Мороз крепчал. Руки и ноги у Вари сильно замерзли, а нос покраснел. Хорошо было бы пойти сейчас домой, вот только еще не время. Еще нужно продолжать гулять. Варя все чаще бросала взгляды на окна своей квартиры и ждала, когда же в них загорится свет. Сначала в комнате, а потом на кухне. Это будет означать то, что мамин друг, дядя Саша, собирается уходить, и ей, Варе, вскоре можно будет отправиться домой. Мама непременно выйдет за ней к подъезду и громко прокричит: «Варя, иди домой!». А потом они вместе поднимутся по лестнице, держась за перила. А дома можно будет согреть ладошки возле батареи. А еще там дома есть теплый, пушистый кот Сеня. Мама у Вари добрая, даже разрешила ей завести кота. Все подружки Варе завидовали после этого, у них-то дома нет никаких животных!
Свет в окнах все не загорался, щеки начало пощипывать от мороза, и Варе ужасно захотелось заплакать.
— Эй, Машкова, ты чего тут делаешь одна в темноте?
К Варе быстрым шагом приближалась Анастасия Александровна, ее воспитательница из детского сада. Варя ее отчего-то боялась. Всякий раз, когда Анастасия Александровна смотрела на нее сквозь стекла своих очков, Варя немела и не вся сжималась в комок. Вот и сейчас Варе показалось, будто она в чем-то провинилась, и Анастасия Александровна непременно станет ее ругать.
— Что ты тут делаешь, я тебя спрашиваю? Мама твоя где?
Воспитатель окинула взглядом детскую площадку и строго уставилась на Варю, ожидая ответа.
— Мама дома, — поспешила уверить воспитателя Варя.
Девочка надеялась на то, что, услышав об этом, Анастасия Александровна тут же оставит ее в покое и пойдет по своим делам.
— Как это дома? А одна, что ли, тут гуляешь в такой темноте? Батюшки, да ты вся ледяная! А ну-ка пойдем!
Анастасия Александровна крепко ухватила Варю за руку и потащила ее в сторону дома.
То, что было дальше, Варя не очень поняла. Анастасия Александровна с красным лицом отчитывала маму, возможно, за то, что Варя гуляла во дворе одна. А еще дядя Саша, вероятно, испугавшись грозного вида Вариной воспитательницы, спрятался в ванной, словно трусливый зайчик. На самом же деле дела обстояли так, мамин друг, дядя Саша, был женат, и женат он был не на ком-то там, а на дочери Анастасии Александровны, Наталье.
Застав собственного зятя в гостях у Вариной мамы и, конечно же, догадавшись, что именно он тут делал, Анастасия Александровна пришла в бешенство и решила, что просто так все это не оставит. Она так и сказала: «Я просто так это все не оставлю! Я добьюсь, чтобы вас лишили родительских прав!».
О каких правах шла речь, Варя не знала, но только после того случая к ним домой пришли две женщины, одна из них была даже в полицейской форме. Они допрашивали Варю, словно преступницу, выясняли у нее, как часто ей приходится гулять на улице одной, и еще много о чем спрашивали. Есть ли у нее вещи и игрушки и то, что она больше всего любит. Из того, что Варя любила больше всего, она выбрала кота и, не задумываясь, рассказала об этом посетительницам. Уж если у Вари есть кот, то причем тут игрушки? Которых у Вари тоже было, между прочим, предостаточно. Но Варя выбрала кота, и женщины больше ни о чем ее не стали расспрашивать. Пушистый Сеня, одним глазом поглядывая в сторону гостей, и не подозревал о том, что стал последней каплей для вынесения вердикта в отношении Вари и ее мамы.
Представительницы власти единодушно решили ограничить маму Вари в правах на ребенка. Анастасия Александровна, как и обещала, добилась своего.
Для Вари настали темные времена. Сначала ее обманом увезли из дома, пообещав, что она всего лишь прокатится на полицейской машине. Варя согласилась на это. Почему бы и нет? Раз даже мама не возражает. Просто не смотрит в сторону Вари, а отвернулась к окну, наверное, задумалась о чем-то.
