— Давай второе, — весело стукнув по тарелке ложкой, сказал Тимофей и обернулся на жену.
— А это всё, — подняла плечи Софья, пытаясь всем свои видом дать понять, что она не виновата.
— Как всё? Один суп?
— Да. Я пока печь побелила, пока полы везде вымыла, только суп к твоему приходу и успела сварить.
Тимофей даже в лице изменился.
Говорила ему мать, надо проверить девку, вдруг белоручка, не послушал. Теперь эти слова набатом били в виски. Но где ему молодому парню до проверок, Софья — девка видная, боялся упустить. Влюбился, как телок за её юбкой полгода бегал, пока она не приняла его ухаживания. Вся деревня смеялась, отступать не хотел. И Софье Тимофей нравился, ой, как, нравился, тоже полюбила.
Свадьбу когда играли, отец Тимофея пообещал молодых отдельно поселить. Мать свою к себе забрал доживать, а молодожёнам её дом в полноправное пользование отдал.
Софья сразу за уборку взялась. Бабуля уже плоха была, ходила еле-еле, где там уж побелка или уборка, ей бы сил хватило еды приготовить, да баню истопить. А Тимофея всё устраивало и в таком виде. Есть свой дом и ладно, что попусту суетиться, половики хлопать. Но Софу воспитали иначе.
Мать к труду приучала с малолетства, всё игрой, не заставляла. Так у неё дети более охотливы были к любому делу. Она к каждому подход знала.
«Ты, Машенька, так метёшь, после тебя и мыть не нужно». И не было необходимости после ужина или обеда просить самую младшую дочь мусор собирать, сама брала в руки веник и мела. Да так мела, что, действительно, чисто было.
Или сына привечала: «Только с твоего ведра пью воду. Отец принесёт с колодца, а она не такая вкусная, торопиться с ведром этим. А ты, Ванечка, черпаешь аккуратно, ни сора в воде нет, ни плёнки». И всегда у матери стояла два полных ведра воды на скамье.
У Софьи готовить хорошо выходило. Мать её к этому делу приучала. Особенно хлеб у неё получался. Тесто такое мягкое, да податливое, что мать, улыбаясь, только руками разводила, ей такой хлеб не давался. И не черствела булка долго. А стоило несколько раз похвалить и свежий хлеб всегда на столе был.
Переехали в свой новый дом молодожёны в один день. Помогли им близкие кое-какие вещи перевезти, остальное решили забирать по мере необходимости. Да и вещей у обоих толком не было, только то, что родители дали, да на свадьбу подарили.
Софья в первый же день стала порядок в доме наводить, посчитала, что так будет правильнее. Ей в понедельник на работу, потом некогда красотой заниматься. Решила в воскресенье изучить где, что лежит, чтобы меньше времени тратить.
Тимофей с отцом уехали на заработки в соседнюю деревню. За работу с ними обещали расплатиться лесом. Сарай Тимофей решил новый поставить, старый совсем сыпаться стал. Кур в нём осталось штук пять и всё. Кролики были раньше, корова, но мать как слаба стала, всё убрали.
Вот вернулся Тимофей домой вечером, привезли они с отцом лес, который им обещали. На весь сарай не хватит, но начать можно. Сел ужинать и недоволен. Привык, что дома суп — это не еда, а так, приложение к основному блюду, да остался недоволен. Хлеба почти буханку с чаем съел.
И София расстроилась. Так хотела угодить, а муж не оценил, что чистоту навела, печь побелила. А потом вспомнила она, как мать учила, да как с отцом себя вела и говорит:
— Баню же топить будем, давай курочку запеку, как раз после бани готова будет, и второе, и мучиться бедная перестанет.
Одна из куриц хромала. Софии жалко её было. Но Тимофей из-за стола молча вышел, обулся и, взяв куртку, пошёл на улицу.
«Вот тебе и первый день совместной жизни», — подумала Софа.
Две недели они жили у родителей мужа, но там она на подхвате была, хотя старалась заметить, как у них ведётся хозяйство. Особенно работой её не нагружали. А теперь всё, нужно на себя брать все домашние дела по дому.
Софья выскочила вслед за мужем.
— Я к отцу, — только и сказал муж, даже не обернувшись.
Софа решила Тимофея не ждать, раз задумала курицу запечь, так тому и быть. Поймала бедняжку и за сарай ушла. Там чурка с топором стояла.
Тимофей калитку открыл, а отец, оказывается, с соседом языками зацепились, стоят, разговаривают, не уехал он домой. Позвал отца.
— Что расстроенный такой? — похлопал его отец по плечу.
— Супом меня жена накормила. Одним супом, представляешь. Белила она, уборкой занималась, белоручка моя.
Отец рассмеялся:
— Была бы белоручка, ты бы голодный сейчас был, без супа на ужин. Семейная жизнь, Тимофей, она такая. Не год, не два пожить нужно, чтобы понять какой рядом человек. А где подстроиться.
— Да знаю я, думал у нас не как у всех.
— Так у вас не как у всех. Своя семья. Как станете жить, так и будет. Зря ты на жену обижаешься, хорошая она у тебя. Ладно, домой поеду, или ты чего хотел?
— Хотел. Курица, говорит, у нас хромая, давай её сегодня приготовим. Вот я за тобой и пошёл. Помоги пап. Там за сараем топор есть.
Отец опять рассмеялся. Знал, что у сына слабость есть. Животных он так любит, что никому зла причинить не может, даже если для этого животинку и растили. Всегда отец этим у них дома занимался.
Зашли отец с сыном во двор, а София уже курицу эту ощипывает, только перья во все стороны летят.
Обернулся тогда отец к сыну, смех сдержать не может, тихонько говорит:
— Выходит, сын, это ты белоручка, а не жена твоя.
Стоит Тимофей, голову чешет.
— Чего ты за курицей побежала? — у жены спрашивает.
— А я думала, ты к отцу пошёл, надолго. Так я сама всё успею. А у тебя лучше баню топить получается. Жару как нужно, ни больше ни меньше. Вот тебе это и оставила.
Отец Тимофея в улыбке расплылся, увидел, как сын в баню побежал, махнул на прощание:
— Ладно, дети, поеду я домой, хозяйничайте, вижу, и без меня справляетесь. Пока.
А я с вами не прощаюсь, а приглашаю
