— Надо вот так повернуть, тогда будет показывать.
— Да не будет он показывать, бракованный.
— А я говорю: будет!
— А я говорю: не будет. – Свояк Митрофаныч пришел на помощь, чтобы включить «правильно» телевизор. Николай Зиновьев, семидесятилетний сельский житель, прочно обосновавшийся на пенсии, не верил, что в магазине могут вот так бессовестно подсунуть сломанную вещь. Он вообще людям верил. – Погоди, а ежели антенну вот так…
— Да крутил уже всяко… — Митрофаныч стал снова нажимать на всё подряд. Хотя там нажимать и крутить особо нечего – телевизор черно-белый, маленький марки Рассвет, 1977 года выпуска. Но вдруг что-то щёлкнуло и вместе шипения появилась картинка и звук.
— Говорил же: будет работать! – Воскликнул Николай Иваныч, как мальчишка.
— Так это чего, это мы значит не ту программу включили… мы её, можно сказать, совсем не включили. А теперь нашли… ну все, Иваныч, пляши, технический прогресс и до тебя дошел.
Лето было в разгаре, и самая младшая из внучек, восьмилетняя Люда, гостила у Зиновьевых. Старшие внуки уже в армии служат, а это младшая, вёрткая такая девчонка, любопытная, маленькая еще, а уже песни по радио слушает, подпевает, крутится, будто танцует.
— Ой, показывает! – Люда застыла перед телевизором, тихо присела на диванчик и стала ждать мультфильмы. – Деда, а когда мультики будет?
— А леший его знает, когда там они покажут… и ведь не спросишь у этого «тиливизира», когда там чего покажут и расскажут…
— Так это, Иваныч, программа же есть, вон в областной газете каждую неделю печатают…
— А-аа, так это мы глянем.
Митрофаныч ушел, довольный, что всё-таки разобрались с техникой, и новенький телевизор, пусть и маленький, будет теперь в семье Зиновьевых.
Анна Егоровна, супруга Николая Ивановича, принесла в фартуке огородной зелени, и уже не застала Митрофаныча. А внучка Люся тем временем, пока дед искал программу, сидела перед телевизором и ждала мультики. Но вместо мультфильмов начался балет. Девчонка обрадовалась не меньше, чем сказке, и также внимательно стала наблюдать, как тоненькая балерина крутится, а рядом с ней партнер.
Дед Коля тем временем нашел программу и подчеркнул, когда же будут новости, в том числе, и местные – областного телевидения. Звуки непонятной музыки привлекли его, и он заглянул в просторную комнату, где стоял новенький телевизор – гордость семьи Зиновьевых.
Он взглянул и чуть не поперхнулся: артисты показались ему почти раздетыми, особенно парень. Николай Иванович, до этого кроме как про Василия Чапаева, да еще нескольких военных фильмов 50-х-60-х годов, более ничего в клубе не смотрел. А тут – крутятся на сцене полуодетые, выставив все части, которые желательно бы спрятать. И главное – внучка! Сидит, открыв рот и смотрит на это «безобразие».
— Люська, а ну закрой глаза!
— Чего, деда?
— Брысь отсюда, вот чего! Куды сморишь? Там же бесстыдство одно!
— Деда, это балет! – Люся смотрит серьезно, будто что-то в этом понимает. – Они танцуют, понимаешь! Они через танец свою историю рассказывают — нам так в школе говорили.
— Не рассказывают, а показывают, бесстыдники! И ты прилипла тут… рано тебе еще на такое смотреть… вот выключу счас…
— Не надо!
— Отойди от телевизора, а то хворостину возьму…
Люся поднялась и вышла, сказав: — Жадина-говядина, не даешь телевизор смотреть… говорю же, это балет…
Николай прикрыл дверь, хотел выключить телевизор, но слова внучки задели. Не мог он понять, почему такое по телевизору показывают. И разве так танцуют?! Вот они в молодости с женой выплясывали… да и сейчас под гармошку еще пару «кренделей» выдадут. Но это всё по совести, без всякого этого… в общем, без этих колготок, что на парне, который балерину крутит.
Но с другой стороны, ведь показывают! Николай присел на диван и стал смотреть, а вобще хотелось плюнуть в этот телевизор.
Но он смотрел и пытался понять, что это внучка имела ввиду, когда хвалила балет. Ведь маленькая еще, пигалица эдакая, а вон с каким интересом смотрела… Неужели родители дома позволяют такое наблюдать. Николай подумал, что надо спросить сына, как они внучку воспитывают, зачем балет разрешают.
В общем, задумавшись, не успел выключить телевизор. А в это время Анна Егоровна, оставив огородное в сенях, вошла в дом. Слышит – музыка, телевизор работает. Сначала обрадовалась, что не подвёл новый телевизор – первый в их жизни.
Заглянула в комнату, а там дед её сидит на диване и смотрит, как крутятся двое… и будто одеть их забыли. Ахнула Егоровна, удивилась и даже испугалась больше от того, что всю эту «картину» дед её наблюдает, да с таким интересом… Вот это и смутило ее и разозлило.
— Вот для чего «тиливизир» купили, вот на что деньги впалили… чтобы ты, старый пень, на это бесстыдство глядел!
Жена застала его врасплох, и он резко поднялся с дивана, несмотря на больные колени. Стоит перед ней, как перед начальником, моргает глазами, растерялся. Ведь не виноват ни в чём, а получилось будто застали его за непотребным занятием.