На машине Варя прокатилась аж целых два раза. Сначала до участка, а потом еще до больницы. В больнице Варе пришлось задержаться, врач сказал, что у нее повышенная температура и горло покрыто белыми пятнами. Варя не боялась оставаться здесь, она уже как-то раз лежала в больнице, и ей это даже понравилось. Было весело играть с девочками, что лежали на соседних кроватях, и мама к ней часто приходила. Приносила всякие вкусности, а потом Варя делилась ими со своими новыми подружками.
На этот раз мама отчего-то не приходила. Варя долго-долго ждала ее и у окна, и в коридоре, наблюдая за входом в отделение. Девочки, что лежали в одной палате с Варей, на этот раз тоже были совсем не те. Они были злые, и Варю постоянно обижали, толкали и обзывались по-всякому. Одним из прозвищ, которыми дразнили Варю, было «детдомовка». Варя, плача, кричала в ответ: «Я не детдомовка!», хотя и не понимала значения этого слова.
Вместо мамы в больнице Варю навестила одна из тех женщин, что приходили к ним домой. Она спросила Варю, как давно та болеет, и Варя соврала, что очень давно. Девочка надеялась, что так ее быстрее отпустят домой. Раз болеет Варя давно, то, значит, непременно скоро выздоровеет! Да она и уже сейчас вполне здорова!
Как-то раз перед сном, когда Варе было особенно грустно, к ней подошла одна добрая тетенька, что мыла в палате полы. Она никогда ни на кого не ругалась и с Варей всегда говорила почти ласково.
— Не спишь, горемычная? — спросила она.
Варя помотала головой. Ей очень захотелось прижаться к этой женщине, и Варя тихонько заплакала.
— Я хочу домой к маме! — повторяла она.
***
Пять лет, четыре месяца и тринадцать дней прошло с того момента, как разбился на машине мой сын, а я все никак не могу перестать считать эти самые дни, месяцы, годы. Люди говорят, будто время лечит. Не знаю, ко мне, видимо, это самое время проявляет особый интерес и лечить уж точно не собирается. Лишь равнодушно наблюдает за моими душевными страданиями и течет так медленно, словно специально растягивая дни.
Вероятно, так происходит от того, что сынок мой Никитушка был у меня долгожданным, вымоленным у судьбы, которая со всей беспощадностью сначала подарила мне счастье материнства, а потом с легкостью отняла. Каждый по-своему переносит горе. Кто-то замыкается в себе, кто-то, наоборот, ищет поддержки у других людей. Я же начала ненавидеть всех вокруг! А чего они ходят себе по Земле, ругаются, смеются, а моего Никиты нет! И не может он вот так же идти по заснеженным улицам и радоваться приближающейся весне.
Да! Я ненавидела весь мир, но более всего моя злоба относилась к той, что стала причиной смерти моего ребенка. Косвенной причиной, конечно. Я сама и надумала себе эту причину, поэтому и злоба на нее жила только внутри меня. Я ни разу не пыталась найти ту женщину и высказать ей свои мысли на этот счет, но в том, что не повстречай мой Никита ее, сын был бы жив, я была уверена!
Дверной звонок дребезжал уже довольно давно. Когда я это поняла, очнувшись от своих мыслей, звонить уже перестали. Нехотя я вышла в коридор и, посмотрев в глазок, увидела ее! Как?! Как посмела она прийти сюда? Разве она не знает о моей ненависти к ней? Не понимает, что мне невыносим сам ее вид?
Руки мои, словно живя собственной жизнью, потянулись к дверной ручке, и, щелкнув замком, я распахнула перед ней двери.
— Татьяна Ивановна, хорошо, что вы дома! — обрадовалась та, что уже собиралась уходить.
Посетительница еще имела наглость улыбнуться мне и даже как будто намеревалась войти в квартиру.
— Что тебе нужно? — сквозь зубы процедила я.
— Мне нужна ваша помощь! Понимаете, дочку Никиты забрали в детский дом.
— Что? — губы мои побелели, и я вцепилась в дверной косяк.
— Можно я войду? — спросила ненавистная гостья и, не дожидаясь моего ответа, прошла мимо меня в прихожую.
— Татьяна Ивановна, я понимаю, для вас это все слишком неожиданно. Но у меня нет другого выхода, кроме как обратиться к вам. Я много глупостей в жизни натворила, но я не хочу, чтобы Варя расплачивалась за мои грехи. Помогите, пожалуйста, помогите! Хотя бы ради Никиты!
