Магазин, очередь, тяжёлые сумки, маршрутка, в которой кто-то пахнет луком, кто-то — перегаром. Всё как всегда. Всё как у всех.
Дома — тишина.
На кухне валялась грязная тарелка с засохшими макаронами. Муж, как водится, поужинал — и ушёл. Светлана, дочка, тоже дома не была. Вроде говорила, что пойдёт к подруге “на часик”. Уже третий час как.
Татьяна поставила сумки на табурет и села, не разуваясь. Просто посидела. Чтобы отдышаться. Колготки давили, ноги гудели, но снимать обувь не хотелось. Хотелось… тишины. Такой, где тебя не дёргают и не зовут. Но и не забывают. Вот как бы так?
Она поднялась, пошла разбирать сумки. Колбаса — в холодильник. Творог — туда же. Пачка гречки, чай, гель для душа — всё по местам. Всё как всегда.
Открыла мусорное ведро — полное. Крышка чуть не отвалилась, когда она попыталась её приподнять. Пакет кто-то поставил, а вынести — нет.
“Ну, а кто, кроме меня?” — хмыкнула Татьяна и пошла на лестничную площадку.
На обратном пути вспомнила, что так и не поужинала. Но теперь уже и не хотелось.
Муж пришёл почти в девять. Куртку повесил молча. Туфли бросил у порога, будто носки. Прошёл на кухню.
— Чего так тихо? — буркнул он, открывая холодильник.
— А что должно быть? Концерт?
— Не начинай, Тань. Я просто спросил.
Она промолчала. Уже научилась. Спрашивать — не значит интересоваться. Это у него так, на автомате. Как «привет» в магазине.
Он разогрел борщ, ел с шумом. Без “спасибо”, без взгляда. Потом пошёл в зал, включил телевизор. Там орали какие-то комики.
Татьяна зашла с кружкой чая.
— В субботу у Светки день рождения, помнишь?
— Ага, — не отрываясь от экрана. — Сколько ей?
— Семнадцать.
— Взрослая уже.
— Надо бы что-то подарить. Я думала, может, телефон…
— Ага. И почку продать. Ты цены на телефоны видела?
— Ну не самый дорогой… Просто у неё уже кнопки западают. Ей стыдно в школе показывать.
— Пусть сама копит, раз стыдно. Я в её годы…
— Ты в её годы в лагерях картошку копал, — оборвала его Татьяна. — Сейчас другие времена.
Он зыркнул в её сторону, но ничего не сказал. Переключил канал. Татьяна молча пошла мыть кружку.
Ночью она проснулась — просто так. Глянула на часы — половина третьего. За стенкой — храп.
Рядом — пустота. И чувство, будто ты живёшь в чьей-то квартире, а не в своей жизни.
Утром субботы Татьяна встала раньше всех. Приготовила сырники, нарезала яблоки, заварила чай. Накрыла стол — как раньше, когда Света была маленькая и ещё радовалась сюрпризам.
Муж вышел с опухшим лицом и сел за стол.
— Это что?
— Светин день рождения.
— А, ну да.
Он взял сырник, откусил, начал жевать, не глядя на жену. Потом пробурчал:
— Ты когда картошку будешь чистить?
— Я на работу сегодня.
— В выходной?
— Я дежурю. Подменяю Галину Николаевну.
— А, ну ладно.
Ни поздравлений дочери, ни “с праздником” жене. Просто — “картошку будешь чистить”.
Света пришла домой около полудня. Весёлая, румяная, с пакетом подарков от подруг.
— Мам, прости, что не позвонила! Мы задержались, у Аньки тётя привезла из Турции какие-то вкусняшки, — защебетала она, проходя на кухню. — О, сырники!
Татьяна улыбнулась.
— С днём рождения, дочка. Я всё приготовила, ешь.
— Спасибо, мам! — Света чмокнула её в щёку и села за стол.
Татьяна стояла у окна, смотрела на улицу.
— Свет, слушай… А у тебя всё хорошо? Ну, не обижаю я тебя?
Дочка удивлённо подняла глаза.
— Мама, ты чего? Всё хорошо! А почему спрашиваешь?
Татьяна пожала плечами. Сказать “мне просто как-то пусто внутри” — не смогла.
Когда она возвращалась с дежурства, было уже темно. Она прошла мимо кафе, где за окнами светились гирлянды и звучал смех. Молодые, красивые, с бокалами — отмечали, жили.
Татьяна выдохнула.
“Ну и ладно. Главное, что у них всё хорошо. Я так, фоном. Главное, что не мешаю…”
На работе в понедельник Татьяна Сергеевна сидела за компьютером, щёлкая по таблицам. Всё шло как обычно. Бухгалтерия — она как пластинка: отчет, сверка, платежка, акт. Всё по кругу. Никаких бурь. Только внутри что-то глухо зудело, как старый зуб.
