Санаторий «Прибой» был одним из лучших на черноморском побережье – там поправляли своё здоровье военные среднего и старшего звена. Алексей Савин приехал с женой Люсей в самом начале июня и был рад тому, что отдыхающих немного. Его раздражали мужчины, пялившиеся на его жену. Люсе, напротив, это было очень приятно.
«Милый, ну что ты? Ты же раньше гордился, что на нас оглядываются!» – капризно говорила Люся, сидя перед зеркалом и накручивая на палец одну из своих кудряшек. – «Ну, не будь букой!»
Полковник молча уходил курить на балкон. Пока жена посещала процедуры, принимала грязевые ванны и душ Шарко, он читал газеты в одной из беседок на территории санатория. Реже – бродил по окрестностям. Он не осуждал Люсю, ему и в голову не приходило ревновать её, ведь сюда они приехали по рекомендации одного влиятельного друга семьи, чтобы решить свою главную проблему. У Савиных не было детей.
После осмотра профессор задал Люсе несколько вопросов, и дал направления на анализы, подарив надежду. Люся делала всё, что по мнению доктора, могло восстановить ее репродуктивную функцию, но чуда не произошло ни через год, ни через пять. Савины смирились.
Как-то Люся просматривала журнал мод, который ей прислала из Риги подруга. Домработница Катя гладила полковничьи сорочки. Звонок в дверь всколыхнул полусонную атмосферу квартиры Савиных. Люся встревожилась: кто бы это мог быть? Муж уехал на службу… неужели с ним что-то стряслось? Она кивнула Кате и та, отставив утюг, пошла открывать.
Катя открыла дверь на цепочку, а затем и полностью, впустив тощего, с птичьей шеей ребёнка, женщину с затравленными глазами, и, наконец, самого Савина.
— Вот, Люся, знакомься. Это Серёжа, а это его мать, Ангелина. Они какое-то время поживут у нас, пока подыщем им жильё.
— Но…— у нас всего две комнаты! — возмутилась Люся.— Где прикажешь их разместить?
—Три комнаты. Три! – поправил её Савин. Про гостиную забыла? — он поцеловал жену и шепнул ей на ушко: — Ангелина вдова моего старого друга, я обязан помочь. Потом всё тебе объясню. Будь умницей, прими как родных. Всё, я побежал!
И он действительно сбежал, оставив опешившую Люсю с незнакомой женщиной и мальчишкой. «Ну что же, снимайте обувь, проходите в гостиную» – кисло сказала она.
Шёл второй месяц, как незваные гости занимали гостиную Савиных в просторной квартире ведомственной сталинки. Люся почти не разговаривала с ними, а всё больше жаловалась Кате, которой и работящая Геля и смышлёный мальчик Серёжа были по сердцу. Ангелина – скромная, тихая и аккуратная, нашла в Кате подругу, с которой можно было перекинуться парой слов, чтобы совсем не одичать. Савин приходил к ужину, очень редко, когда обедал, зато выходные был свободен. Ему нравилось заниматься с Серёжей, – похоже, что полковник видел в нём сына, о котором мечтал. Глядя на то, как муж объясняет мальчику, как лобзиком вырезать детали для корабля, который они задумали смастерить, Люся чувствовала стеснение в груди и уходила, чтобы не разрыдаться. Она часами сидела с книгой в спальне, жалея себя. Наконец, решилась поговорить с мужем. Выбрала время, когда Ангелина с сыном ушли гулять, и спросила в лоб:
— Когда они уедут? Я хочу, чтобы завтра же их не было!
— Люсь, остынь. Им некуда идти. Обещали помочь с жильём, но пока нет ничего подходящего. Подожди ещё немного.
— Хватит делать из меня идиотку! Тебе просто нравится, что они здесь. Будто я не вижу, как ты возишься с этим мальчишкой!
— Его зовут Сергей. – сухо сказал Савин и встал, давая понять, что разговор окончен. – Иди к себе, Люсенька, тебе нужно успокоиться.
Прошло ещё две недели, и о чудо! – утром в спальню робко постучали.
— Да! Войдите! – крикнула Люся.