— Ты чего это, бабка, придумала? Ты чего на меня гонишь? Я тут, понимаешь, разобраться хочу…
— Э-ээх, разобраться… ну и чё, разобрался? Нравится картинка?
— Тьфу ты, да я тут Люську гоняю, а то пялится в «тиливизир»… вот как раз на это и пялится, — он ткнул пальцем в экран…
— Ага, еще и дитё малое приплёл сюда, давай, давай, на внучку всё спихни…
— Да что ты прицепилась? Да выключу его… на кой он мне сдался? А ведь хотел, чтобы Люська «мУльты» глядела, а она балет высматривает…
— Это ты балет высматриваешь, бесстыдник… помню, помню, как по молодости на острова от меня уплыл…
— Так я же за черемухой, дура ты, тьфу! – Он со злости выключил телевизор и вышел из дома, хлопнув дверью.
Анна Егоровна, обидевшись, что назвал ее бабкой, а сам балет смотрит, переоделась в платье, что невестка подарила. Хорошее такое платье, нарядное… Анна не знала, когда случай представится надеть его, потому как в деревне некуда. И вот со злости нарядилась, повязала белый ситцевый платок и пошла к калитке.
Егорыч, чтобы отвлечься взялся подметать во дворе, с усилием нажимая на метлу. Это от нервов у него. Увидел жену в нарядном платье, платье обхватило еще крепкий стан, выделив слегка изгибы тела, и она, не глядя на мужа, шла, покачивая бедрами и постукивая каблукам.
— В новых тапках что ли? – подумал Иваныч. Потом глядь – нет, туфли праздничные. Каблук у них совсем маленький, нет его почти, но постукивает. И идет она по доскам, которые до самой калитки проложены, и слышно: тук-тук, тук-тук. Иваныч по привычке окликнул: — Куды собралась?
Анна Егоровна, не оборачиваясь к нему: — На балет.
Ну и всё, Иваныч засопел от злости, плюнул и так надавил на метлу, что чуть не сломал.
Люся, увидев бабушку, побежала за ней: — Баба, я с тобой.
***
Часа два не было дома Анны Егоровны. Вот звякнула щеколда, пришли с внучкой домой. Николай, уже успокоившись, сидел на скамейке возле летней кухни и внимательно читал газету, сделав вид, что ничего не интересует.
Люся подбежала к нему. – Деда, ну когда мультики будут?
— Вот твои «мУльты», — он показал программу, в которой выделил нужное время, вот прямо счас и беги, я уж «тиливизир» включил… и завтра утречком еще посмотришь.
Девчонка, как ветер, вбежала на крыльцо и скрылась за дверью. Анна Егоровна подошла и присела рядом с Николаем. – Кормушины говорят, жара будет, кабы не посохло в огороде, — сообщила она.
— Не посохнет, поливать будем, — также спокойно ответил, Николай, оторвавшись от газеты. – У Клавдии что ли была?
— У нее. Да там еще Захаровна пришла, вот и посидели.
— Ты это, как бы нам Валерке-то сказать… про этот балет, язви его… кабы знал, чего там крутят по «тиливизиру», так и не брал бы его…
— Ну и чё ты скажешь? У них дома тоже «тиливизир», — ответила Егоровна. – Да и не Валерке, а Гале надо сказать, она как мать пусть расскажет, чего глядеть, а чего не глядеть….
Николай Иваныч, уже не обижаясь на жену, повернулся к ней, и махнув с досады рукой, возмутился. – Вот кто это разрешает? А? Неужто одежды на них пошить не могут? Ну бесстыдство же… вот взять и сообщить в ЦК партии, пущай разберутся…
— Не вздумай! Там, поди, умные люди сидят, знают, чего показывать, это мы тут в деревне… может мы с тобой такие тёмные… не до балета нам.
Утром родители Люси позвонили сами. У Николая Ивановича, как у ветерана, телефон стоит, вот дети и рады позвонить, услышать, как там родители.
— Ой, Галя, как вы там живы-здоровы? – спросила, обрадовавшись, Анна Егоровна.
— Да все у нас хорошо, скоро приедем, надо Люсю в школу собирать, форму купить…
— Ага, форму – это правильно. А то как глянешь, чего по «тиливизиру» показывают… стыдоба одна… как его, балет, кажись… а Люся так и тянется, так и тянется, а разве же можно…
— Ой, надоела она со своим балетом, — сказала Галина, — нравится ей. А что мы можем с Валерой сделать? Нет у нас балетной школы, город маленький… да и Люсе уже девятый год пошел, не взяли бы ее…
— Я к тому, что по «тиливизиру» смотрит, — продолжает Анна Егоровна.
— Да по телевизору пусть смотрит, жалко что ли… ну ладно, приедем скоро.
После этого разговора Зиновьевы не стали запрещать внучке смотреть балет. Но насчет одежды остались при своем мнении.
Через неделю внучку увезли домой. А еще через неделю позвонила невестка Галя и похвасталась, что записали Люсю в танцевальный ансамбль, и Люся очень рада, ей уже костюм шьют. Но не балетный.
Анна Егоровна весь разговор пересказала мужу, и он, кивнув одобрительно, пошел смотреть новости.
Ну нет у них в деревне балета. И никогда не было. Они хлеб выращивали, на ферме работали, а про балет и не слышали. А так-то они хорошие.
