«Поля были засыпаны тысячами центнеров пшеницы… Тракторист подал задом и был по пояс в мазуте… вся бригада отказалась обедать и выполняла план… на горизонте синели синие горы… синие горы…»
Главный редактор областной газеты Михаил Михайлович Остапенко читал статью нового сотрудника газеты. «Какая ерунда, бред сивой… в печку только бросить, чтобы люди не видели и не читали, и кто только тебя учил, хотя нет, наверняка, учили, старались, а ты мимо ушей пропускал, да-аа, не в ту степь тебя занесло, а точнее сказать, жаль, что к нам принесло тебя…»
Костя Красовский, автор свежеиспечённой статьи, сидел напротив и, закинув ногу на ногу, наблюдал за главредом.
— Ну-уу, так-то неплохо, — сказал вслух Михаил Михайлович. А все его прежние мысли так и остались невысказанными. Ни единого слова резкой критики. — Константин Викторович, неплохо, можно сказать, с заданием справились, но вот тут я бы добавил, нет, немного иначе сказал… но ничего, оставляйте, я внесу некоторые изменения, ну а потом корректору…
— Михаил Михайлович, а можно без изменений оставить, я всё-таки творчески подошел, с натуры, так сказать, творил… просто сразу корректору и все…
Главред заёрзал. – Ну, понимаете, нашу газету в разных структурах читают, тут есть некоторые, ну как бы сказать, неточности… но это не должно вас расстраивать… кое-что поменяю, но автор статьи – вы. И надо сказать, отличный материал! – Остапенко старался показать удовлетворение работой молодого коллеги.
— Ну хорошо, пусть так! Вам я доверяю!
Красовский вышел. Остапенко выдохнул. «Он доверяет…» — рука потянулась к шкафу, где была аптечка.
— Здравствуйте, Галина Анатольевна, с выходом!
— Спасибо!
— С выходом вас… мы соскучились… здравствуйте… как там в отпуске… о-оо, а мы вас ждали, ну хоть на минуточку загляните к нам… здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте… — слышалось со всех сторон, когда Лукина шла по коридору. Многие кабинеты приоткрыты, и хорошо было видно уверенно шагающую Галину Лукину, журналиста областной газеты.
В сорок пять она выглядела моложаво, подтянуто… часто любила ходить в брюках, иногда «смолила», если вдруг нервничала, но в коллективе ее любили. За правду, за принципиальность, за интересные статьи.
Перед обедом Лукина заглянула к главному редактору с газетой в руках.
— С выходом, Галина Анатольевна!
— Спасибо, вы меня уже на планерке поздравили с выходом из отпуска.
— Присаживайтесь…
Но Лукина, тряхнув газетой, спросила, перейдя на «ты». – Михал Михалыч, это что? Ты сам-то читал? – спросила она по-свойски, потому как много лет вместе работают.
— Галина Анатольевна, ну что ты сразу так… будто за горло хватаешь?
— Да вся редакция гудит, как же ты мог вот это в печать отдать?
— Галина, не бузи! Статью сам правил… как мог… парень молодой, опыта мало…
— Только не говори, что ты его в штате оставишь…
— Оставлю! Пока что я тут главный редактор, а ты… журналист, хоть и работаешь двадцать с лишним лет… так что не зарывайся.
— Опомнись, Михалыч, да тебе первому с обкома партии позвонят…
— Не позвонят. Ты посмотри на его фамилию, — сказал главред.
— Фамилия у него Красов, а не Красовский…
— Да-аа, это псевдоним, ну и что… Но фамилия Красов разве ни о чем тебе не говорит? Ты знаешь, кто такой Красов… может тебе ознакомиться со списком ЦК?
Лукина, наконец, присела на стул. – Михал Михалыч, дорогой, не вводи меня в заблуждение, этот Красов, который в ЦК, никакого отношения вот к этому новичку не имеет, уж я точно знаю. И ты это тоже прекрасно знаешь.