— Да как ты смеешь?! Как посмела прийти сюда?! Неужели не боишься того, что я прокляну тебя в лицо, как проклинала все эти годы в своей душе?!
— Делайте что угодно. Можете даже убить меня, если вам так будет легче. Но не бросайте Варю! Я клянусь вам, Варя — дочь Никиты! Я не говорила вам об этом, потому что знала, вы вините меня в том, что произошло. И хотя я ни в чем не была тогда виновата, все же согласна, вам есть за что злиться на меня. Я постоянно что-то делаю не так. Будто повторяю судьбу своей матери. А когда я Никиту встретила, думала, вот сейчас все в моей жизни будет по-другому! Но прошлое не отпускало меня, тянулось за мной, как грязный подол платья.
Гостья смахнула со щеки слезу.
Когда мой сын познакомился с ней, я ничего о ней не знала. Сначала Катя показалась мне довольно милой девушкой, и я в душе радовалась, считая, будто мой сын встретил свое счастье. Я с радостью принимала Катю у нас дома и даже как будто подружилась с ней. Всем своим знакомым я хвасталась и говорила, какую хорошую девушку встретил Никита добрую, отзывчивую, хорошую хозяйку. Ничего, что она немного простовата в своих суждениях, зато красавица, и видно, что Никита в нее влюблен.
А потом, во время празднования моего юбилея, куда помимо моих близких и друзей, я позвала еще и нескольких коллег с работы, вся правда о нашей Екатерине и всплыла наружу. Оказалось, что так называемая невеста моего сына еще не так давно была любовницей мужа одной моей самой молодой коллеги. Увидев среди гостей свою соперницу, женщина буквально набросилась на девушку Никиты с кулаками. Праздник был испорчен, я не знала, как мне теперь показаться на работе, а Никита мой после этого сильно приуныл. Сын, безусловно, был расстроен тем, что узнал о своей возлюбленной. Вот только оставить ее он не захотел. Не послушал меня, сказал, что прошлое Кати не имеет для него никакого значения.
— Уходи, прошу тебя! Уходи! — с трудом шевеля губами, прошептала я.
— Я не могу уйти. Просто умоляю вас, выслушайте меня. Я плохая мать для своей дочери, но она ваша внучка. Это правда! В ней течет кровь Никиты, вы можете в этом убедиться, если хотите. Хотя вам достаточно увидеть Варю, и вы поймете, что я не вру. Они с Никитой похожи, словно две капли воды. Что бы не думал тогда Никита, но я его не обманывала! Я очень хотела стать счастливой рядом с ним, а он не поверил, подумал, что у моего ребенка другой отец.
В тот момент я еще больше возненавидела ее! И ее саму, и ее ребенка. Выходит, Никита не просто так приревновал эту дрянь к ее бывшему любовнику? Наверняка она продолжала хотя бы изредка видеться с тем человеком, и, скорее всего, Никита узнал об этом. Потому-то сын и ходил такой мрачный незадолго до своей смерти. А потом она сообщает Никите,что беременна. Вот почему Никита тогда настолько обезумел, что, превысив скорость, на полном ходу врезался в дорожное ограждение. Вот в чем была настоящая причина! Я это чувствовала, я знала!
— Убирайся отсюда! Убирайся! — не своим голосом закричала я.
Молодая женщина вся сжалась от моего крика и бросилась ко входу. Распахнув дверь, она на секунду остановилась в проеме и еле слышно произнесла:
— Варя находится в детдоме, что на Лермонтовском проезде. Фамилия у нее моя Машкова. Машкова Варвара.
С этими словами молодая женщина вышла за дверь, а я грузно осела на пол.
Несколько дней я приходила в себя после ее визита. Как мое сердце не остановилось тогда, ума не приложу. Мне было настолько плохо, что я даже порой дышала с трудом. И в голове еще, словно эхо, постоянно крутились ее слова: «Лермонтовский проезд. Машкова Варвара». Если бы не этот звон в ушах, я бы ни за что не поехала в тот детдом. Но меня доконал звучавший в голове голос. Просто посмотрю на девчонку, если позволят, только чтобы убедиться в том, что между ней и Никитой нет ничего общего! Соврала ее мать! Соврала снова, я это точно знаю!
