тогда Марина ходила кое-как, на ходу спала, плохо соображала из-за приключившегося с ней, внезапного «гормонального сдвига», который «констатировали» ей врачи.
Отдавать приемную дочь за кого попало Марина не хотела, жених, Алексей, уже тогда знатно закладывавший за воротник, вызывал в ней беспокойство, однако будущий сват, Каюмович, заверил ее, что Лолита попадет в хорошую семью, и он сам лично за молодыми приглядит.
Пообещал свадьбу сыну сыграть, обманул.
— Ты что-то располнела, — выпустив колечко дыма, заметил сват.
Аврелию пришла в голову гениальная мысль. Он подкатил тележку ближе к ничего не подозревавшему родственнику Каюмовичу и попросил:
— Придержи-ка, а то у меня спину свело.
Егор Каюмович подхватил оглобли, выронив бычок и тут Аврелий радостно ему сообщил:
— А теперь тащи свою сватью к себе. Когда Лолка откроет дверь, скажешь ей, чтобы забирала мать. А мне пора домой.
Каюмович покачал головой, наблюдая за тем, как Аврелий сверкает пятками, повернул к своему двору и крякнув, потащил тележку к себе.
***
Марине Понюшкиной не хотелось жить.
Единственный любимый сын, надежда и опора, бессовестно бросил ее на произвол судьбы и «сделал ноги».
В огромных ее телесах страдала хрупкая ранимая душа, муки которой хотелось заесть палочкой колбасы и тазиком пельменей.
Встав с тюфяка, который был предложен ей сватом, в качестве места для ночлега, женщина медленно двинулась в сторону кухни.
Обшарив в ней шкафы, полки, холодильник, не нашла никакой еды. Нашла только сушеную рыбу, которая была развешана на веревке у печи.
Марина рвала зубами засохшую рыбью плоть и, обливаясь слезами, ела ее.
Зато воды в доме было вдоволь, целых две фляги, пей не хочу.
Увидев из окна дочь, Марина попыталась выйти из дома, однако не смогла. Уходя на рыбалку, сват запер на замок входную дверь.
Марина открыла створки окна и принялась кричать:
— Лола! Я здесь! Принеси что-нибудь поесть!
Лолита, гулявшая во дворе с детьми и прекрасно слышавшая ее, притворилась глухой.
Марина пробовала было выбраться в окно, но то оказалось слишком маленьким для того, чтобы она могла протиснуться в него.
Промучившись возле проклятого окна несколько часов подряд, Марина выдохлась, села на пол и горько заплакала.
Она оказалась в плену у свата.
И что самое страшное, тот не собирался ни гнать ее, ни отпускать к Лоле.
Он явился домой после рыбалки к ночи, бросил ей прямо в постель живую рыбу, не дав поспать и скомандовал:
— Почисть, я приготовлю уху.
***
Марина громко возмущалась:
— Надоела уха. Я мяса хочу! Хочу хлеба, колбасы и макарон!
Весь стол был завален рыбьей чешуей и рыбными хвостами, а рыба все так и не заканчивалась. Ее было много.
— Сколько можно есть, — ответил сват. — Итак наела столько, что собственные дети от тебя отказались. Очнись. Тебе всего лишь шестьдесят лет, а выглядишь как лесной медведь.
— Я располнела не от еды! — не сдержавшись, расплакалась Марина. — У меня гормональный сдвиг, это неизлечимо, никакие диеты и голодания мне не помогут!
— Ну это мы еще посмотрим, — заявил сват.
***
Аврелий наслаждался жизнью, позабыв про мать. Его жена, Раечка, наконец, перестала прятать еду, начала как и раньше, готовить вкусные блюда и баловать супруга. А вскоре обрадовала его:
— Я жду ребенка.
— Ну вот, — обрадовался Аврелий, — а все переживала, что бесплодна. Раз все хорошо, может быть… Навестим мою мать?
Мужчина с надеждой посмотрел на жену.
— Говорят, она у свата так и живет.
Раиса нахмурила брови, едва услышала про свекровь, а потом хмыкнула вслух:
— У свата, говоришь? Вот и прекрасно, он — вдовец, она — одна. Чем не пара? Так что не лезь. Пусть живут, это судьба.
…Только потом уже, когда люди в деревне стали болтать о том, что Марина Понюшкина «страсть как похудела», а в люльке, подвешенной над кроватью, болтал ножками полугодовалый сын Аврелия, Маркуша, Рая с мужем решили навестить мать.
Каково же было их удивление, когда вместо очень полной лежачей женщины, они обнаружили в доме Каюмовича похудевшую мать.
Та принялась бодро носиться по кухне, наливая нежданным гостям чай. Аврелий пребывал в шоке, поглядывая на мать.
Она совсем не походила на ту себя, которую Аврелий видел в последний раз. Непривычно худая, отчего лицо, раньше походившее на круглый мячик, сдулось, опустившись складками возле рта, а о бывшей полноте напоминал только опавший животик, едва видный под просторным платьем.
Поначалу Марина смотрела на сына с невесткой с большой обидой. Но подержав внука на руках, вздохнула и простила всех.
— Я только сейчас ощутила вкус к жизни, — призналась она. — Егор Каюмович держал меня впроголодь больше года, за это я готова была его прибить. Но сейчас вижу, что это пошло мне на пользу, ведь благодаря ему, я сбросила ненужный лишний вес. И не хочу возвращаться к прежней жизни.
Егор Каюмович усмехнулся вслух:
— Я как увидел ее в тележке, сразу смекнул, что нужно посадить ее на хлеб и воду. Мои труды принесли плоды — я вылепил себе из той толстухи женщину, пригодную для совместной жизни. Можно сказать, жену.
