Татьяна Антоновна вошла в подъезд, где жила семья её сына, охваченная большим и радостным волнением. Какой восторг и удивление она вызовет сейчас своим появлением, а точнее поразит всех подарком для любимой, милой бусинки — внучки. Полуметровая коробка в её руках была перевязана накрест розовой атласной лентой, колыхался на ней пышный бант.
Ничего не пожалела Татьяна Антоновна: ни сил, ни времени, ни средств на этот подарок. Развернула целую спецоперацию! Ездила в другой город к мастеру, специализирующемуся именно на реставрации старых кукол, одежду — чудесное голубое платьице и чепчик, — сшила для куклы сама, и помимо них, как приложение, в наборчик входили кукольное пальтишко из фетра, валенки, шарфик с шапочкой, премилые кружевные рейтузики и к ним маечка, и ещё одно платье в горошек. Всё сама-сама! Это была та самая кукла, которую ей, скромной восьмилетней девочке из очень небогатой семьи, подарили на день рождения в конце далёких шестидесятых. Единственная красивая игрушка… Сколько радости и незабываемых эмоций принесла тогдашнему ребёнку кукла Наташа! Татьяна Антоновна решила вдохнуть в неё вторую жизнь. Ведь что эти современные куклы? Они бездушные, пустые, порой с дурацкими, жутковатыми лицами, а здесь же…
— Ого… — выразила первое смешанное впечатление невестка, — и где вы только откопали этот раритет?
— Это моя первая и единственная кукла! — с чувством вымолвила Татьяна Антоновна, не замечая недоумения невестки. — Специально съездила к сестре в посёлок, чтобы забрать, она в родительском доме так и оставалась. У нас у всех родились одни мальчишки, затаскивать после меня было некому, — объясняла она уже всем, — много лет пролежала она в коробке с отломанной ножкой… Ох, сколько я из-за этого плакала, когда ножка сломалась-то! Да и вообще от времени она стала совсем другой… А теперь посмотрите на неё — как новенькая, даже лучше! Реставратор чудеса сотворил!
— Бабушка, дай, дай! — с нетерпением прыгала внучка, пока взрослые рассматривали куклу.
— Нравится?
— Красивая… Ах, какое платюшко… Я тоже такое хочу!
— А давай я сошью тебе и будете почти одинаковые?
— Ой, мам, ну кто сейчас носит такие откровенно советские наряды? — вставил сын Саша.
— Тихо, папа! Я хочу, хочу! — восхищённо рассматривала куклу пятилетняя Карина.
— Будет тебе, бусинка моя, всё будет! — заверила её бабушка. — Между прочим, её зовут Наташей.
— Бееее, — вновь запротестовала девочка, — плохое имя! Её будут звать… я назову её… Челси!
— Но деточка! — возмутилась в свою очередь бабушка, — так собак называют!
— Нет, она будет Челси, как из мультика! — топнула ножкой Карина и погладила кукле лицо. У новоиспечённой Челси закрылись и вновь открылись изумительно синие глазки. — Вау! Вы видели?!
Сватья, в отличие от невестки, выразила искреннее восхищение:
— Ах, у меня почти такая же была в детстве! Только тело мягкое, набивное. Ну что за прелесть! Кариночка, дай-ка я её подержу на минутку…
Девочка с неохотой передала куклу второй бабушке и стала ревностно наблюдать за тем, как вертят её подарок.
— Ну красота! — продолжила сватья, — вы только посмотрите на этот румянец и ясные глазки! Какой открытый и трогательный взгляд! Ресничища — во! А одежда как аккуратно сшита, вы не поверите, но у меня в детстве было в точности такое же голубое платье!
— Я по выкройкам советским шила, — пояснила, смущаясь, Татьяна Антоновна.
— Кааак??? Вы — сами?? И остальную одежку тоже? Удивительно тонкая работа! Ай да Танечка, ай да мастерица! Не знала я, что вы шьете.
— Прелестная вышла вещица, согласен — подключился и сват, благостно поглаживая свои усы цвета вызревшей ржи.
