Алексей зашёл в подъезд, не снимая капюшона. Летний дождь хлестал по асфальту, и его старая куртка промокла до нитки. На лестничной клетке пахло сыростью, старой краской и чем‑то ещё — чем-то, что всегда напоминало ему детство в интернате.Такие запахи не забываются.
В почтовом ящике лежала одна единственная бумага. Без конверта, с жирным штампом: «Повестка в суд».
Он открыл её прямо на лестнице. Сначала пробежал глазами. Потом прочитал снова. И ещё раз.
Алексей не поверил своим глазам.
> Истец: Орлова Маргарита Ивановна
Иск: О взыскании алиментов на содержание нуждающегося родителя.
У него всё сжалось в груди . Пальцы дрожали. Он сел прямо на ступени и медленно выдохнул.
— Не может быть… — прошептал он.
Имя. Фамилия. Совпадение? Нет. Это она.
Мать.
Та самая. Которую он не помнил, но знал — где-то она живёт. Живёт… и жила всё это время, пока он…
Он резко поднялся. Бумага осталась мяться в кулаке.
Анна сидела в своём офисе — стекло, светлый стол, стопка писем от подопечных. Но когда зазвонил телефон и она услышала голос брата, в ней словно что-то оборвалось.
— Она объявилась, — сказал он тихо.
— Кто? — спросила она, уже чувствуя предчувствие.
— Мать. Она подала в суд. Хочет алиментов.
Анна молчала. Словно провалилась в другую реальность.
— Я поеду к ней, — наконец сказала она.- узнаю,что ей надо от нас, от тех кого она бросила тридцать с лишним лет назад.
— Не делай этого, — сдержанно ответил Алексей. — Не надо. Я знаю, чем это все закончится.
— А я хочу знать, кто она.
Анна поехала. Адрес — в бумагах суда. Старый деревянный дом на окраине. Полуразвалившийся, облупленный, как будто время стерло всё. Люди проживающие здесь ,были подстать этому вековому дому.
Дверь открылась после второго звонка.
Перед ней стояла женщина. Лет пятьдесяти пяти — но выглядела на все семьдесят. Сгорбленная, с тёмными кругами под глазами и в грязной рубашке.
— Вы Маргарита Орлова?
— Я. А ты кто?
— А я — ваша дочь. Анна.
Маргарита долго смотрела. Потом усмехнулась.
— Значит, выросли. Вот и хорошо. Поможете теперь. Старушка я. Ни дома, ни пенсии нормальной. А вы — живёте, небось, не бедно? — наглость её зашкаливала.
Анна смотрела на неё, не веря ушам.
— Вы… Вы вообще не чувствуете вины,
вы понимаете о чём говорите?
— Я вас родила, — ответила Маргарита. — И что,вам этого мало?
Алексею было пять, когда он понял: мама не придёт.
Он сидел в углу спальни, обнимая старую игрушку — щенка без глаза. В интернате праздновали Новый год. Других детей забирали домой, в гости, к кому-то… а его — нет.
Анна ушла в приёмную семью, когда им было по три. Он помнил, как она плакала, как держала его за руку. Он бил кулаками по стенке, когда её уводили.
Он кричал.Ни кто не помог.
Никто не услышал.
Почему выбрали её? Почему не взяли обоих? Почему он остался?
Очень много ПОЧЕМУ до сих пор кружат в его голове.
С тех пор он научился молчать. Он вырос тихим, неулыбчивым. Бил грушу в спортзале до ссадин на костяшках. Поступил в техникум, потом стал водителем скорой.
Женился. Развёлся. Воспитывает сына.
Живёт . Не жалуется.Но и ни кому ,ни чего не прощает.
И не прощал.
—Маргарита лежала на холодной каталке. Свет в родильной был слишком ярким, сердце стучало где-то в горле. Ей было двадцать. Живота как будто больше не было — только боль, мокрый пот и врач, который что-то говорил слишком сухим голосом.
— Близнецы. Мальчик и девочка. Живы.
Она слышала, но не чувствовала радости. Только пустоту. Ни мужа, ни матери, ни работы. Комната в общежитии, на полу — тараканы. Всё, что у неё было.
Медсестра протянула ей сына — розовый, крошечный, с тонким писком, рядом с ним лежала девочка — её дочь.
— Держите.
— Нет, — выдохнула она. — Я не могу.
— Как это — не можете?
— Я не могу… Я не справлюсь.
Она подписала все бумаги. Дрожащей рукой, отводя глаза.
Когда медсестра ушла, она долго лежала и смотрела в потолок. Её грудь тяжело поднималась от судорожного дыхания.
Она не плакала. Только замерла — как камень.Внутри всё застыло.
Анна сидела напротив матери на кухне. Маргарита ,в не очень чистые чашки , налила какую-то мутную заварку.
— Вы… вы помните тот день? — спросила Анна.
— Помню.
— Почему вы тогда не пришли? Не нашли нас?
— Потому что не знала, где вы.Да и не хотела знать, — ответила она слишком честно. — Было страшно, стыдно, а потом нормально,свыклась.
Анна молчала. Ком в горле мешал дышать.
— А теперь,значит вы нашли нас ? Спустя тридцать шесть лет? И решили предъявить какие -то требования ?
— А что мне делать? Вы думаете, мне легко? Я всё потеряла. Муж умер, квартиру отняли за долги. Болезни, врачи… А вы живёте как у бога за пазухой , и не желаете мне, родной матери , помочь?