Дверь открылась, и она увидела Ангелину в пальто. Из-за неё робко выглядывал мальчик, в вязаном шлеме со звездой и теплой девчачьей кофте, перевязанной накрест пуховым платком — для тепла.
— Мы попрощаться зашли, Люсьена Андреевна! Не держите на нас зла!
От удивления у Люси отвисла челюсть. Радость была такой внезапной и такой огромной — она даже не поверила своему счастью.
— Уезжаете? Куда? – возбужденно спросила она.
— Нам дали комнату недалеко, на проезде Владимирова. Прощайте, спасибо за хлеб-соль! – Ангелина улыбнулась и пошла. Серёжа неловко повернувшись в своих вязаных доспехах, засеменил вслед за матерью.
— Подождите! – опомнившись, крикнула Люся.
Она мигом схватила с буфета корзину и смела туда всё что ей попалось на глаза: краюху хлеба, банку меда, мешочек гречки, две банки тушёнки и головку сахара. У порога обняла и женщину и мальчика и сунула Геле сто рублей. Когда дверь за ними закрылась, она устыдилась, что была так несправедлива к несчастной женщине и её сыну. У неё самой вон, и муж, и прекрасная квартира. А у Гели муж погиб… если бы Савин был на его месте, где бы она сейчас была? То-то.
С тех пор зажили Савины как прежде. Не ругались, ездили раз год на курорт по путёвке. Люся от скуки пошла на курсы кройки и шитья, и шила себе прелестные платья и блузки.
Как-то они были в гостях, по случаю юбилея генерала. Он жил в просторной квартире на проезде Владимирова. Люся, как обычно, была бесподобна: она всегда обладала чувством стиля и выбирала платье и украшения так, словно она не жена полковника, а кинозвезда. С возрастом её вкус стал совершеннее, манеры изящнее. Ею восхищались. Ей завидовали. А иногда было и то, и другое. Очевидно, Танечка, дочь юбиляра, была из последних. Обхватив изящными пальчиками тонкую ножку бокала, она непринужденно прощебетала:
— Я всё хочу у вас узнать, Люсьена Андреевна, с кем это гуляет ваш полковник? Который раз вижу его из окна нашей квартиры. Что это за очаровательный ребёнок с ним? Вы от нас что-то скрываете?
Словно гром прогремел над головой у Люсьены. Как молнии, сверлили мозг догадки. Но она нашла в себе силы улыбнуться и ровным, ничего не выражающим голосом ответила:
— А, так это наш племянник. Очень смышлёный мальчик! – отыскав глазами мужа, она непринужденно махнула ему. Когда тот подошёл, сказала:
— Ты оставайся, я поеду. Голова что-то разболелась.
—Тогда едем вместе – спокойно ответил муж, подавая ей руку.
— Нет! – огрызнулась она. – Ты остаешься!
Не давая ему опомниться, она выбежала на улицу, на ходу пытаясь попасть в рукава шубы.
Дома зашла в кабинет Савина, залезла в его письменный стол – ничего. Посмотрела на сейф, в котором он хранил оружие. Она знала, где он прячет ключ. Чувствуя себя женой синей бороды, она открыла тяжелую дверцу сейфа.
Только оружие. Патроны. Бумаги. Награды. Облигации. Она уже хотела закрыть сейф, как вдруг увидела серый уголок конверта из-под коробки с патронами. С бьющим сердцем она вытащила конверт. В нем было письмо и фото беззубого карапуза… Ангелина писала, что им с Серёжей разрешили вернуться в Москву. И она надеется на Алексея, в память о «тех счастливых временах». Люсе стало нечем дышать, она смяла письмо и медленно осела на стул.
Конечно, это случилось семь лет назад, в санатории «Прибой». Он встретил там жену фронтового друга — Ангелину, она жила не в самом санатории, а в частном секторе, но постоянно приходила туда, где проводили свой отпуск высокие чины. Сейчас Люся вспомнила её лицо, ну, конечно же! Она несомненно видела её там, бесцельно бродящую по берегу. Но как он мог? Вот тебе и верный муж! Это всё потому, что она бездетна, а Алексей мечтал о ребёнке… вот и нашёл возможность!
