В квартире Любы жизнь била ключом, вернее, не жизнь, а настоящее детское торнадо, ураган, землетрясение, и все это в одном флаконе. Тут и ее дети, и чужие…
Два ее собственных неугомонных сорванца, восьмилетний Егор и шестилетний Сашка, носились по комнатам, подпитывающиеся неиссякаемым источником энергии. И к ним, словно по взмаху волшебной палочки, словно по сигналу невидимого дирижера, присоединились еще двое, на этот раз соседских, — девятилетний Димка и семилетний Мишка, создавая полную картину хаоса.
В общем, это был не просто квартет юных озорников, а целая бригада маленьких разрушителей, способных за считаные минуты превратить любое, даже самое уютное помещение, в филиал городской свалки.
Начиналось, как это часто бывает, с невинной, казалось бы, фразы, словно пролога к грядущей драме: “Люб, пусть мальчишки у вас поиграют, а?”.
Соседка Света, женщина с приклеенной улыбкой на лице и бодрым, даже каким-то бравым, шагом, словно она постоянно шла на парад, считала своим святым долгом разбавить серые, однообразные будни Любы звонким, заливистым детским смехом, этим хором ангелочков, как она любила говорить. Ну и, чего уж тут лгать, заодно и свои собственные серые будни разгрузить от неуемной детской энергии, переложив эту нелегкую ношу на более терпеливые плечи соседской мамы, которая, по ее мнению, должна была целыми днями сидеть дома и радоваться жизни.
“Ну, пусть поиграют”, — думала Люба, ставя в духовку ароматный яблочный пирог, который, впрочем, с таким количеством голодных ртов, долго не задержится и исчезнет, как мираж в пустыне, за каких-то полчаса, оставив лишь воспоминания и гору крошек.
Сначала это и правда было довольно мило, даже забавно.
Дети дружно строили высокие, но крайне ненадежные башни из мягких подушек, которые потом с грохотом рушились, как карточные домики, рисовали каракули на обоях (благо, у Любы они были далеко не из последних коллекций и давно, благодаря стараниям ее собственных детей, требовали капитального ремонта) и с нескрываемым энтузиазмом превращали квартиру в гоночную трассу, используя мячики, машинки и даже кухонные принадлежности.
Пол был усыпан пластмассовыми шариками и отломанными колесиками от машинок, а квартира выглядела, как “Детский мир” после крупного землетрясения со всеми вытекающими последствиями.
Но потом эти невинные, казалось бы, “пусть поиграют” незаметно, как вредный сорняк на грядке, превратились в ежедневный, незыблемый ритуал, который помог Любе заработать себе нервный тик и мигрень.
Света, с легкой руки, точнее, с легкой ноги, не утруждая себя никакими условностями и не спрашивая разрешения, приводила своих пацанов с самого утра, как только солнышко несмело выглядывало из-за горизонта, и с жизнерадостным, даже слегка фальшивым криком “вы тут играйте, а я по делам” пропадала до самого вечера, оставляя Любу наедине с этим детским хором.
И вот теперь, к полудню, когда Люба уже успела перемыть гору грязной посуды, несколько раз подмести пол, вытереть пролитый лимонад и отмыть странные липкие пятна со стола, она чувствовала себя так, будто огород одна перекопала.
Вокруг бедлам.
Крошки от печенья, разлитый лимонад (она же только что вытирала!), разбросанные игрушки… И это еще, не считая бесконечного шума, гама и детских криков, от которых у Любы начинало немилосердно пульсировать в висках.
— Мамочка, а можно еще печеньки? — Сашка, перепачканный шоколадом по самые уши, с надеждой и одновременно требовательно смотрел на Любу.
— Саша, вы только что ели, перевари хоть это, — вздохнула она, чувствуя, как ее терпение тает, будто мороженое под палящим солнцем, и безуспешно, но упорно пытаясь собрать разбросанные по полу детали конструктора, которые, казалось, множились с космической скоростью и лезли во все щели.