Анна встала. Слишком резко. Чай расплескался.
— Мы не кошелёк ваш. Мы были ваши — дети. Которых вы выбросили, как мусор.
— Не смей говорить со мной так! — крикнула Маргарита, срываясь. — Я вас рожала! Ты думаешь, я не страдала?
— Тогда и страдайте дальше. Но не за наш счёт.
Она ушла, не оборачиваясь.
Зал был душный. Маргарита сидела с адвокатом, в старой юбке и вязаном жилете. Алексей — напротив, в куртке с нашивкой скорой помощи.
Судья спросила:
— Ответчик, признаёте ли вы иск?
Алексей посмотрел в глаза женщине, которая должна была стать его матерью.
— Я родился в ноябре восемьдесят восьмого года. В течение пяти лет жил в интернате. Потом — детдом. Вы, гражданка Орлова, не появлялись ни разу. Ни письма. Ни звонка. Ни игрушки. Ничего.
Он повернулся к судье.
— Я не признаю иск. У нас нет родственных отношений. Она мне не мать . Только кровь. А этого мало.
Маргарита пыталась что-то сказать, но голос сорвался.
Суд отложили. Маргарита шла по улице — и вдруг осела на скамейку. Побледнела. Закрыла глаза.
Прохожие обернулись. Кто‑то вызвал скорую.
—Алексей вошёл в палату на пятом этаже. Запах антисептика, скрип дверей, капельница, которая медленно капала в вену пожилой женщины. Маргарита лежала с закрытыми глазами.
Он стоял у порога, не зная, зачем пришёл. Всё тело сжималось от отвращения и вины. Его не должно было волновать, что с ней. Но волновало.
Он сел на край кровати. Посмотрел на её лицо — усталое, осунувшееся. Волосы редкие, губы пересохшие. Ни от силы, ни от её наглости — ничего не осталось.
Она открыла глаза. Увидела его. И не удивилась.
— Ты всё-таки пришёл, — прошептала она.
— Не знаю, зачем.
— Я думала, ты хуже. А ты всё же… сын.
— Нет, — спокойно ответил Алексей. — Не сын.
Она закашлялась. И он подал ей воды. Она отпила, и в глазах мелькнула благодарность. Мимолётная.
— Я не умею просить, — сказала она. — Никогда не умела. Я просто… не знала, как жить. Вот и жила как могла. Тогда. Сейчас. Всегда.
— А я не знал, как жить без тебя, — ответил он тихо. — Но жил. Не благодаря тебе — вопреки.
Она закрыла глаза. Слёзы скатились по щекам.
— Я не хотела вас ненавидеть. Но я ненавидел. И себя — тоже. Потому что где-то в глубине надеялся, что ты появишься. Когда мне было шесть. В десять. В пятнадцать. А потом — уже всё равно.
Он встал. Грудь сдавило.
— Ты не мать. Ты человек, который случайно дал мне жизнь. И теперь требует, чтобы я дал тебе свою.
Она прошептала:
— Не требую. Прошу. Помогите… Мне страшно. Я никому не нужна.
И в этот момент в палату вошла Анна.
Анна остановилась на пороге. Она услышала последние слова.
— Ты не права, — сказала она матери. — Ты нужна. Но не нам. Для нас это слишком поздно.
Маргарита повернула голову. Смотрела на дочь, как будто впервые.
— Ты так похожа на меня, — шепнула она.
— Не смей, — сказала Анна. Голос дрожал. — Я никогда бы не бросила своих детей. Никогда.
Маргарита плакала. Не громко — по‑стариковски, бессильно.
— Я разрушила ваши жизни , — прошептала она. — Тогда… И теперь.
Анна подошла ближе. Положила руку на плечо Алексею.
— Но мы сами себя собрали. Сами выжили. Без тебя.
Алексей сжал её ладонь. Медленно. Впервые за много лет.
Маргарита закрыла глаза. Не зная — уснёт ли навсегда, или останется.
Спустя неделю они встретились снова — в кафе. Тихом, тёплом. Алексей, Анна, её блокнот, бумаги.
— Я нашла для неё дом престарелых. Небольшой. Уютный. С медицинским уходом. Мы можем заплатить за полгода. Потом — посмотрим.
— Ты хочешь её спасать?
— Нет. Просто… не хочу повторять её
отношения к нам.
Алексей кивнул. Смотрел в окно. На улице шёл дождь.
— Хорошо, — сказал он. — Пусть живёт. Но в нашей жизни ей нет места.
— Согласна.
Анна посмотрела на брата.
— Знаешь, я часто думала: если бы меня не забрали тогда… мы бы остались вместе.
— Мы и так остались, — тихо ответил он. — Просто не сразу нашли друг друга.
Он встал, бросил деньги на стол.
— Поехали. Я сына забираю из школы. Познакомишься .Он стал спрашивать про тётю всё чаще.
Анна улыбнулась. И впервые — по-настоящему,ей стало хорошо.
В доме престарелых Маргарита сидела у окна. В руках — старая фотография: два младенца в одеяльцах, ещё в роддоме. Фотограф снимал их по просьбе акушерки.
Она смотрела на них, и губы дрожали.
— Простите… — шептала она. — Простите…
За окном скрипели качели. Летний ветер качал деревья.
А жизнь продолжалась — там, где её уже не было.
