Когда Ксения открыла дверь в гостиничный номер, ей показалось, что она вошла в чужую память.
Обои на стенах были в желтоватом цвете, когда-то, видимо, кремовые. Телевизор — пузатый, пыльный, с пультом, обмотанным скотчем. На тумбочке — стакан в пластмассовом подстаканнике и мятая брошюра с правилами проживания, напечатанная шрифтом, который давно вышел из моды. Она провела рукой по покрывалу — жёсткая синтетика, пахнущая порошком и старой мебелью.
Номер стоил недорого, и на фотографиях в интернете всё выглядело чуть чище. Но ей было всё равно. Ей нужно было не место — а пауза. Тишина между громкими событиями. Место, где можно ничего не объяснять.
Она села на край кровати. За окном гудел проспект, машины ползли, как улитки. Рядом, через стенку, кто-то слушал радио. Женский голос читала новости, и казалось, будто в номере кто-то есть, будто одиночество стало многоголосым.
В телефоне — ни одного нового сообщения. Последнее было от Игоря: «Мне жаль, но ты всё усложняешь». Она не ответила. Удалять не стала — не было сил. Не потому что ждала продолжения. Просто так легче было ощущать реальность — как занозу: ты её чувствуешь — значит, ты жив.
В ванной — капала вода. Она включила кран, смыла тишину, умылась. Смотрела в зеркало: лицо как лицо. Только глаза немного глубже, чем обычно. Как будто в них поселился лишний этаж.
Ночью ей снился отец. Он снова был жив, снова брил щёки в маленькой кухне в халате, снова говорил: «Жизнь — как рация. Главное — не терять сигнал». Она проснулась в темноте и долго сидела, обняв колени. Отец умер шесть лет назад, но в этой гостинице, с облезлой дверной ручкой и простынями цвета серого снега, он будто снова жил рядом.
Утром она спустилась в столовую. Там пахло манной кашей, дешёвым кофе и чем-то ещё — воспоминаниями. За соседним столом мужчина в пиджаке ел сосиску и читал газету. Газету, не ленту новостей. Он поднял глаза, кивнул. Она кивнула в ответ. Эти мелочи — взгляд, тишина, пар от кружки — были как лекарство.
Когда Ксения вернулась в номер, за окном начинал идти снег. Не сильный, не праздничный — обычный, тихий, серый, как фон. Она стояла у окна и смотрела вниз. В этом городе у неё не было дел, не было встреч, не было прошлого. Только она сама — здесь и сейчас.
На подоконнике она нашла ручку. Взяла лист бумаги из блокнота гостиницы. Написала:
«Мне не нужно прощение. Мне нужно пространство. Чтобы снова научиться дышать».
Потом приписала:
«Я не сбежала. Я просто выбрала остановку».
Оставила лист на столе. Не как послание — как якорь. Для себя.
Когда она выходила, администраторша подняла глаза:
— Всё в порядке?
Ксения улыбнулась:
— Теперь — да.
Она вышла на улицу. Снег ложился на плечи, на ресницы, на воротник. Ничего не менялось — и всё было другим. Потому что внутри — стало тише.
Потому что она сделала первый шаг. Не прочь — к себе.