В этот момент Мишка, который почему-то решил, что сковорода на плите — это, видимо, какая-то новая, очень интересная, доселе неведомая ему игрушка, потянулся к ней своими маленькими, но очень настырными ручками.
Сковорода, к слову, была раскалена докрасна, и Любу бросило в холодный пот от одной мысли о том, что может произойти, у нее чуть не случился сердечный приступ.
— Миша, стой! — Люба, преодолев в один прыжок всю кухню, оттолкнула его от плиты, — Она горячая!
В глазах Миши мелькнул испуг, а у Любы душа ушла в пятки, словно она только что пробежала стометровку на Олимпийских играх.
Ну вот, не хватало еще ожога! Этого ей точно не простит ни она сама, ни тем более Света.
После этого случая, когда у Любы еще долго дрожали руки и ее трясло, как от сильного мороза, она почувствовала, что все, это ее предел. Если дети и будут где-то собираться, то надо хотя бы чередоваться…
К тому же, между детьми начались постоянные конфликты, которые доводили Любу до белого каления.
Егор и Сашка стали жаловаться ей наперебой: “Мам, ну зачем они к нам все время приходят? Мы и сами хотим поиграть! Они все время забирают наши игрушки и не дают нам строить то, что мы хотим!”
И действительно, они были вынуждены постоянно делиться своими игрушками и терпеть чужие правила игры, которые часто противоречили их собственным представлениям о прекрасном. Дружба дружбой, а иногда и отдых нужен, ведь так хочется побыть дома без посторонних, спокойно поиграть и повеселиться, пусть даже в собственной детской комнате.
Под вечер, когда Светлана, как обычно, пришла забрать своих чад, будто из детского сада, Люба, набравшись храбрости, как в последний раз в жизни, решила наконец поговорить с ней по душам и расставить все точки над “I”.
— Свет, — сказала она как можно доброжелательнее, чтобы не показаться грубой, — Знаешь, я очень рада, что дети дружат, это здорово, это как нельзя лучше, но, может быть, не каждый день они будут проводить у нас? Мне просто тяжело с четырьмя, правда, я очень сильно устаю, и, честно говоря, я уже не выдерживаю всего этого.
Светлана выслушала ее с напускным вниманием, кивая головой, как игрушка на стекле машины, и при этом умудряясь надувать губы, а потом внезапно нахмурила брови и, придав своему лицу суровое, даже угрожающее выражение, спросила так, будто Люба была во всем виновата и совершила какое-то преступление:
— А тебе-то что, сидишь дома, не работаешь, муж обеспечивает! Неужели тебе так сложно присмотреть за детьми? Ты целыми днями катаешься, как сыр в масле, неужели тебе сложно пару часов побыть с мальчишками? Что, я должна своих по подъездам водить, чтобы они тебе не мешали?! Ты знаешь, у меня разъездная работа, и много других дел вне дома! А ты всегда дома. Ты, наверное, просто ленивая, да? Раз тебе лень лишний раз с детьми поиграть.
Люба опешила от такой наглости, откровенного хамства и полного непонимания ситуации.
Она никак не ожидала такой реакции и подумала, что Света либо притворяется, либо у нее полностью отсутствует чувство такта. Ей казалось, что соседка должна понимать, что у Любы тоже есть свои дела, свои заботы, но, как оказалось, она просто умело притворялась и манипулировала Любой.
— Света, ты вообще о чем? — вспылила она, чувствуя, как закипает от несправедливости, — Я сижу дома, но это не значит, что я не устаю. Попробуй присмотри за четырьмя детьми! Это как целый день отработать на стройке! И ты вроде тоже не работаешь постоянно, а клиенты у тебя редко бывают, насколько мне известно…
— Нормально я работаю, и занимаюсь и детьми и домом! — отрезала Светлана, — А ты из дома не выходишь, но все равно все время недовольная! Вот поэтому от тебя все и бегут, наверное, поэтому у тебя и нет подруг, кроме меня!
Люба совсем растерялась…
Она не понимала, откуда в этой вечно улыбающейся женщине столько злости, ярости и сарказма. Да, Люба сидела дома, но не из-за лени, а потому что хотела сама воспитывать своих детей, и зарплаты мужа хватало на всех.
