— Сестрёнка! У тебя гордость есть? – Ритка была в семье младшей, но не самой молчаливой. – Борька от тебя к другой ушёл, ты въехала, наконец? Всё, страница закрылась. Нужно новую открывать, а ты себя в монашки записала…
— Никуда я себя не записывала, — слабо возразила Алина, — Не хочу я с вами на шашлык ехать. Мне дома побыть хочется.
— И в кино тебе не хочется, и в кофейню. Старая дева вроде как. А тебе только за двадцать чуть перевалило. Я еще помню, как ты в детстве наравне с мальчишками по крышам прыгала…
Алина улыбнулась – всякое было. Она тогда не просто с пацанами паркуром увлекалась, а всей их ватагой верховодила. Начинали с гаражей, а потом и выше забираться стали. Без травм, конечно, не обходилось, но перед девчонкой никто не хотел страх показывать. И Борис, кстати, тоже, они почти все в одной школе учились.
Однажды Митька Сугробов с крыши котельной сорвался. Маленький ростом был, прыжок на соседний сарай не рассчитал. Ногу сломал. Помнится, тогда именно Борис на руках мальчишку до больницы нёс, — благо, была она на соседней улице.
Потом прыжки по крышам как-то плавно в боулинг перешли, в сплавы на байдарках, а их дружба с Борисом переросла во взаимное чувство уже после школы, и вполне логично свадьбой закончилось. Правда, учились они тогда в разных институтах, но встречаться продолжали каждый день, поскольку жили в одном доме.
Против свадьбы из родных и знакомых резко выступала тогда только младшая сестра Ритка:
— Да у него в институте на каждом курсе по подружке, ты не видишь разве? И долговязый он, как циркуль.
— Ревнуешь? — однажды догадалась старшая.
— Ещё чего, — сверкнула глазами младшая, — Мне такого мужа даром не надо…
А сама на свадьбе полчаса всего за столом просидела, потом домой вернулась. История понятная.
Теперь у неё уже свой парень есть, Валерик, лопоухий такой, но смышлёный, — авиамоделизмом всерьёз занимался. А Борис, как выяснилось, продолжал в боулинг играть и пиво с дружками пить, даже будучи уже женатым.
Поначалу это Алине не мешало. Она тоже весёлые компании любила, только молодой супруг брал её с собой всё реже:
— У нас там мужская компания, понимаешь? И мы уже не по крышам прыгаем, в преферанс играем. Мы же с тобой договорились — детей до дипломов не заводить, так что пока можно просто жизнью наслаждаться.
— Так и со мной вместе можно наслаждаться. Во всех отношениях.
— Вместе мы потом всю жизнь будем. Успеем ещё друг другу надоесть…
— Я ради ребёнка могу и академический отпуск взять…
— Вот этого пока не надо. Нужно будет сначала работу перспективную найти.
В общем, ходил он на свои чисто мужские посиделки по-прежнему регулярно. До утра в выходные задерживаться стал. А потом Алине стали рассказывать, что часто его видят с какой-то брюнеткой.
К этой брюнетке он через пару месяцев и перебрался. Она как раз в боулинг-центре и работала.
Первое время после расставания она ждала, что муж вёрнётся. Пусть после этой брюнетки, пусть с запахом чужих духов. Одиночество давило на неё, сковывало. Сестра Ритка, правда, пыталась её на всяческие тусовки зазывать, но там собиралась совсем уж зелёная молодёжь, они и музыку слушали совсем другую.
И началась у неё жизнь, как у спящей царевны, словно замёрзшая она была. Как после обезболивающего укола. Ни чувств, ни встреч. А уж тусовки всяческие, те и вовсе детскими играми в песочнице казались.
Но молодые деревья быстро обрастают новой зелёной кроной. Вот и Алина, уже на последнем курсе, заметила, что не совсем к ней равнодушен Юрий Николаевич – преподаватель новейшей истории в институте. Да и он ей, откровенно говоря, нравился. И душа стала отогреваться.
К тому же водил её Юрий тоже не по тусовкам и не по боулинг-центрам, а на открытия всевозможных выставок, творческие вечера писателей и поэтов, концерты классической музыки. Здесь была совсем другая публика, и Алина в этом кругу ощущала себя другой.
