Дожив до тридцати четырех лет, а может тридцати пяти, Егор никогда не знал родного дома, куда бы он мог прийти в любое время. Где его бы всегда ждали и встречали с радостью, этого он не знал в своей жизни.
Егор не знал, кто он, кто его родители, есть ли братья или сестры. Его безрадостная и серая жизнь проходила так, словно он никому не нужен, да так и выходило. А кому он нужен?
Помнил только детский дом, таких же угловатых мальчишек и девчонок. Обижали друг друга, воспитатели их ругали и не разбираясь, кто прав, а кто виноват, наказывали всех. В детдоме у всех был затравленный взгляд, ни одного счастливого лица.
Однажды на автобусной остановке мужчина нашел кричащий сверток, завернутый в грязное одеяло. Так и начались скитания Егора.
— Люди добрые, — обращался мужчина, к тем, кто проходил мимо остановки не задерживаясь, все куда-то спешили. – Помогите, люди добрые, что делать с мальцом? Или девчонкой, пищит… У кого-то рука поднялась бросить живого человека…
Остановилась сердобольная женщина, подошла и заглянув в одеяло, сказала:
— Господи, носит же земля таких… В милицию надо, в милицию… — она взяла сверток и проговорила: — Вас как звать-то, меня Варвара.
— Иваном звать, Иваном, — ответил тот. – ну пойдем в милицию, тут не далеко, я нашел, значит мне и быть свидетелем…
В отделе милиции развернули новорожденного, оказался мальчик.
— Ну что, как назовем найденыша? – спросил он Ивана и Варвару.
— Егором можно, — несмело предложил Иван.
— Ну так и быть, Егор так Егор, а по фамилии Найденов будет, — решил милиционер.
Составили протокол, еще какие-то бумаги подписали Иван и Варвара. Оставив мальчика в милиции, ушли со спокойно душой, все-таки на месте теперь ребенок, а не на автобусной остановке.
Вначале Егора определили в дом малютки, а потом в детский дом. Егор учился в детдоме неважно, одни трояки и получал, не хотелось ему учиться, не очень-то интересная жизнь у него была в детдоме. Он часто смотрел из-за забора на других ребят, кто-то бежал с коньками на стадион зимой кататься, кто-то с лыжами. Кто-то шел с родителями за руку, и они весело смеялись… А он одинокий и безродный в детдоме, можно сказать, никому не нужный. Воспитатели были строгие, а иначе и нельзя.
— Детей много и нельзя им давать слабинку, сядут на шею нам, тогда кричи «караул», — как-то подслушал разговор воспитателей Егор, но никому ничего не сказал, а для себя понял, что ждать чего-то хорошего не стоит.
Ждал он, когда шагнет во взрослую жизнь за забор детдома. И боязно было и в то же время разбирало любопытство:
— Что там за жизнь за воротами детдома? Как его встретит та, чужая жизнь, и куда идти?
Неудачно закончился выход в самостоятельную жизнь. Как-то сразу попал в компанию, которая промышляла воровством, вроде вначале ничего было. А потом закончился сроком в тюрьме его выход во взрослую жизнь.
После отсидки появились проблемы с трудоустройством, ни работы, полнейшее безденежье и унизительно отношение окружающих. Егор прибился к таким же парням и стали втроем жить в каком-то заброшенном доме. А подсказать было некому, как добиваться лучшей жизни. Сломался Егор сразу же. И вот с такими же отсевками жизни ютились втроем в какой-то заброшке, без света и воды, подлежавшей сносу. Командовал Колян, старше их на десяток лет и опытней.
— Завтра идем промышлять металлоломом, потом сдадим, будут денежки, вечером что-нибудь поесть сварганим и выпить…
А так копались в мусорных баках, бывало везло, иногда подрабатывали грузчиками, и потом вечером варили на костре в общем котелке немудреный ужин. А бывало обходились только сухим хлебом и пили мутный чай.
Вечерами разговаривали, рассказывали свои истории, каждому хотелось поделиться чем-то из своей скудной жизни.
— Тут старуха одна живет, то ли полоумная, то ли еще чего, не знаю, но она всех подряд называет сынками и постоянно ищет своего Егорку, — рассказывал Колян. — Говорила, что её сын с женой погибли в аварии, а внук Егорка потерялся, вот и ищет все время его.
Почему-то Егор слишком проникся этой историей, ночью не спалось:
— Может и моя мать где-то ждет меня, а может и не ждет… Может бабушка моя где-то ищет меня, — невесело думал он.
Под утро уснул и увидел сон: какую-то бабку, которая тянула к нему руки и улыбалась:
— Егорушка, Егорка мой!
Проснулся с твердым намерением найти ту бабку, о которой говорил Колян.
— Может помощь какую предложить ей по дому, — думал Егор.
Было начало июня, тепло, листья в зеленой листве, Егор шел между рядов на рынке.