Татьяна Антоновна, не привыкшая к такому вниманию, а уж тем более к похвале, махнула рукой и на щеках её проступили рубиновые пятнышки, не уступающие по яркости Наташе-Челси.
Глаза сватьи вновь загорелись пламенем восхищенного удивления, как в молодости. Она, совсем как ребёнок, вкусивший азарта, подобралась, словно собиралась вытворить шалость:
— Давайте же посмотрим что эта кукла умеет? Так, Наташа, то есть Челси, Господи прости…
Сватья нажала кукле на живот и та сказала детско-электронным голоском: «Ма-ма!»
Молодое поколение — а именно родители девочки, — иронически переглянулись и улыбнулись сдержанно, дежурно. В глазах Татьяны Антоновны выступили слезы, вызванные ностальгией по детству. Сват неопределенно крякнул, а сватья озарилась совсем уж неподобающей для ее возраста улыбкой — как чистой воды ребёнок. Карина же, виновница торжества, захлопала в ладоши и потянулась за куклой: «отдай, ба!»
— Подожди ещё секундочку! — увернулась сватья и, поставив куклу на пол, запела: — топ, топ, топает малыш… Ходит! Она ходит!
— Мам, — давился улыбкой её зять Саша, — я не думаю что для современного ребёнка это столь удивительно…
— Много ты знаешь! Я в детстве за такую куклу душу была готова отдать. Ну или съесть киллограмм пареной редьки уж точно… фу, как вспомню гадость эту… Не кукла, а мечта, не чета современным. Таня, вы прелесть! — резюмировала она, отдавая игрушку внучке. — Лучший подарок в этот день был от вас!
— Ой, да будет вам… — вновь засмущалась Татьяна Антоновна, проходя к столу. Взгляд её невольно обратился в сторону внучки — Карина заглядывала кукле под платье, выискивая ту самую кнопочку. «Ма-ма! Ма-ма!» — звучало беспрестанно.
— Кариночка, солнышко, только кнопочку эту специально не разбирай, чтобы узнать как там всё устроено, ладно? Кнопку тоже реставрировали, — пояснила она невестке, — всё со временем пришло в негодность.
Невестка сдержанно думала о том, что пожилые всегда так — подарят что-то из сундука, а потом трясутся над барахлом, нервы делают.
— Карина, ты слышала бабушку? — спросила она у дочери, делая озабоченный вид.
— Агаа.
Взрослые увлеклись своими разговорами. За здоровье именинницы поднялись первые тосты. Сама Карина то подбегала к столу, то вновь принималась за новые игрушки, и всё это параллельно смотря мультфильмы. Кукла, уже раздетая, валялась на полу… Подле неё улёгся кот и начал заботливо полизывать белые, красиво уложенные волосы куклы. Татьяна Антоновна была усажена около окна и не видела что происходит с её Наташей. Остальные участники о кукле забыли.
— А где же наш старший внучок, Андрюша? — вдруг заметила Татьяна Антоновна.
— С друзьями гуляет, — ответил сын, — ему с нами не интересно, у юности свои развлечения.
— Именинницу хоть поздравил?
— А как же. Поднял её за уши ровно пять раз, по количеству исполненных лет, а потом, уже ревущей, подарил фломастеры и раскраску.
— Да разве можно ребёнка за уши! — возмутилась сватья.
— Но он же не по-настоящему, в шутку, — сказала невестка и припомнила давние обиды, — когда меня старшая сестра за косы таскала, ты почему-то не переживала.
Сват отставил рюмку и закатил глаза к потолку. Сказав «хе-хе», он положил руку на спинку стула жены.
— Не придумывай. Дрались вы, конечно, не любили друг друга, но я вас разнимала, если видела. Такие обиды у неё на детство… — пожаловалась сватья Татьяне Антоновне, — прям вот послушаешь, так все её избивали, гнобили. И откуда это? Отец вообще никогда пальцем не трогал, а я максимум полотенцем могла прихлопнуть!