Полковник, почувствовав недоброе, поехал следом за Люсей. Через час он был дома и распахнув дверь своего кабинета, испугался: жена с безумным взглядом сидела у открытого оружейного сейфа, держа в руке пистолет.
Он мягко разоружил её. Говорил спокойно и тихо, успокаивал, как мог, но Люся не слышала его: она билась в истерике.
«Нервный срыв» — сказал доктор, выпуская воздух из шприца. – «Я сделаю укол, пусть поспит. И всё же» – он понизил голос – «рекомендую стационар. Неделю, может две – так будет спокойнее. Вы же не можете всё время быть рядом?»
Полковник хмуро кивнул.
Люсю ему вернули через полгода – стриженую, исхудавшую, но вполне вменяемую. Месяца два она заново училась жить, отъедалась и отращивала кудряшки. Жизнь стала налаживаться. Про Ангелину и Сережу не говорили — табу.
А потом полковник умер от старого ранения, засевший в лёгком осколок убил его. Люся стояла на краю могилы, и не могла поверить, что Алексея больше нет.
Среди пришедших проститься, она увидела Гелю с сыном. Та подошла и без слов обняла её. Повзрослевший Серёжа тоже подошёл и коснулся её рукава. Люся обняла обоих и впервые после смерти Савина дала волю слезам.
***
Люсьена Андреевна вернулась домой из театра.
— Ну ты даёшь, подруга. Уж больше часа тебя дожидаюсь.
— Ей богу, Геля! И чего бы тебе не пойти со мной, а? Ну неужели тебя не трогает искусство? Я вот в шестой раз хожу на «Чайку» и плАчу каждый раз.
— А? Нет, не пойду. Боюсь уснуть и захрапеть на самом интересном месте. — Геля сняла очки, и, вытирая слезящиеся глаза, бодро продолжила: — пока ты по театрам ходила, к тебе Серёжа заходил, с девушкой. Как же он похож на Гришу! Просто вылитый!
— Как… на Гришу? — оторопело повторила Люсьена. — На какого такого Гришу?
— На мужа моего, покойного, Григория! — так же удивилась Геля, — на кого же ещё!
— Так разве… Серёжа… не моего Алексея сын?
Ангелина всплеснула руками:
— Конечно же нет! Ты что же это, всё время думала, что я…?
— Да. Всё время… но, несмотря на это, вы стали для меня единственными близкими людьми. И Алексея я давно простила. А оказалось, что и не за что.
— Господи, Люсенька, да ты святая! — Ангелина бросилась обнимать подругу. — Милая моя!
— Я не тебя винила, Геля. Войну проклятую. Сколько мужчин погибло, и я… — голос её задрожал, и она уткнулась носом в мягкое Гелино плечо. А та гладила её по голове, успокаивала, как ребёнка.
Потом они долго пили чай, рассматривали старые фото в альбоме.
— Вот он, мой Григорий! — Геля ткнула пальцем в симпатичного мужчину, запечатлённого рядом с Савиным. — Красавец, правда?
— Ой, правда, и Серёжка на него похож, просто вылитый! — сказала Люся. —Ты никогда не рассказывала, а как он погиб, твой муж? Мирное же время.
— Я думала, ты знаешь. Он в тюрьме умер. Был донос, пока разбирались, сердце Гриши не выдержало. Я, как только его забрали, пыталась его спасти: приехала в «Прибой», просила начальство посодействовать… унижалась, плакала. Они же все знали, что Гриша невиновен! Но прежние сослуживцы шарахались от меня, как от проказы, страх парализовал их. Только твой Алексей оказался человеком. Спасти Гришу он не успел, но хоть добился реабилитации посмертно. А позже и жильё нам с Серёжкой выхлопотал.
— Надо же. Я совсем не знала своего мужа! — медленно произнесла Люсьена.
— Жизнь продолжается, Люсь. Давай радиолу включим. Там сейчас концерт будет хороший… ну что ты, Люсь. Не плачь, дорогая!
