— Суп будет холодный! — Галина Петровна отодвинула тарелку, не скрывая раздражения. — Разве я не говорила, что ненавижу, когда еда остывает?
Надежда замерла у плиты. Рука с половником застыла над кастрюлей, словно дирижёрская палочка на паузе. Подруга сидела за столом, вооружившись ложкой, будто собиралась атаковать.
— Надюш, ты опять где-то далеко? Твой суп совсем остыл, как и твоя жизнь за последний год.
Надежда поставила половник на подставку и молча села напротив.
— Прости, Галь. Просто задумалась. У меня сегодня гости, надо ещё салаты нарезать.
— Вот как? — Галина выпрямилась, неожиданно оживившись. — И кого же ты позвала? Неужто нашла наконец кого-то приличного?
— Соседей сверху. Петровых. Он инженер, она — бухгалтер на пенсии. Иногда заходят попить чаю.
Галина фыркнула, помешивая ложкой в тарелке.
— Опять старичков собрала? Надя, тебе только пятьдесят девять! Это не возраст для заката. Помнишь Зинаиду с третьего подъезда? Она вон после шестидесяти себе ухажёра нашла, и ничего — цветёт, как майская роза!
Надежда поджала губы и отвернулась к окну. За стеклом моросил мелкий дождь, прибивая к асфальту жёлтые листья.
— Галь, а помнишь, как мы с Витей и твоим Сашей ездили на дачу? Ещё грозы боялись, а Витя всё шутил, что в доме молниеотвод — его лысина.
Галина отложила ложку и внимательно посмотрела на подругу.
— Помню. И ещё помню, как этот молниеотвод потом свалил к своей секретутке, которая на двадцать лет моложе. Скажи честно, ты зачем его вспоминаешь каждый раз, когда я прихожу?
Надежда резко встала, схватила тарелку и понесла её к раковине.
— Я не вспоминаю, просто…
— Просто что? Прошло уже полтора года, Надь! Он выбрал эту пигалицу, собрал вещички и уехал. А ты всё ещё держишь его бритву в ванной и тапочки у кровати.
Тарелка громко стукнула о металлическую раковину. На белой эмали появилась едва заметная трещина.
— Знаешь, что он мне сказал на прощание? — Надежда повернулась к подруге, теребя фартук. — «Ты превратилась в кухонный комбайн — механически выполняешь функции, но души в тебе не осталось».
— А ты до сих пор доказываешь ему, что он не прав, — Галина кивнула на содержимое холодильника, который Надежда открыла, чтобы достать продукты для салата. — Три сорта колбасы, заливное, салаты… Это ведь не для твоих старичков, да?
Надежда замерла с пакетом майонеза в руках.
— О чём ты?
— О том, что ты каждую пятницу накрываешь стол, как будто он вот-вот вернётся. Словно ничего не произошло, и сейчас дверь откроется, войдёт Витя, и жизнь будет как прежде.
Надежда швырнула майонез на стол.
— Хватит! Ты вообще зачем пришла? Чтобы снова напоминать мне, как я жалко выгляжу?
— Я пришла, потому что волнуюсь за тебя, глупая курица! — Галина встала и положила руки на плечи подруги. — Вчера видела Витьку с ней в супермаркете. Они кольца выбирали. Золотые. С камушками.
Надежда отшатнулась, как от удара. В комнате стало будто темнее, хотя часы показывали только три часа дня.
— Это… неважно. Я просто готовлюсь к приходу гостей. Кстати, ты тоже можешь остаться, если хочешь.
Галина покачала головой.
— Не могу. У меня билеты в театр сегодня.
— Одна пойдёшь?
На лице Галины появилась тень улыбки.
— Не одна. Помнишь Михаила Степановича с пятого этажа? Овдовел в прошлом году…
— Это который всегда газету «Советский спорт» читает?
— Он самый, — хмыкнула Галина. — Оказалось, что помимо футбола он ещё и Чехова любит. Кто бы мог подумать?
Надежда проводила Галину до двери. Когда подруга ушла, она механически протёрла стол, хотя он уже сиял чистотой.
В тишине квартиры застоявшийся воздух, казалось, хранил голоса и запахи прошлого. Трельнул звонок телефона.