— Нет, били, я помню. Оля была у вас любимицей, а я так… — настаивала невестка.
— Лучше бы ты хорошее помнила, реальное, а не выдумки свои детские! Сколько мы вам дали всего, неблагодарная!
— А я и не говорю, что не дали, но Оле больше. Вы ей квартиру купили.
— Ну начинается… Была возможность и купили, да, а тебе мы институт оплатили, и содержали тебя до двадцати двух лет! А Оля сама поступила и со второго курса работала, у неё и свои деньги на квартиру были, мы лишь помогли.
Невестка надула губы и опять что-то хотела сказать, но Татьяна Антоновна, поняв, что пахнет жареным, решила разрядить обстановку:
— А я говорила, что у меня теперь попугай живёт? Представляете, выхожу вчера утром на лоджию, а он там сидит на дверце шкафа и говорит мне «пррривет, красотка!»
Все, кроме разобиженной невестки, прыснули над тарелками. Сват предположил, что это наверно соседский.
— Опросила всех, кто двери открыл, никто не знает! Тёть Маша, соседка наша по тамбуру, ты знаешь её, Саш, отдала мне свою старую клетку, она когда-то держала щегла. Так и зажили! Назвала его Петровичем. Красивый, зараза, красно-жёлтый… крупный такой. Маловата для него эта кле…ткааа…
Неожиданно для всех лицо Татьяны Антоновны вытянулось и исказилось гримасой ужаса. Все посмотрели туда, куда глядела Татьяна Антоновна.
— Ах, что же ты вытворяешь, бусинка! — воскликнула она и встала, пошатнув стол, — нельзя, нельзя так делать! Убери сейчас же фломастеры!
Карина подняла на всех невинные глазки. Она сидела на полу и в руках у неё была Наташа-Челси, точнее кукла была в одной руке, девочка придерживала её, как младенца. В правой же ручке Карины находился красный фломастер, которым она усовершенствовала щёки куклы, дорисовала побольше румянца.
— Ай-я-яй! — отнял у неё фломастер подскочивший папа, который сидел ближе всех к девочке. — Ты зачем куклу испортила, а? Бабушка теперь будет плакать, и Челси тоже, смотри как она расстроена, что из-за тебя теперь некрасивая!
— Ой, Карина, Карина… — покачала головой сватья и искоса, испуганно посмотрела на Татьяну Антоновну. На той лица не было. Она словно присутствовала на похоронах.
Девочка расплакалась и, бросив куклу, подбежала к маме. Папа Саша поднял куклу, всем своим видом выражая сожаление.
— Может отмоется?
— Ты попробуй, Саш, в ванной с мылом. Только волосы не намочи, — предложила ему тёща. Она наклонилась к сватье, положила свою руку на её и сжала с сочувствием:
— Избалованный ребёнок, не ценит ничего, все они сейчас такие, что уж тут поделать. Не расстраивайтесь, Таня. Всего лишь игрушка…
— Нет, не всего лишь… — тихо ответила Татьяна Антоновна. — Я выйду на минутку. Помогу Саше.
Саша вернулся первым. Следом за ним, уже приведя себя в чувства, вернулась и Татьяна Антоновна. Она держала куклу ласково, как живое существо. Все молча и виновато смотрели, как она подняла с пола голубое платьице, села на диван и одела куклу. На щеках Наташи-Челси остались въевшиеся полосы фломастера. Затем она пригладила кукле волосы и улыбнулась внучке.
— Поди сюда, Карина. Я хочу тебе кое-что рассказать. Иди, иди, не бойся, бабушка не будет ругать тебя.
Девочка недоверчиво подошла и Татьяна Антоновна усадила её на одно колено, а на другом осталась сидеть синеглазая кукла.