Для того чтобы мне позволили увидеть ребенка, мне пришлось переступить через саму себя и назваться ее бабушкой. И не просто назваться бабушкой, а соврать, будто я планирую оформить над ней опеку. Я пошла на это только ради того, чтобы заглушить, наконец, внутренний голос, который без конца перешептывался со мной, делая свои нелепые предположения.
Еще когда девочка шла по коридору, приближаясь ко мне, мое сердце сжалось от тоски. Я словно провалилась в прошлое. Когда Никите было четыре годика, у него было воспаление легких, и мы с ним лежали в инфекционной больнице. Помню, как сын, возвращаясь с каких-то процедур, точно так же шел мне навстречу по длинному больничному коридору. Походка девочки, движения ее рук и ног, все было в точности таким же, как у Никиты. Когда же она подошла и посмотрела на меня, из моей груди вырвался невольный стон. Сомнений никаких быть не могло. Люди не могут быть на столько похожи, если они не родственники. А маленькая Варя была точной копией моего сына!
Я провела рядом с ней всего несколько минут. На большее у меня не хватило сил. Я боялась разреветься прямо там, в кабинете заместителя директора детского дома, где нам разрешили встретиться.
Прямиком из детского дома я поехала к матери ребенка и, застав ее дома, запыхавшись от быстрого подъема по лестнице в подъезде, выпалила:
— Говори! Говори, как все было!
— Татьяна Ивановна, проходите, пожалуйста, я сейчас чайник поставлю.
— Я пришла сюда не чаи с тобой распивать, как в старые, не скажу, что добрые времена! Рассказывай уже, почему твой ребенок в детском доме?! Как ты это допустила?! И что между тобой и Никитой тогда произошло на самом деле?!
— Татьяна Ивановна, пожалуйста, вы простите меня! Я знаю, если бы не я, Никита тогда не помчался бы так на своей машине. Но я никогда не обманывала его, это правда. Тот человек, с которым я встречалась до Никиты, Слава, муж вашей коллеги, он как-то раз зашел ко мне домой. Он был выпивши, и я его впустила, чтобы соседи не болтали лишнего. А Слава едва вошел, начал расстегивать пуговицы на своей рубашке и стал приставать ко мне. Но между нами ничего не было, честно. Как нарочно, Никита в тот день решил сделать мне сюрприз и приехал без предупреждения. Двери я ему открыла не сразу, Слава не пускал меня. Ну и когда я все же впустила Никиту, мой растрепанный вид и Слава в расстегнутой рубашке, сами понимаете, Никита решил, будто помешал нам. Позже мне удалось убедить Никиту в том, что я не изменяла ему, и Никита сделал вид, что поверил мне. Мы помирились, но когда я сообщила ему, что беременна, Никита сразу вспомнил о том случае. Он был очень взвинчен, когда уходил от меня. Дальше вы знаете.
Выслушав ее откровения, я присела на банкетку в прихожей и несколько минут молчала. Кто знает, вполне может быть, что все так и было. Но даже если она врет сейчас, Никиту это уже не вернет.
— Что с ребенком, почему тебя ограничили в родительских правах? — спросила я, не глядя на свою собеседницу.
Размазывая слезы и сопли по лицу, Катя начала бессвязно бормотать что-то о том, что хотела устроить свою жизнь. Что ее новый ухажер клялся и божился уйти от своей жены, и то, что она не знала того, что он женат на дочери Анастасии Александровны, воспитательницы Вари в детском саду. С горем пополам я смогла нарисовать в голове полную картину всего того, что происходило перед тем, как у Кати отобрали ребенка. А после того как мне все стало ясно, я чуть было не набросилась на нее, чтобы задушить собственными руками.
— Ты же не мать! Ты понимаешь это? — кричала я, не обращая внимания на ее рыдания, — таким, как ты, запрещено рожать детей! Вы же только о себе и думаете, о том, как обустроить свою личную жизнь! А ребенок — это не вещь, которую можно вот так запросто выставить на мороз! Ребенок — это ответственность, понимаешь! Маленькое существо, за которое ты отвечаешь. Которое нуждается в тебе! В тебе, дура!