Зарабатывал бы он меньше — был бы другой разговор, и Люба бы пошла работать.
— Свет, ты меня вообще не слышишь! — в отчаянии бросила Люба, чувствуя, как все ее доводы и аргументы разбиваются о стену непонимания и нежелания ее слушать, — Дело не в лени, а в том, что я тоже человек, и мне нужно время для себя и для своих детей. И вообще, я не обязана присматривать за твоими детьми, если ты сама этого не хочешь, а я устала и не могу.
Света надулась, как хомяк на крупу, и процедила сквозь зубы:
— Тогда подруги у тебя, считай, уже нет!
С тех пор Света стала нарочито холодной, надменной и высокомерной, как Снежная Королева из сказки, но Люба все равно вздохнула с облегчением, решив, что наконец-то эти набеги закончились, и она может спокойно насладиться тишиной.
Но радоваться было еще слишком рано!
У Светланы, как у фокусника, в рукаве был припрятан еще один, очень коварный и продуманный козырь, о котором Люба пока даже не догадывалась.
Через несколько недель, когда Люба уже начала забывать о соседке и даже успела привыкнуть к спокойствию, она открыла дверь и обнаружила на пороге Димку и Мишку, которые смотрели на нее большими испуганными глазами, как два брошенных котенка, которых выгнали на улицу.
— Тетя Люба, мама сказала, что мы пришли к вам, — пропищал Мишка.
— А где мама? — спросила Люба, хотя ответ был очевиден и не требовал никаких дополнительных разъяснений.
— Мама ушла по делам, — ответил Димка.
Люба сразу поняла, что Света, очень изобретательно, кстати, просто пошла на очередную уловку, пытаясь таким образом вынудить ее сидеть с детьми. Она наступила на те же грабли, но никак не хотела этого признавать.
Люба не стала спорить с детьми, не могла же она оставить их на лестнице.
“Ну вот, — подумала Люба, — Теперь это будет постоянно. Это какой-то бесконечный замкнутый круг, какой-то вечный день сурка!”.
Утром следующего дня ситуация повторилась минута в минуту, но оно и понятно, представление-то запланированное… а потом еще раз.
Света, следуя своему замыслу, приводила детей к двери Любы и уходила, не говоря ни слова, даже не удосуживаясь поздороваться или хотя бы обозначить свое присутствие. Дети звонили в звонок сами.
Люба чувствовала себя в ловушке, как в капкане, из которого она никак не могла выбраться.
И, все-таки не вытерпев, когда Андрей, ее муж, пришел с работы, Люба, не выдержав напряжения, словно натянутая струна, рассказала ему обо всем, что происходит, срываясь на плач и чувствуя себя маленькой, беззащитной девочкой, которую все обижают и не понимают. Хотя прежде она не посвящала в это мужа.
— Я понял… так, это уже ни в какие ворота не лезет, — выдал Андрей, внимательно выслушав ее, — Я сам с ней поговорю.
Разговор был долгим, как затянувшийся сериал, финал которого, кажется, никогда не наступит. Люба, прохаживаясь по прихожей, аккуратно и незаметно подслушивала, что происходит в подъезде, но высунуться побоялась, поэтому улавливала лишь обрывки спора.
Да и потом Люба так и не узнала всех деталей разговора, Андрей, когда вернулся, ограничился несколькими короткими предложениями:
— Сначала она, естественно, пыталась снова завести свою шарманку про “лентяйку”, — Андрей поморщился, — Но я сразу пресек это и объяснил ей, что ты не обязана присматривать за ее детьми и что я против того, чтобы она втягивала нас в свои игры. Пообещал, что если она еще раз придет и оставит мальчиков перед нашей дверью, то забирать она их будет уже из полиции или отдела опеки. Кажется, она осознала.
Свету этот аргумент отвадил раз и навсегда. Иногда они встречались на детской площадке, вежливо здоровались, но, конечно, этим все и ограничивалось.