— Надюша, это я, Лидия Аркадьевна, — донёсся старческий голос соседки. — Мы с Палычем не сможем сегодня зайти. У него давление подскочило, приходится с ним в поликлинику тащиться.
— Ничего страшного, — Надежда сжала трубку. — Поправляйтесь. Я пирог испекла…
— Оставь себе, золотко! Сама скушай. А то совсем исхудала за последний год.
Положив трубку, Надежда замерла посреди кухни. Часы на стене тикали с такой оглушительной громкостью, что захотелось заткнуть уши.
В спальне, словно музейный экспонат, стояла их с Виктором кровать. Та самая, купленная ещё тридцать лет назад, когда они только поженились. Надежда провела рукой по покрывалу. На прикроватной тумбочке лежала книга, которую Виктор так и не дочитал — заложенная страница 247, где герой решается признаться жене в измене.
Надежда открыла шкаф, вытащила коробку с фотоальбомами и сняла крышку. Сверху лежала их свадебная фотография — она в белом платье с кружевами, он в тёмном костюме. Они улыбались так искренне, что казалось — эта радость не иссякнет никогда.
Сзади что-то звякнуло. Надежда вздрогнула, обернулась — на пол упала старая Витина бритва. Надежда подняла её и положила обратно на полку в ванной, где она простояла больше тридцати лет.
«Да что же это такое,» — пробормотала она, глядя на своё отражение в зеркале. — «Галка права. Я превратилась в музейного смотрителя. Только экспонаты здесь — осколки прошлого».
Вернувшись на кухню, Надежда оглядела накрытый стол. Салат «Оливье», который Виктор так любил. Заливная рыба — его любимая закуска. Даже горчица стояла на столе, хотя сама Надежда её никогда не употребляла.
Сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, она схватила тарелку с заливным и швырнула её в мусорное ведро. Осколки разлетелись по кухне, один оцарапал щиколотку, но Надежда даже не поморщилась.
Звонок в дверь прервал её решительные действия. «Наверное, Лидия Аркадьевна забыла что-то сказать,» — подумала Надежда, направляясь к двери.
Открыв дверь, Надежда застыла, как статуя.
— Привет, — улыбнулся Виктор, переминаясь с ноги на ногу. — Можно войти?
Он изменился. Загорел, подстригся короче, чем обычно. Очки в тонкой оправе делали его моложе, а светло-голубая рубашка, которой раньше не было в его гардеробе, подчёркивала загар.
— Зачем? — только и смогла выдавить Надежда.
— Кажется, я забыл свою печатку. Золотую, с инициалами. Не видела её?
Надежда молча посторонилась, пропуская бывшего мужа в квартиру. Запах его нового одеколона — незнакомого, терпкого — наполнил прихожую.
— Не разувайся, я всё равно полы мыть собиралась, — произнесла она, удивляясь спокойствию своего голоса.
Виктор прошёл на кухню и остановился, увидев накрытый стол и разбитую тарелку на полу.
— У тебя гости? — он кивнул на салаты.
— Не твоё дело, — Надежда взяла веник и совок, чтобы убрать осколки. — Где ты мог оставить свою печатку?
— В ванной, наверное. Когда ухожу на работу, всегда снимаю, чтобы руки мыть.
«Когда уходит на работу,» — мысленно повторила Надежда. — «Уже полтора года, как он здесь не живёт, а говорит так, будто только вчера ушёл».
— Посмотри сам, — она кивнула в сторону коридора.
Пока Виктор шарил в ванной, Надежда убрала осколки и вытерла кровь с щиколотки. Порез оказался глубже, чем она думала.
— А чего это твоя Алина с тобой не пришла? — спросила она, когда Виктор вернулся на кухню. — Или как там её?
— Алёна. Она на курсах сегодня. Осваивает ландшафтный дизайн.
— Кхм, — Надежда фыркнула. — Наверное, удобно — молодая, красивая, ещё и образованная.
Виктор тяжело вздохнул.
— Надь, я не хочу начинать эту беседу снова.
— А я не начинаю. Я просто интересуюсь, как у вас дела. Говорят, вы кольца выбираете?
Виктор отвернулся к окну.