— Сынок, купи букет для девушки, — сказала ему старушка, её глаза озарялись лучистым светом, она торговала маленькими букетиками ландышей.
— Неужели по мне не видно, что нет у меня никакой девушки, — подумал он, но остановился, бабка смотрела на него приветливым взглядом.
И почем ваша красота, мать? – она протянула ему маленький букет ландышей, маленькие колокольчики качнулись на длинных ножках, источая необыкновенно-душистый аромат.
— Бери милый, бери, за пять рублей. Они тебе принесут удачу, вот увидишь…
У Егора в кармане как раз и был последний пятак, он отдал его бабке и осторожно положив за пазуху крохотный букетик, отправился дальше.
Колян рассказал, что та бабушка жила в частном секторе на окраине поселка и дом её покосившийся, такой же забор и полусгнившая калитка болтается на одной петле, бросилась ему в глаза. На стук вышла маленькая, сухонькая старушка с чистыми голубыми глазами.
— Ой, Егорушка мой приехал! Проходи в дом, я тебя накормлю борщом, — обрадованно засуетилась она.
Егор осторожно достал маленький букетик ландышей и протянул ей.
— Ты даже не забыл, что ландыши — мои любимые цветы, спасибо, что помнишь, — она поднесла их к лицу.
на сына ее не был похож
В доме у неё было чисто и уютно, пахло чем-то вкусным, он не мог разобрать чем. В комнатушке маленькой на стареньком комоде стояла фотография молодого и улыбчивого парня. На Егора конечно он не был похож.
— Егорушка, мой руки и за стол садись, налью сейчас борща, только недавно сварила, как чувствовала, что ты придешь, а я тебя все жду-жду…
Егор заметил выключатель, требующий ремонта, стул, еле стоявший, тумбочку с оторванной дверцей.
— Нужно это все отремонтировать, — думал он оглядываясь, — хорошо, что Господь меня наделил правильными руками, умею многое делать. Хорошо, будет повод сюда вернуться.
Так хотелось приблизиться ему к тому, о чем мечтал в детстве. С какой завистью он смотрел на счастливых ребят, у которых есть родные, а еще некоторые ребята из детдома попали в настоящую семью, а его никто не взял.
— Ведь я совсем не похож на её сына или внука…
— Садись Егорушка, сейчас тебя баба Вера накормит, — суетилась старушка.
— Ага, значит её имя, баба Вера, буду знать теперь, а то и не знаю, как обратиться к ней, — подумал Егор.
Баба Вера с удовольствием подлила ему еще борща, положила сметану в тарелку, радостно подвигала ему нарезанный хлеб. Никогда в жизни за ним никто так не ухаживал, как эта несчастная бабушка. Она смотрела на него, а он уминал все со здоровым аппетитом, давно так вкусно не ел.
— Я бы хотел чем-нибудь вам помочь, что для вас сделать, баб Вер?
— Приходи завтра на обед, я тебе картошечки пожарю и сосиски отварю, — проговорила она улыбаясь.
Егор взглянул на неё с жалостью, щемящая тоска заполнила все его истосковавшееся по материнской любви сердце.
— Простите, баба Вера, но я не ваш сын, простите меня ради Христа. Но правда меня тоже зовут Егором… Я даже не ваш родственник, я ничей.
Бабушка Вера замерла, Егор сидел на табуретке и ждал приговора, что же она скажет. Но вдруг почувствовал, как она сзади обняла его и припала к его макушке.
— Егорушка, я знаю. Я все знаю, и знаю, что меня считают ненормальной, а я просто не могу быть одна. Тяжело заставлять себя жить каждый день, когда и жить-то не для кого. А когда сегодня ты пришел с ландышами, моими любимым ландышами, у меня потемнело в глазах, ну как мой сынок! А его нет в живых, погибли они все, — замолчав ненадолго, бабушка, задумалась.
Егору тоже было не по себе, оказывается, бабушка совсем нормальная, а не такая, как о ней все думают…
— А ты приходи Егорушка, приходи, а то и оставайся здесь жить, а что, будем вдвоем время коротать. Все мне веселей и радостней, живая душа рядом. Не стесняйся Егорушка, приходи, знай, что у тебя есть дом. Мой сын любил жизнь , поживи за него, он не обидится, наоборот будет рад, я знаю… И не осудит он нас с тобой, стань моим сыном, пожалуйста…
Егор был в замешательстве, ему очень хотелось иметь свою семью, свой дом, как бы было хорошо здесь жить, много работы и разных дел здесь, а потом можно и на какую-нибудь работу устроиться…
— Мама, — вырвалось у него непроизвольно, с нежностью и первый раз в жизни произнес он это слово. — Мама, — обнимая сухонькую старушку, прошептал он, — все у нас будет хорошо.
Они одновременно рассмеялись, то ли от радости, то ли от счастья, которое переполняло их сердца. Остался Егор жить с мамой, а баба Вера вся светилась от счастья, и больше не ходила и не искала никого, знала, что её дома ждет сын Егорушка.