Я заревела. Завыла в голос, присоединившись к ней, к моей ненавистной истязательнице, которая никак не желала оставить меня в покое и уйти из моей жизни.
Первое время я никак не могла принять тот факт, что у меня вроде бы как теперь есть внучка. И не просто внучка, а продолжение моего Никиты. Его наследие, его кровинушка, частичка его самого! Понять меня сможет только тот, кто сам пережил нечто подобное. Я то плакала, поливая слезами свою подушку, то ни с того ни с сего начинала сама собой улыбаться.
Естественно, первым делом я провела генетическую экспертизу, установив родство с предполагаемым ребенком Никиты. Пускай девочка хоть тысячу раз будет похожа на моего сына, но доверять словам ее мамаши у меня не было никакого желания. Когда результаты теста были у меня на руках, я впервые за пять с лишним лет испытала какой-то душевный подъем. Озлобленность на весь мир больше не терзала мою душу, я могла спокойно идти по улице и смотреть людям прямо в глаза. Мир больше не казался мне враждебным местом, я, наконец, ожила!
Примерно в то же время состоялось и мое настоящее знакомство с Варей. До этого мы виделись с ней лишь мельком, в то время, когда девочка гуляла с другими ребятами на площадке или в присутствии специальных уполномоченных лиц. Мне не хотелось зря обнадеживать ребенка, если бы оказалось, что ее мать соврала, я бы вряд ли еще раз появилась в этом учреждении.
И вот, когда я с уверенностью могла сказать о том, что Варя — это дочь моего сына, я пришла к ней и сказала:
— Варя, так уж вышло, что я твоя бабушка. Просто я раньше не знала о тебе.
— Я тоже не знала о тебе, — перебила меня малышка и, пристально заглянув в мои глаза, спросила, — а ты хорошая?
— Даже не знаю, — растерялась я.
— Не дерешься? Мне Ксюша, у которой кровать рядом с моей, рассказывала, что ее бабушка, как водки напьется, так Ксюшку за волосы таскает и бьет ее.
— Я водку не пью, — сглотнув подступивший к горлу ком, проговорила я. Мне стало стыдно за то, что я так долго тянула, не забирая Варю отсюда. Каких, должно быть, только ужасов не натерпелось бедное дитя за это время. — Варя, ты не переживай, я никогда-никогда тебя не обижу. Наоборот, я очень надеюсь на то, что мы с тобой подружимся. Очень скоро мы поедем ко мне домой и…
— Я не хочу к тебе, я хочу домой к маме! — заявила Варя и выжидающе посмотрела на меня.
Я не была готова к такому. Не знала, что ей сказать и как объяснить причину того, что она не может быть со своей матерью. Подумав немного, я решительно улыбнулась.
— Варя, ты любишь ходить в гости?
— Люблю.
Девочка улыбнулась мне в ответ.
— Тогда мы пока поедем ко мне в гости. Хорошо?
— Ладно, — Варя согласно кивнула и неожиданно снова спросила, — а кот у тебя есть?
— Кот? — переспросила я и, удивляясь самой себе, ответила, — кот будет.
Первое время у нас с Варей все было хорошо, мы даже и впрямь немного подружились. Очень нам в этом помог немолодой уже кот по имени Тимошка, которого я забрала у соседки к великой ее, нужно сказать, радости. Кот был хитрым и наглым. Мог часами прикидываться паинькой и строить тебе глазки, а стоило только отвернуться, как со стола пропадало все, что там только ни лежало. Даже печенье или конфеты в обертке. Потом эти самые обертки я вытаскивала из-под шкафов, а кот делал вид, что не его это лап дело.
Прошло примерно две недели, как Варя жила со мной, когда она начала постоянно спрашивать о своей матери. До этого ребенок, конечно же, тоже интересовался, когда за ней придет мама, но я, все никак не решаясь сказать правду, все время придумывала какие-нибудь отговорки. Понимала, что все равно рано или поздно придется все объяснить девочке, но постоянно оттягивала этот момент. И, как оказалось, не зря.
Едва я собралась с духом и заговорила с Варей о том, что она теперь всегда будет жить со мной, как у малышки случилась настоящая истерика. Она плакала и кричала, говорила, что я вовсе не хорошая и только притворялась таковой.
