— Компенсируешь… Эй! Вернешь в двойном объеме то, что взяла, и выметайся отсюда. И чтобы больше не приходила!
Люди смотрят.
Варя прикрывается капюшоном, выгребая на кассу то, что у нее было рассовано по карманам, сверху кладет тысячную купюру. У нее всегда с собой тысяча. Олег говорил, что проще договориться сразу и все отдать, чем ждать наряд, чем подписывать протокол, чем… Короче, это проще.
Кассир жалостливая. Она никого не вызывает. Варю отпускают, когда ее карманы пустеют.
Как она докатилась до такого? Детьми, правда, их уже никто не звал. Не было детства. Не было и проходящих мимо учительниц, которые запрещали покупать сухарики в забегаловках, потому что те учительницы сейчас отворачивались, завидев их, и притворялись, что рассматривают таблички. Им было неудобно даже поздороваться, не говоря уж о том, чтобы вспомнить прошлое.
Четверо ребят. Троим по 17. Одному 19. Они не из приютов, у них есть семьи, которым они не нужны.
Варе тоже не хочется смотреть на знакомых. Она чувствует их презрение. И она с ними согласна.
Когда она впервые что-то стянула? Когда у нее не было костюма на школьную вечеринку. Олег видел, что она плачет, и научил, как добыть то, что хочешь. Иногда получилось, иногда – нет. Ее отпускали, жалея, или отправляли в полицию, куда приглашали отца на беседу. Отец забирал Валю, комментируя это тем, что ее бы в детский дом отвести, но отводил в их избушку, где его вечный праздник продолжался. Какие уж тут красивые вещи, когда ей и хлеб перепадал не каждый раз. Что она крала? Все. Кепку. Бусы. Гречу. Батончики с вишней. Помаду. Плащ. Зимние ботинки. То, в чем нуждалась. Олег отвлекал от Вари консультантов и покупателей. Ну, и она также отвлекала от него.
“Так быть не должно” – говорила Варя всегда, — “Следующий магазин точно последний”.
Но это их затянуло…
Пожалуй, Варя желала, чтобы кто-то подошел и сказал – “перестань”.
Ничего, кроме бытовых мелочей и милых безделушек, они не таскали.
Но у универмага их задержал Костя, сказав, что видел, чем они промышляют, и зазвал к себе. Костя уже получил водительское удостоверение. Он и его друг Артем залезали в законсервированные на зиму дачи.
Варя сказала решительное “нет, мы не с вами”.
Костя с усмешкой достал видеозапись, где она орудует в магазине. Конечно, ее ловили иногда, выгоняли, отводили в участок, но раз за разом отпускали, пожалев. Видеозапись – иное.
И им пришлось согласиться.
В городе знали, что они таскают вещи с прилавков, но про дачи никто не знал.
С Костей они, вроде как, поладили, несмотря на ту историю с записью, с запугиванием. Ну, не поладили, а, скорее, смирились. “Что вы теряете?” – смеялся Костя. Варя думала, что они теряют остатки самоуважение и совести. К своему совершеннолетию она всерьез подумывала пойти в отделение и во всем признаться. Но созналась она перед отцом, который, кажется, вообще позабыл, что у него есть дочь.
— Что, глупая дочурка связалась с плохой компанией и теперь не знает, как выкрутиться? А вот так тебе и надо. Будешь научена. Вся в мать свою. Так и надо.
— Я не говорю, что меня должны простить, просто выслушай.
— И не простят. Сидеть тебе и сидеть. Вперед.
От своей мамы Олег понимания тоже не дождался. Ну, об этом можно было и не мечтать.
Им казалось, что хуже уже некуда.
— Давай уедем? – спросил Олег.
— Далеко?
— Да.
— На что?
Не на что. Это верно.
Они себя не оправдывали. Все, что делали, делали сами, самим и нести ответственность, но как же было страшно… Не понимали, как все закончить.
Все закончилось неожиданно и печально. Когда они залезали в окно дачи, хозяйка оказалась внутри. Женщина перепугалась, конечно, и схватилась за трубку, на что Костя бросился к ней, выхватывая металлический лом. Что он собирался сделать… Варя не спросила, хотя это и очевидно. Под лом подставилась сама. И больше уже не встала.
Косте, Артему и Олегу дали по 10, 8 и 6 лет. Отец не забрал Варю, чтобы проводить по-человечески.