Остапенко посмотрел в зеленые глаза Галины Анатольевны, пальцы его нервно стучали по столу. – Да, это сын директора универмага, заметь, самого крупного в области, сын Аллы Павловны Красовой… да, это она позвонила и попросила. Ну а какие основания отказать, если у парня высшее образование…
— В курсе. — Сказала Лукина. – Но судя по его способностям, не место ему в газете… ты что не видишь, это же не его… просто бездарность…
— Галя, я бы не стал так… Между прочим, он полдня потратил на поездку, потом над статьей корпел… старался парень…
— Старался?! Старается Зоя Ивановна, ее статьи читатели ждут. Старается наш фотограф Федор Петрович, когда по темноте уезжает на озеро, чтобы утром краснокнижных птиц сфотографировать. Да вон даже Зиночка, наш секретарь, у нее все четко, никого не подводит. А что твой Красов? Нет, ладно бы призвание, но ведь это всё позёрство и самомнение о себе необыкновенном.
— Ну почему сразу «бездарность»?
— А что, хочешь сказать, «дарность»? Ну признайся, отблагодарила ведь Красова… что там нынче в дефиците? Кажется, недавно «драка» из-за шуб была… Михил Михалыч, слухи ходят, ты жене шубу купил… А?
Остапенко еще больше заёрзал, покраснел, запыхтел. – Ну ты это, Галина, соблюдай, как-никак, в кабинете главного редактора…
— Михал Михалыч, а стоило того? А? В общем, сам смотри, тебе этого Костю не простят. Журналиста с него не получится, с новостями тоже не справится… ну если в отдел корреспонденции посадить…
— Что ты? Он ведь себя талантливым считает, — признался Остапенко. — А главное Алла Павловна в него свято верит, сын ведь.
Честно говоря, ему эта ситуация с Красовым не нравилась, даже противна была. Но жена Тамара… как узнала про эти шубы… а тут еще сама Красова позвонила, попросила сына устроить… ну и повелся.
— Да плюнь ты, Михал Михалыч на эту шубу. Деньги-то твои? Твои. Ну и все. Ты расплатился. А что сына устроил… так это же испытательный срок… А вообще, сам смотри, захочешь позориться, пусть он и дальше статейки строчит, только людей не напрягай, чтобы они за него переписывали… Эх, лучше бы Красова его у себя где-нибудь устроила…
— Да куда ему? Саму же Аллу Павловну и подставит…
— Ага, в торговле он не справится, а в редакции такую ерунду писать можно… ничего, бумага выдержит, за слово в тюрьму не посадят… Ладно, прости, Михал Михалыч, если лишнего сказала, ты сам знаешь, я сразу правду в глаза. Честно сказать, парня жалко… Красова этого… испортили его… сама Алла Павловна виновата.
Лукина ушла. Остапенко вытер лоб. – Вот и пойми тебя, Галина, то выгнать, то жалко.
***
— Ну, здравствуй, Галя… не ожидала увидеть? – Элегантная дама с высокой прической окинула взглядом Лукину и, не дожидаясь приглашения, спросила: — Пройти-то можно?
— Здравствуй, Алла. Вот когда тебе надо, то и найти можно меня… проходи, раз уж изволила приехать.
Галина пропустила гостью. Муж в этот вечер работал во вторую смену, дочь с зятем недавно уехали к себе, и она их проводила.
Алла, цокая каблучками, прошла. Пальто не стала снимать, только сняла перчатки, и присела на краешек дивана. Не скрывая любопытства, окинула взглядом квартиру Галины.
— Отомстить мне решила? – спросила Красова. – Через моего мальчика отомстить? Долго же ты ждала этого часа.
— Брось, Алла, я всего лишь свое мнение сказала, не тянет твой Костя эту работу. И если уж на то пошло, он и сам не хочет. Вот псевдоним свой, фотографию свою на первой полосе — это пожалуйста, а над материалом работать – скучно ему. А у нас ведь работа такая… мы и в район, и в тайгу, и на завод — везде крутиться надо, на лету схватывать…
— Мой Костик филологический закончил…
— Наверняка, ты сама его заставила поступить. Места свободные были, мальчиков охотно берут, вот и приняли. А нравится ему или нет – для тебя неважно, лишь бы высшее образование. Так ведь, Алла?