Нужно сказать, прежде чем забрать Варю, я выдвинула Кате ультиматум. Поставила вопрос ребром и сказала, что если она хочет, чтобы я оформила опеку над ее дочерью, то ноги ее самой не должно быть в моем доме. И к ребенку подходить она не будет! Мне казалось, так будет правильно. Общение с матерью только навредит Варе, да и девочка так быстрее привыкнет к новой своей жизни.
Но я была не права. Любой ребенок привязан к матери настолько сильно, что разлучить их все равно, что вновь перерезать пуповину. При этом неважно, какая у ребенка мать, что бы она ни делала, в глазах ребенка она будет прощена. Это потом, когда дети вырастают, они начинают вспоминать свои детские обиды. А в детстве для ребенка мать самое дорогое, что есть на свете.
Вот и Варя очень сильно любила свою маму. Я поняла это слишком поздно, когда между мной и внучкой уже успела пролечь огромная пропасть непонимания и недоверия. А я к тому времени успела всей душой полюбить Варю, и наблюдать за ее мучениями мне было попросту невыносимо. Тогда я сделала еще одну попытку и постаралась объяснить Варе, что, собственно, происходит и почему она не может жить дома со своей мамой. Но стало только хуже. Варя вовсе перестала общаться со мной, она отказывалась есть и пить, и даже кот больше не интересовал ее.
Совершенно отчаявшись, я сама позвонила Кате и, ничего не объясняя, попросила ее приехать. До этого наше общение с несостоявшейся невесткой ограничивалось лишь тем, что, отвечая на ее сообщения, я писала, будто у нас все в порядке, Варя жива, здорова и счастлива.
Дожидаясь мать Вари, я стояла возле окна и, едва заметив ее возле подъезда, вышла ей навстречу.
— Не думай, что это что-то меняет, — вместо приветствия пробурчала я. — Ребенок есть ребенок, он еще не все понимает и поэтому цепляется за то, к чему привык. Только для тебя это ничего не значит, ты плохая мать и недостойна любви собственной дочери. Я разрешаю вам сегодня увидеться только потому, что Варя очень скучает. А от тебя требуется следующее — ты должна каким-то образом объяснить дочери то, что больше не можешь быть рядом с ней. Согласись, это справедливо! Ты сама во всем виновата, поэтому просто обязана сделать так, чтобы Варя перестала винить в этом других.
— Но что же я скажу ей? Как смогу заставить ее забыть меня?
— Откуда я знаю? Скажи, что ты больше не любишь ее! Любишь своих любовников, а она тебе не нужна. По сути, ведь так оно и было?!
— Татьяна Ивановна, ну зачем вы так? Я люблю Варю и всегда любила. Просто так получилось. Я же никогда не думала, что все так обернется.
— А ты вообще когда-нибудь думаешь? Или у тебя только одно на уме? Нимфоманка несчастная! Мой сын погиб из-за тебя, и над дочкой его ты столько лет издевалась! Моя бы воля, я бы тебя к Варе и на пушечный выстрел не подпустила, но девочку жалко.
Катя ничего не отвечала мне. Стояла, опустив голову, словно статуя, и просто выслушивала мои оскорбления. От этого мне стало как-то не по себе, и хотя обвинения мои были справедливыми, мне расхотелось и дальше обижать ее. Человек ведь мог раскаяться в своих поступках. Вполне вероятно, ей тоже сейчас нелегко, и наверняка Катя в глубине души любит свою дочь, иначе она никогда не пришла бы ко мне, чтобы умолять забрать ребенка из специального учреждения.
— Ладно, пойдем, — проронила я, не глядя на нее, и направилась к подъезду.
Катя шла следом за мной. Мы поднялись на этаж и вошли в квартиру. Навстречу нам вышел только кот Тимошка, Вари нигде не было.
— Куда она делась? — проговорила я вслух онемевшими от страха губами.
— Может быть, в подъезд вышла? Из дома вроде бы никто не выходил.
Катя выбежала за дверь, и я бросилась следом за ней. Мы обежали все этажи, но девочки нигде не было.
— Смотрите, Татьяна Ивановна, там лестница на чердак, и дверь как будто не закрыта.