— Таня, тебе плохо? — спросила Лариса, коллега с соседнего стола. — Ты какая-то… бледная.
— Всё нормально. Просто не выспалась, — отмахнулась Татьяна.
На самом деле, не спала она уже третью ночь. Не из-за кофе и не из-за шума. А потому что в голове крутились странные мысли:
“А что дальше? Работа — дом — ужин — стирка — субботний борщ. Это вся жизнь? Мне пятьдесят два. Всё?”
Раньше она мечтала. Хотела в молодости преподавать историю, потом — путешествовать, потом — просто жить спокойно. А теперь — просто дожить до пенсии?
Дома было тихо. Муж лежал на диване с планшетом, мотал что-то в интернете. Света что-то смотрела в наушниках. Татьяна разделась, помыла руки, зашла на кухню. На плите пусто. В холодильнике — пара яиц, кусок сыра и половина колбасы.
— Кто-нибудь собирался ужин готовить? — спросила она вслух.
— Я ждал тебя, — отозвался муж из зала.
— А я в магазин забегала, — добавила дочь. — Там очередь, я плюнула. Думала, ты купишь по пути.
Татьяна выдохнула. Молча поставила сковородку на плиту.
Яйца. Макароны.
Классика.
Никто даже не предложил помочь.
Позже, убирая за всеми, Татьяна вдруг остановилась и села прямо на стул у мойки. Мокрая губка осталась в руке, капала на пол.
“Я, значит, как заведённая: на работу, домой, готовить, стирать. Их обоих кормлю, вещи глажу. А кто обо мне вспомнит? Я болела — никто не спросил. Устала — тишина. У Светки день рождения — я одна всё организовала. А они? Они живут и считают, что так и должно быть. Что я и есть — их бытовая функция.”
С этими мыслями она вытерла руки, зашла в комнату и села напротив мужа.
— Слушай, а давай съездим куда-нибудь? Хочется сменить обстановку. Хоть на пару дней. Санаторий, база отдыха, дача у кого-нибудь…
Он удивлённо поднял голову:
— С ума сошла? Какие поездки? Я устаю, хочу просто валяться в выходной. Да и денег лишних нет.
— Мы уже сто лет никуда вместе не ездили.
— Потому что я работаю. И вообще, ты тоже не больно инициативная. А теперь вспомнила про поездки. Поздновато, Тань.
Она почувствовала, как внутри снова поднимается волна. Но ничего не сказала. Пошла в спальню, закрыла за собой дверь.
Утром следующего дня Татьяна пошла на рынок. Там, между яблоками и квашеной капустой, встретила соседку — Галину Васильевну.
— Танюша, ты сегодня как будто сама не своя. Всё в порядке?
— Да всё как всегда, Галина Васильевна.
— Вот именно. Как всегда. У нас, баб, бывает — всю жизнь всё «как всегда», а потом понимаешь, что мы в ней и не жили толком. Только жили «для».
Эти слова ударили в самое сердце. Татьяна кивнула, расплатилась и пошла домой. Уже на подходе к подъезду ей пришло сообщение от Светки:
«Мам, не забудь положить мне 500 рублей. Надо на биологию сдать»
Не «привет». Не «пожалуйста». Не «спасибо». Просто — команда.
Вечером Татьяна достала тетрадь и начала писать список:
· Работа — 5 дней в неделю, 8 часов.
· Дом — уборка, готовка, стирка.
· Муж — помощь = 0.
· Дочь — внимание = только если надо.
· Хобби — нет.
· Подруги — нет.
· Планы на выходные — борщ.
Она закрыла тетрадь, встала и пошла на кухню. Поставила чайник. Потом вдруг вернулась, достала из шкафа яркую чашку — старую, с рисунком подсолнухов, которую берегла “на потом”.
Сегодня был именно тот “потом”.
На следующий день, в обеденный перерыв, Татьяна зашла в книжный. Просто так.
Она не была там лет десять.
Пока Свете покупала тетради и учебники, пока мужу — батарейки и переходники. А себе — ничего.
Она долго бродила между стеллажами. Взяла роман, потом — книгу по садоводству. Ни дачи, ни сада у неё не было. Но что-то в названии “Цветы для души” зацепило.
Продавщица на кассе улыбнулась:
— Себе берёте?
— А кому ж ещё?
И в этой простой фразе было столько… неожиданного. Словно у неё впервые за долгие годы спросили: “Ты что-то хочешь для себя?”