— Галка растрепала, да? Вечно она…
— Не смей говорить о моей подруге! — Надежда стукнула ладонью по столу. — Это ты ушёл, а она осталась. И не лезет с советами, в отличие от некоторых.
— Я никогда не лез к тебе с советами.
— Правда? А кто вечно талдычил: «Надь, ну зачем тебе эта бесполезная работа? Надь, зачем тебе курсы английского в твоём возрасте? Надь, куда ты собралась, ты же дома нужна?»
Виктор вздохнул и потёр переносицу под очками.
— Может, ты и права. Извини.
Надежда замерла на полуслове. За тридцать лет брака она не слышала от него извинений. Даже когда он уходил, то сказал только: «Так будет лучше для всех».
— Печатки в ванной нет, — наконец произнёс Виктор. — Может, я в спальне оставил? Можно посмотреть?
Надежда молча кивнула, ощущая, как ноги наливаются свинцом, когда она идёт следом за ним в их бывшую спальню. Стопка фотоальбомов так и лежала на кровати. Свадебное фото выпало и теперь смотрело на них с покрывала — осколок жизни, которой больше нет.
— Кажется, я нашёл, — Виктор наклонился и поднял что-то с пола у тумбочки. Золотая печатка блеснула в его пальцах. — Странно, я был уверен, что положил её в шкатулку.
Он повернулся к Надежде, и его взгляд упал на фотографию.
— Какие мы были молодые, — тихо произнёс он. — И счастливые.
— Были, — эхом отозвалась Надежда, и внезапно её прорвало. — А потом ты просто взял и перечеркнул всё, что у нас было! Тридцать лет, Витя. Как будто выбросил их на помойку!
Виктор положил печатку в карман рубашки и сел на край кровати, словно имел на это право.
— Я не перечёркивал наши тридцать лет. Но, Надя, мы же перестали разговаривать. Совсем. Ты же помнишь, как это было?
— Как именно? — Надежда скрестила руки на груди, чувствуя, как гнев поднимается откуда-то из глубины. — Как я готовила, убирала, стирала, а ты приходил и требовал тишины, потому что устал? Или как я пыталась рассказать про свой день, а ты включал телевизор погромче?
Виктор потер виски.
— Вот видишь? Ты помнишь только плохое.
— А ты, конечно, только хорошее? — Надежда горько усмехнулась. — Знаешь, что самое забавное? Даже сейчас ты сидишь на нашей супружеской кровати и рассуждаешь, что я всё делала не так!
Виктор поднял взгляд, и Надежда с удивлением заметила в его глазах что-то похожее на боль.
— Я не говорил, что ты делала что-то не так. Просто мы оба перестали слышать друг друга. А потом появилась Алёна…
— И она тебя наконец-то услышала? — Надежда подошла к окну, отвернувшись от мужа. — Интересно, что такого особенного она услышала в твоих рассказах про ремонт машины и жалобах на начальство?
— Она не перебивала, — тихо сказал Виктор. — И задавала вопросы.
Надежда резко развернулась.
— Перебивала? Я? Да это ты вечно затыкал меня, стоило мне только рот открыть! «Надя, не сейчас, футбол», «Надя, я устал, давай потом».
— А что ты хотела обсуждать? Новую скатерть? Сериал? Сплетни про соседей? — Виктор тоже встал. — Когда я пытался рассказать о новых проектах на работе, тебе было скучно!
Надежда подошла к нему вплотную.
— Потому что в твоих рассказах не было меня. Только твои победы, твои достижения, твои проблемы. А я была просто… декорацией.
Виктор опустил голову.
— Может, ты и права… Но я не хотел, чтобы так получилось. Я просто… заблудился где-то.
Надежда горько рассмеялась.
— И нашёл дорогу в постель молодой дурочки, которая смотрит на тебя восхищёнными глазами. Поздравляю!
— Не называй её так, — неожиданно резко сказал Виктор. — Она ни в чём не виновата.
— Правда? А кто тогда виноват, Витя? Я?
Он долго молчал, глядя на их свадебную фотографию.
— Знаешь, я пытался вспомнить, когда мы последний раз смеялись вместе. Не могу.
Надежда почувствовала, как внутри что-то ломается. Все слова, которые она готовила полтора года, вылетели из головы.