— Слушай, Галина, я ведь, если захочу, позвоню, кому следует, и моего Костю с распростёртыми объятиями снова примут…
— Ну так пусть примут в другом месте…
— Нет, его в газету возьмут. И если я постараюсь, то он место главного редактора займет, тем более, что Остапенко все равно скоро на пенсию… старый уже…
— А ты не распоряжайся за Остапенко, не ты его главным редактором поставила!
— Ой, Галина, с огнем играешь, связи у меня…
— Связи ты всегда любила. И деньги тоже. И не тебе меня упрекать. Пятнадцать лет назад ты не советовалась со мной, когда все вещи и деньги мамины забрала, а мне говорила, что так мама захотела. И даже о похоронах не известила.
— Да-аа, все таки сказывается… отцы-то у нас разные, — высокомерно проговорила Алла Павловна.
— Да не в этом дело, Алла, а в человеке. Как ты сама захотела с молодых лет жить на широкую ногу, так свою совесть на замок закрыла, а ключик потеряла.
Алла встала и пошла к двери. – Мерзавка, — сказала она на прощанье.
Галина закрыла за ней дверь, и тоже подумала, насколько они разные. Галина старшая. Ее отец погиб, когда ей было всего три года. Мать вышла за другого, родилась Алла. Но отец Аллы не задержался в семье и через два года ушел. Мать растила их одна, стараясь никого не обходить вниманием. Она, правда, старалась. Но почему-то Алле всегда хотелось большего.
И замуж Алла вышла по расчету. Муж был тогда уже начальником автобазы. Жили хорошо. Но Алле было мало. Она уговорила мать переехать к ним, часть вещей продала, часть перевезла к себе. И все деньги с книжки тоже остались у нее.
Галина всё это вспомнила. Алла так и не побеспокоилась о памятнике, ссылаясь на нехватку денег. Галина ждала два года, когда проснётся совесть у сестры, но так и не дождалась, взялась сама и облагородила могилку на свои деньги.
Конечно, они много лет не общались. И вот уже в течение пяти лет Алла Красова – директор универмага «со связями». Она решила, что единственному сыну будет вполне спокойно в редакции газеты, и уже прочила ему карьеру. Опять же благодаря своим связям. То, что там работает Галина, ее не беспокоило. Подумаешь, журналистка. И казалось бы, с главредом Остапенко легко договорилась… но Костю не взяли в штат, и он так и не стал постоянным сотрудником.
Галина уже приготовилась к нападению Аллы, к ее проискам, но неожиданное известие пришло буквально через пару недель. Остапенко вызвал Галину к себе.
— Да-аа, права ты, не надо было с ней связываться… отстранили Красову… похоже ОБХСС заинтересовалось…
— Что? Экономическое преступление? – спросила Галина.
— Пока неизвестно. Но ждем, ждем информацию. Если что… напишешь разгромную статью, — пообещал главред.
Галина усмехнулась. – Нет, Михал Михалыч, самоотвод. Пусть кто-нибудь другой. Я Аллу Павловну не одобряю, но и подталкивать своей статьей к решетке не собираюсь. То, что её с должности сняли, я к этому никакого отношения не имею. И в дальнейшем не собираюсь.
Остапенко почему-то не удивился. – Понял, я, Галя, наконец-то понял, у тебя с Красовой родственные связи…
— Ну да, по матери.
***
Через полгода Михаил Михайлович Остапенко перед уходом на пенсию порекомендовал на свое место Галину Анатольевну Лукину.
— Преданный человек газете, — сказали ему, — и опыт у нее большой, но ведь она даже не заместитель редактора…
— Это она сама так захотела, — ответил Остапенко, — отказывалась от руководящей работы… а я считаю, уверен я, это ее место. Только ее убедить надо.
Остапенко вышел из обкома партии с легким сердцем. Если уж кого и хотел он видеть на своем прежнем месте, так это Галину Лукину. И еще легко ему было от того, что не удалось бывшему директору универмага своего сына на место главного редактора пропихнуть.
А шубу они с женой Тамарой продали. Не нужен им такой блат.