И ужинали они обычно в дорогих кафе и ресторанах, где не пили дешёвые креплёные вина с бутербродами. а закусывали блюдами высокой кухни. С морепродуктами и шницелями из оленины и салатами с авокадо.
…Но однажды, когда официант принёс к столу бутылку чилийского сухого красного и только начал ввинчивать в пробку штопор, к Юрию Николаевичу подошли двое в штатском. Один из них сдержанно кивнул Алине, а второй обратился к её спутнику:
— Кобылянский Юрий Николаевич?
— Он самый, — попытался изобразить улыбку преподаватель, — А что, собственно…
— А то, — перебил его говоривший, — Что вам теперь придётся проехать с нами.
— И мне тоже? – робко, почти шёпотом спросила Алина.
— Ваше присутствие не требуется. Деньги-то на такси есть? А то попросите у кавалера своего. Они ему теперь долго не понадобятся.
История оказалась до обидного банальной. Как писали потом в газетах, в этот вечер была задержана преступная группа преподавателей института, в которой на поток было поставлено получение взяток за успешную сдачу экзаменов. А ещё эти солидные люди, которые со слезами на глазах слушали классическую музыку и с придыханием обсуждали театральные премьеры, продавали фальшивые дипломы. И просто обирали деревенских студентов-бюджетников под угрозой отчисления.
Ритка долго смеялась, когда обо всём этом узнала:
— Ну, сеструха, ты даешь! – То Дон Жуан к тебе прилипнет, то вообще взяточник…
— А я сама, что ли, их ищу? Так получается.
— Получается борщ, если красный цвет сохраняет. А свою жизнь нужно и вправду самой делать, не плыть по течению.
— Это тебе твой лопоухий сказал? – Алине захотелось обидеть сестру, потому что та говорила правду.
Но Ритка не обиделась в ответ. Только улыбнулась:
— Пусть лопоухий. Но зато я знаю, что он точно сейчас меня дома ждёт. И салат готовит. Не из омаров, конечно, — из простых помидоров с дачи.
Вот к этой родительской даче после всех этих историй Алина здорово душой как-то и прикипела. Родителям здоровье не позволяло уже каждый день грядки пропалывать, сестра Ритка с Валериком только малыша на свет произвели, не до участка.
Зато Алина после института устроилась переводчицей технических текстов на удалённую работу и летом только на даче и пропадала. Времени хватало и грядки прополоть, и на языке Шекспира о двигателях строительной техники почитать.
Всё было почти хорошо. Холода на душе уже не осталось, но и тепла тоже. Изредка случались у неё короткие романы с молодыми людьми и дядьками постарше, но все их герои понимали, что чем-то серьёзным это завершится вряд ли. Впрочем, Алине чего-то серьёзного уже не хотелось.
Летом на дачах жили, в основном, пенсионеры. Милые такие старички и старушки, которые вечерами пили на верандах чай или домашнее яблочное вино и обсуждали прошедшие по телевизору сериалы и юбилейные концерты таких же стареющих певцов и певиц.
Молодёжь наезжала, в основном, на выходные к родителям и дедам. Но и там шумных гулянок не было, отдыхали небольшими компаниями, чужих к себе не звали.
Алёна, конечно, изредка сидела и со старичками, и с молодёжью, но постепенно нашла себе занятие и по утрам. Вставала рано, брала в руки удочки и шла на речку. Благо, та протекала чуть ли не за забором. Хоть в этом от Бориса вышел толк, — он её как-то рыбачить и приучил, даже со спиннингом.
И вот однажды встретила она на берегу парня в ярком спортивном костюме, который безуспешно пытался оснастить такой же новенький спиннинг. От души посмеявшись, она показала парню как снасть собрать. И добавила:
— И нарядились вы, простите, как ёлка новогодняя. От такой радуги цветов рыба только попрячется или на глубину уйдёт.
Парня звали несколько старомодно – Климом. Работал он полярником, а теперь вот приехал в отпуск к родителям.
В тот день они поймали на двоих трёх окуньков и маленькую щучку. И на душе у Алины как-то потеплело.
— А пойдёмте ко мне уху варить, — предложила она, — у меня в холодильнике ещё два карпа покупных есть.
Клим широко улыбнулся:
— Почему бы нет? А то у нас на полярной станции – одни рыбные консервы…
И ей стало ещё теплее. Может, всё у нее еще и сложится… А почему бы и нет?