— Зачем ты пришёл? На самом деле? — спросила она тихо.
Виктор провёл рукой по затылку — жест, который она знала наизусть. Так он делал всегда, когда нервничал.
— Я хотел убедиться, что ты в порядке, — наконец признался он. — Галина сказала Алёне, что ты живёшь прошлым. И что на кухне до сих пор моя чашка… И ещё… Она сказала, что ты плачешь по ночам.
Надежда вздрогнула. Предательница Галка! Как она могла?!
— Неправда! Я…
— Надя, — он впервые произнёс её имя с той же нежностью, что и раньше. — Я знаю, что виноват. Но и ты не безупречна.
Этого Надежда не выдержала.
— Убирайся! — она вцепилась в фотоальбом. — Я не идеальна? Ну так твоя новая кукла, небось, без изъянов! Только вот интересно, что она будет делать, когда ты наиграешься? Когда начнёшь твердить ей, что она тебя не слышит? Когда привычно заткнёшь её вопросом «А что ты купила на ужин?». Интересно, твоя Алёна знает, что через пять лет она станет очередной «неидеальной» женой?
Виктор молча смотрел на неё. Потом медленно, словно нехотя, направился к двери.
— Я думал, мы сможем поговорить, — сказал он, остановившись в дверях спальни. — Но вижу, что пока рано.
— Пока рано? — Надежда прижала альбом к груди. — Витя, между нами всё кончено. Давно. Я просто не хотела этого признавать.
Когда за Виктором закрылась входная дверь, Надежда вернулась на кухню и уставилась на накрытый стол. Салаты, которые никто не попробует. Пирог, остывающий на подоконнике. Горчица — её островок в центре стола, словно памятник несуществующему человеку.
Она медленно стала убирать приборы — нож, две вилки, ложка… Стоп. Две вилки? Для кого она накрывала второй прибор? Лидия Аркадьевна с мужем точно не могли этого знать. Галина ушла ещё до того, как она начала готовиться к приходу «гостей».
Правда ударила, как молния. Она ждала его. Всё это время она подсознательно ждала, что Виктор вернётся, поймёт свою ошибку и всё станет как прежде.
Надежда тяжело опустилась на стул и вдруг рассмеялась — громко, почти истерично. Галка была права! Она действительно застряла в прошлом, превратив квартиру в музей никому ненужных воспоминаний.
Она встала и решительно прошла в ванную. Старая бритва Виктора полетела в мусорное ведро. Затем она собрала его тапочки, старый халат, забытую расчёску — всё отправилось следом. Вернувшись на кухню, она сняла со стены их совместное фото в рамке и, поколебавшись, положила его лицом вниз в ящик стола.
Потом Надежда позвонила Галине.
— Галь, это я. Слушай… Мне нужно сказать тебе кое-что важное.
— Надюш, я в театре, давай потом? — голос подруги звучал приглушённо.
— Нет, сейчас. Просто хочу, чтобы ты знала — Витька приходил.
— Что?! — в трубке послышался шёпот Галины и какой-то шорох. — И что ему было нужно?
— Печатку забыл. Но это неважно, — Надежда глубоко вздохнула. — Важно то, что я отпустила его. По-настоящему.
В трубке повисла тишина.
— Галь, ты слышишь?
— Слышу, Надюша, — голос Галины смягчился. — Я очень рада за тебя.
— И ещё… — Надежда посмотрела на салаты. — У меня куча еды. Не хочешь завтра зайти? Заодно расскажешь, как спектакль. И… может, приведёшь своего Михаила Степановича?
Галина рассмеялась.
— Обязательно придём. А ты пока отдохни, ладно?
Положив трубку, Надежда подошла к окну. На улице уже стемнело, и в окнах напротив зажигался свет. Она смотрела на эти тёплые оранжевые квадраты и улыбалась. Впервые за полтора года она почувствовала, что может дышать полной грудью.
Телефон пискнул — пришло сообщение от Галины: «Кстати, на работе есть вакансия. Помнишь, ты всегда хотела работать с людьми? Поговорим завтра».
Надежда улыбнулась и впервые за долгое время почувствовала странное, почти забытое ощущение — предвкушение.