Дома, после работы, Татьяна открыла книжку. Прочитала пару страниц. Потом отложила. Просто сидела. На кухне. В тишине.
И вдруг поняла — она не хочет готовить ужин.
Вот прям не хочет. Ни картошки, ни макарон, ни супа на завтра.
И знаете что?
Она не стала.
Муж зашёл в кухню через час.
— А жрать что?
— Ничего. Я устала. Подогрей себе что-нибудь. Там, кажется, яйцо одно осталось.
Он уставился на неё, как на инопланетянку.
— Это ты сейчас серьёзно?
— Да. С сегодняшнего дня я не обязана кормить взрослого мужика каждый вечер. У меня нет такой строчки в паспорте.
— Тань, ты чего?
— Я? Я просто решила: теперь, если мне хочется — я готовлю. А если не хочется — нет.
Он долго молчал. Потом буркнул:
— Да у тебя, похоже, кризис.
— Ага. Назовём это так. Только у меня этот кризис — лет десять как.
Света зашла вечером в спальню.
— Мам, а чё ты не готовила?
— Не захотелось.
— А я думала, ты обиделась.
— А я думала, ты уже взрослая. И умеешь за собой ухаживать.
— Ну, я пельмени сварила.
— Молодец.
Света постояла, покрутилась и вдруг:
— Мам, ты чё-то изменилась. Стала… не знаю. Спокойная какая-то.
— Наверное, просто поняла, что больше не хочу быть незаметной.
В пятницу вечером Татьяна заявила:
— Завтра я иду в театр с Ларисой. На “Чайку”.
— В смысле? А как же закупка, стирка, борщ? — выпал муж.
— Борщ пусть подождёт. Или сам свари. А я — иду в театр.
Света прыснула со смеху:
— Мам, да ты вторая жизнь себе завела?
— Нет, Свет. Я просто решила, что у меня первая ещё не закончилась.
В субботу она надела юбку, которую не надевала со времён корпоратива пяти лет назад. Завязала платок. Подвела глаза. Посмотрела на себя в зеркало.
Лицо всё то же. Уставшее, взрослое, с морщинками.
Но глаза — живые.
И вот это, пожалуй, было важнее всего.
В театре было душно, но хорошо. Люди вокруг были какие-то другие: ни одного знакомого лица, ни разговоров про “скидки на гречку” или “нового начальника из отдела”. Только мягкий свет люстры, шелест программок и запах духов.
— Слушай, а ведь ничего так актёры, — шепнула Лариса в антракте. — Я думала, заснём.
Татьяна усмехнулась:
— Я думала, что вообще больше не способна получать удовольствие.
После спектакля они пошли в кафе — простенькое, без претензий. Выпили по бокалу вина.
— Ты светишься, — сказала вдруг Лариса. — Прямо лицо поменялось.
— Я просто… вернулась к себе, наверное.
Дома было тихо.
На кухне — пара грязных кружек, недоеденные бутерброды.
На плите — кастрюля с гречкой. Видимо, варил муж.
Татьяна не стала убирать. Прошла мимо.
В спальне она скинула туфли и легла на кровать, не включая свет.
Почувствовала — тело не ныло, не тянуло.
А внутри было спокойно.
На следующий день она проснулась рано. Сама. Без будильника.
Пошла на кухню, поставила чайник.
Муж вошёл за ней. Промялся у двери.
— Ну, как спектакль?
— Хорошо. Тихо. В голове порядок.
Он почесал затылок:
— Слушай… Может, ты права. Мы тебя как-то… не замечали. Всё само, да само.
— Я тоже себя не замечала. А теперь решила, что хочу по-другому.
— Ты, если хочешь, можешь ещё куда-нибудь сходить. Я посижу дома. Или с дочкой погуляю.
Она удивилась — не словам даже, а тому, с каким лицом он это сказал. Будто не просто предложил, а — понял. Хотя бы чуть-чуть.
— Спасибо, — только и сказала она. И вдруг поняла, что не злится. И это тоже победа.
Через неделю Татьяна записалась в бассейн. Давно хотела, но всё «некогда» да «деньги». Оказалось — можно. Даже абонемент со скидкой есть для бюджетников.
А ещё — она скачала приложение “книга дня” и начала читать заново любимые романы. Света, проходя мимо, однажды остановилась:
— Мам, ты читаешь?
— Угу.
— А чё так серьёзно? У тебя там что, любовный роман?
— Нет. Просто я теперь в своей жизни. И мне тут нравится.
Иногда ей всё ещё приходилось мыть за всеми посуду. Стирать. Убирать. Жизнь никуда не делась. Но теперь, когда она чувствовала, что становится всё меньше “ненужной матерью и женой” и всё больше — Татьяной, ей дышалось легче.