— Что, ты думаешь, Варя могла на крышу забраться?!
— Не знаю.
В этот момент дверь, ведущая на чердак, распахнулась, и оттуда показался мужчина в спецовке. Увидев нас, он широко улыбнулся и, обернувшись назад, проговорил:
— Посмотри-ка, тебя уже целая толпа родственников разыскивает, и мама, и бабушка.
— Мама?! — раздался голос Вари.
Через секунду в проеме возникло чумазое личико моей внучки. Увидев Катю, Варя прошептала:
— Мама, мамочка моя, любимая!
Когда Варю спустили вниз и она повисла на шее у своей матери, глаза мои наполнились слезами радости. Ну и пусть, пусть все будет так! Лишь бы только Варя была счастлива. К чему все эти мои обиды и принципиальные убеждения? Да, Катя не идеальная мать, и, вполне возможно, не свяжись с ней мой сын, он был бы сейчас жив. Но ведь жизнь, она такая. Не самая простая штука на земле. Чего только в нашей жизни не бывает, и некоторые люди ведут себя так, что безумно хочется их осудить. И осудить навечно. Но разве может хоть кто-то из нас с уверенностью говорить о том, что повел бы себя иначе, окажись он на месте другого? А еще мы никогда не можем знать того, на что иногда способны люди, как их могут изменить те или иные обстоятельства. И как мы сами можем помочь кому-то измениться и изменить их жизнь. Стать для кого-то поддержкой и опорой в миллион раз лучше обычного осуждения и презрения. Только таким образом можно спасти и того, к кому испытываешь неприязнь, и самого себя тоже!
Простите меня, простите за высокопарные слова! Но не было для меня иного способа простить Катю. И не просто простить, а стать для нее фактически матерью. Да, именно так. Сначала я делала это ради Вари. Потом я просто поняла, что Катя и впрямь не плохой человек, а просто заблудившаяся овца, что ли. Она будто и сама порой не осознает, к чему приводят ее необдуманные поступки. Катя, словно дикое растение, цепляется за те стебли, что кажутся ей более привлекательными, и не видит их шипов и внутренней пустоты. Вот и последний любовник Кати, тот, что был зятем воспитательницы ее дочери, управлял Катей как марионеткой. Естественно, это ее не оправдывает, но чего только порой не сделает женщина ради любви понравившегося ей мужчины. Послушание, как бы это ни было прискорбно, заложено в женщине изначально, жаль только, некоторые мужчины используют данный факт не в тех целях.
И все же Катя смогла справиться сама с самой собой. Вынужденная разлука с дочерью научила ее если не уму-разуму, то хотя бы умению хоть иногда проявлять свою собственную волю. Я видела, как она старается, как делает все для того, чтобы органы опеки восстановили ее в правах на дочь. И я не стала противостоять ей. Напротив, помогала во всем, подсказывала, как лучше поступить и что сделать.
Полтора года у нас ушло на то, чтобы Катя вновь смогла называть себя матерью. Все это время Варя жила со мной, но ее мама была у нас очень частой гостьей. После того, как я перестала запрещать Варе видеться с ее мамой, отношения с внучкой у нас наладились, мы снова стали друзьями, и привязанность наша друг к другу росла с каждым днем.
Когда пришло время и Варе можно было, наконец, вернуться домой к маме, моя внучка неожиданно загрустила. Выясняя причину ее печали, я очень удивилась, когда поняла, что девочка не хочет покидать меня. Дословно Варя сказала, будто не сможет заснуть без сказки, что я ей читала на ночь, и не хочет по утрам пить что-то, кроме моего фирменного шоколадно-молочного напитка. Обычного какао, разумеется, но приготовленного с огромной любовью к той, для кого готовился напиток.
Я и сама не представляла, как теперь буду существовать без ежедневной заботы о Варе. И тогда я с замиранием сердца предложила Кате жить всем вместе, втроем. Так Варе будет лучше, да и мне намного спокойнее. Мы обменяли две наших квартиры на одну просторную и стали жить одной семьей, и, нужно сказать, впоследствии я ни разу не пожалела о таком решении. Не давала несостоявшаяся сноха мне такого повода. Иногда мне даже кажется, я начинаю понимать, за какие душевные качества полюбил Катю мой сын.