— Когда я была маленькой, немного постарше тебя, у меня почти не было игрушек и одежды новой я тоже никогда не видела — всё донашивала за старшими сёстрами, а было их у меня целый три. И ещё у нас был старший брат, он уже работал в колхозе, пока в армию не забрали, его звали Коля. Жили мы бедно — мама тянула нас одна. Так уж вышло, что мой папа умер, когда мне не было и года. На дни рождения мама дарила нам булочку за шесть копеек — вот такой был подарок, на большее денег не имелось. Как ты понимаешь, мне, самой младшей, из материального доставалось всё по остаточному принципу, но я не обижалась, как-то понимала ситуацию… Мама делала для нас всё, что могла и мы очень её жалели, я с пяти лет была ей помощницей по хозяйству, гусей пасла.
И вот, когда Коля был в армии второй год, нам приходилось особенно тяжко… Весной в наш сельпо привезли какие-то игрушки и среди них была кукла удивительной красоты! Несколько месяцев мы с девчонками бегали в магазин только для того, чтобы полюбоваться на эту куклу! Её никто не покупал, слишком была дорогая. Мы прозвали её Наташей.
Татьяна Антоновна сделала паузу и выразительно указала глазами на куклу. Карина всё поняла, заёрзала нетерпеливо.
— А дальше?
— Коля вернулся из армии накануне моего дня рождения, мне исполнялось восемь лет. И вот праздник, мама испекла черёмуховый пирог и клубничный, ждём гостей, подруг моих… Тут врываются к нам во двор девчонки, целая стая, и кричат наперебой:
«Таня, Таня, а твой брат Наташу купил для тебя! Какая же ты счастливая и везучая, Таня! Дашь поиграть, ну пожааалуйста.»
Я замерла, не могла поверить… Мне, которой никогда не покупались новые игрушки, да и вообще ничего нового не покупалось и не шилось… Мне — куклу?! Да какую! Главную мечту всех девочек! Нет, не может быть!.. Они меня разыгрывают!
Вскоре Коля пришёл. Как же он сиял, пряча что-то за спиной! Помню, я замерла, как птичка. Расцеловал меня брат в обе щеки и говорит:
«С днём рождения! А у меня для тебя подарочек, любимая сестричка! Будь всегда такой же пригожей, послушной и хорошенькой, милая ты наша, славная девочка! Это тебе!»
И вручил мне упакованную в коробку куклу. Я стою с этой коробкой и не могу поверить своему счастью. Даже сама себе позавидовала! А брат говорит:
«Я, как увидел её, сразу понял: твоя это кукла. Одно лицо с нашей Танечкой!»
Сколько счастья принесла мне эта кукла! Я шила ей одежду, кормила, учила читать, спала с ней… А потом ей ножку отломал на улице один мальчишка. И я всё равно была с ней неразлучна лет до четырнадцати. Каждую ночь она лежала рядом и охраняла мой сон, успокаивала меня, пела мне песни, мы с ней шутили о чём-то своём… А потом мы её убрали в коробку, но Наташа навсегда осталась в моём сердце.
— Господи… — сдавленно вымолвила сватья и залилась рыданиями на плече у мужа.
Татьяна Антоновна удивлённо посмотрела на всех присутствующих. Воспоминания унесли её куда-то так далеко, что она забыла обо всех, кроме куклы и внучки. Все были растроганы, даже у невестки опустились уголки губ и она быстро промокала салфеткой под глазами.
— А теперь, внученька, эта кукла твоя — отремонтированная, обновлённая, в точности, как новая. Можешь делать с ней всё, что захочешь, я не обижусь. Она же твоя.
Карина взяла куклу и прижала к себе крепко, слегка раскачиваясь. Потом уткнулась бабушке в блузку:
— Бабушка, я Наташу больше никогда не обижу, она у меня самой любимой будет, честно-честно. Она заслужила.
— Наташу? Ты ведь назвала её Челси, — удивилась Татьяна Антоновна.
— Нет, Наташа она. Наташенька… — сказала нежно Карина и поцеловала куклу в макушку, и добавила: — какая же ты красивая и хорошая, моя бусинка!
Вся семья переглянулась с улыбками.
— Ну давайте же опять выпьем! — поднялся сват с наполненным бокалом, — За Карину и за Наташу! За наших бусинок!
