— Нелли, золотце мое, ты же понимаешь, что Машенька просто переживает сложный период? — Алексей стоял у окна, разглядывая свое отражение в стекле, и я видела, как он старательно избегает моего взгляда. — Развод родителей, новый университет. Ей правда нужна наша поддержка сейчас. Как никогда.
— Наша поддержка? — я чуть не подавилась чаем. — Алексей, твоя двадцатидвухлетняя дочь только что уехала на моей машине. Которую, кстати, я купила на свои кровные. Я зарабатывала на нее переводами технических текстов до трех утра! Но я вынуждена ехать на метро, потому что твоей дочери срочно потребовалась машина. Могла бы и такси вызвать!
Алексей повернулся ко мне.
— Ну не кипятись! Я отвезу тебя. Машка же на пару часов взяла. У нас в семье две машины. Обойдемся как-нибудь. Я б свою дал, да она с ней не справится. А у тебя маленькая, женская.
Смесь вины и упрямства читалась на его лице. Я хорошо научилась распознавать его настроение за три года нашего брака.
— А на той неделе ты дал ей пятьдесят тысяч на «срочное лечение зубов»! — напомнила я. — А что нам дальше ждать?
— Ей правда нужно было к стоматологу, — пробормотал он, муж.
Хотя сам, кажется, не очень верил в это.
Я села за кухонный стол и уставилась на занавески.
История нашего знакомства с Алексеем была вполне банальной. Мы встретились на вечеринке общих друзей. Он был обаятельным разведенным архитектором с грустными глазами. Я — тридцатипятилетней переводчицей, уставшей от одиночества.
Первый год был прекрасным, мы путешествовали, смеялись над одними и теми же фильмами, он готовил потрясающие макароны, а я читала ему вслух свои любимые книги.
Проблемы начались, когда в нашу жизнь ворвалась Маша, его дочь от первого брака. Сначала это были редкие звонки с просьбами о деньгах.
— Папочка, мне нужно заплатить за общежитие.
— Папуль, у меня украли кошелек.
— Пап, мама заболела, нужны деньги на лекарства.
И вот что меня убивало, стоило только Маше позвонить, как Алексей тут же лез за бумажником! Такое рвение, я вам скажу, будто не деньги дочери передает, а жизнь ей спасает, честное слово.
— Слушай, милый, а может, Машенька могла бы подработку найти? — сказала как-то я. — Ей же двадцать два, в конце концов!
И что вы думаете? Он на меня так посмотрел, как будто я предложила что-то неприличное!
— Ты не понимаешь, что значит быть разведенным отцом, — говорил он. — Я и так вижу ее редко. Не могу же я еще и в деньгах отказывать.
Но самое интересное случилось на прошлой неделе.
Маша заявилась к нам домой с очередной душераздирающей историей. На этот раз ее мать якобы нуждалась в срочной операции. Глаза у Маши были красными, голос дрожал, она даже всхлипывала в нужных местах. Я почти поверила ей. Ну не может же она так бессовестно врать про здоровье матери? Но какой-то червь сомнения в душе все же зашевелился.
— Папочка, я не знаю, к кому еще обратиться, — причитала она, элегантно промокая глаза салфеткой. — Врачи говорят, нужно срочно, иначе может быть поздно.
Алексей, естественно, растаял как мороженое на солнце, полез за деньгами, даже не спросив деталей. А я сидела и думала, что-то здесь не так. Может, это моя женская интуиция, а может, просто опыт работы с текстами научил меня замечать нестыковки.
Но история Маши казалась мне шитой белыми нитками.
На следующий день я сделала то, чего делать, наверное, не следовало. Но знаете, иногда здравый смысл сильнее приличий. Я позвонила Ирине, бывшей жене Алексея, Машиной матери.
— Ирина? Здравствуйте, это Нелли, жена Алексея, — представилась я. — Я знаю, мы не знакомы, но я хотела узнать о вашем здоровье, Маша сказала об операции.
На том конце повисла продолжительная пауза. Я даже подумала, уж не бросила ли она трубку.
— Какой операции? — наконец спросила Ирина, и в ее голосе слышалось искреннее удивление. — Я в деревне у мамы третий месяц, помогаю ей с огородом. Здорова как бык, слава богу.
Вот тут-то у меня и открылись глаза.
Я, честно говоря, немного оробела, ну как расспрашивать бывшую жену о подробностях? Но Ирина, надо отдать ей должное, оказалась на редкость понимающей. И от того, что она мне рассказала, у меня просто отвисла челюсть.
Оказывается, Машенька-то наша бросила университет два года назад! И живет она, между прочим, не в общежитии, а с каким-то музыкантом, который в свои тридцать все еще «ищет себя». А папочкины денежки тратит на их богемную жизнь!
— Ох, Маша! Я ведь пыталась на нее повлиять! — Ирина тяжело вздохнула, и я прямо почувствовала ее отчаяние через телефон. — Я же звонила Алексею раз пять, наверное. Но куда там! Он же решил, видите ли, что я из ревности все это говорю. Мол, бывшая жена мстит. А Машка-то папочку вокруг пальца обвела, да так ловко! Знает ведь, где надавить. Знает, что он вину за собой чувствует. Вот она и давит на это его чувство вины.
После этого разговора я неделю собиралась с духом. Я не знала, с чего начать разговор и как сказать мужу, что его обожаемая единственная дочь — патологическая лгунья.
Но когда Маша снова взяла мою машину «на пару часов съездить к подруге» и вернула ее через три дня с пустым баком и новой вмятиной на бампере, моему терпению пришел конец.
— Алексей, нам нужно поговорить, — сказала я тем же вечером.
И я выложила все. Про звонок Ирине, про брошенный университет, про ложь. Сначала он не верил, обвинял меня в ревности, в желании поссорить его с дочерью, но я была готова к этому разговору.
Я предварительно распечатала письмо из университета об отчислении, его фото по моей просьбе прислала Ирина. А еще показала фотографии из соцсетей, где счастливая и здоровая бывшая жена позирует на фоне грядок с помидорами.
Алексей долго молчал, глядя на доказательства. Потом встал и вышел из комнаты. Я думала, он собирает вещи, чтобы уйти, но он вернулся с телефоном.
— Маша? Это папа. Приезжай завтра, нам нужно поговорить. Нет, денег не будет. Вообще. Мы будем говорить о твоем вранье.
Разговор получился бурным. Маша сначала плакала, потом кричала, обвиняла меня во всех смертных грехах, называла отца предателем, но Алексей держался молодцом.
— В моем доме ты можешь рассчитывать на чашку чая и отцовскую любовь, — сказал он твердо. — Но финансирование твоей богемной жизни прекращается. Хочешь денег — иди работай.
Маша выскочила из квартиры, даже не попрощавшись. Мы с Алексеем остались вдвоем на кухне.
— Прости меня, — сказал он тихо. — Просто я хотел быть хорошим отцом. Хотелось компенсировать то, чего не додал в свое время.
— Хороший отец учит ребенка ответственности, — ответила я, обнимая его. — А не потакает всем капризам.
С тех пор прошел месяц. Маша не звонит. Видимо, обиделась. Но может быть, она повзрослеет и изменится?
