– Папа давно встречается с другой женщиной, а ты живешь до сих пор в своём безоблачном розовом мире! Всё забыть его не можешь! – кричит на меня дочь Юля.
Стою на кухне. Держу в руках любимую розовую чашку. И не знаю, что сказать. Что делать? Чашка розовая. Покупала когда-то. Думала – симпатичная. А теперь понимаю: это знак был.
Юля хлопает дверью. Ей шестнадцать. У неё всё серьёзно. Всё по-взрослому. А я… Я действительно в розовом мире живу?
Вчера встретила Андрея возле дома. Мужа. Бывшего мужа. С ней. С этой… как её там. Светлана. Брюнетка такая. Деловая. В сером костюме. Без улыбки. Строгая.
– Привет, Оля – говорит Андрей неловко.
– Привет.
Стоим. Молчим. Светлана смотрит куда-то в сторону. Делает вид, что её тут нет. Умная. Правильная. Не лезет в чужие разговоры.
– Как дела? – спрашиваю.
– Нормально. А у тебя?
– Тоже.
Вот и весь разговор. Пятнадцать лет брака. Одна дочь. Три слова разговора.
Дома включаю чайник. Достаю розовую чашку. Думаю: а может, Юля права? Может, я правда в каком-то мире живу? В розовом?
Помню, как покупала эту квартиру. После развода. Маленькую. Двушку на окраине. Но светлую. С большими окнами. Обои выбирала долго. В магазине была целая стена образцов. Серые, бежевые, белые… А я взяла розовые. С мелкими цветочками.
– Вы уверены? – спросила продавщица. – Это довольно… яркий выбор.
– Уверена.
Мне после развода хотелось чего-то яркого, светлого…
Теперь сижу среди этих розовых стен. Пью чай из розовой чашки. И думаю: что с этим не так?
Звонит подруга Марина:
– Как дела?
– Юля сказала, что я живу в розовом мире.
– И что?
– Не знаю. Может, она права?
Марина молчит. Потом говорит:
– А ты счастлива?
Вопрос. Простой вопрос. А ответа нет.
– Не знаю – честно отвечаю.
– Тогда какая разница, розовый твой мир или зелёный?
Вечером готовлю ужин. Юля приходит поздно. Садится за стол. Молчит. Я тоже. Только вилки звенят по тарелкам.
– Мам – говорит она вдруг. – Прости за сегодня.
– За что?
– За то, что накричала.
Смотрю на дочь. Она уже не ребёнок. Совсем не ребёнок. У неё глаза взрослые. Усталые.
– Просто… – продолжает она. – Просто я не понимаю, как можно быть такой… доброй. После всего, что папа сделал.
– А какой надо быть?
– Злой! Обиженной! Нормальной!
Встаю. Иду к окну. За окном уже темно. Включается уличное освещение. Фонари жёлтые. Не розовые.
– Юль – говорю. – А может, злость – это тоже мир? Серый мир? Чёрный мир? Но это не моё.
Она не отвечает.
Ночью не сплю. Лежу и думаю. О розовых обоях. О розовой чашке. Об Андрее с его новой женщиной.
А утром встаю. И понимаю: мне нравится мой розовый мир. Здесь тепло. Здесь уютно. Здесь нет места для злости и обиды.
Но есть место для вопросов.
Главный вопрос: почему Юля так зла на этот мир? Почему ей кажется, что как поступаю я – это плохо?
Завтракаем молча. Юля собирается в школу. Я на работу. В библиотеку. Работаю библиотекарем. Тихая профессия. Спокойная.
– Мам – говорит Юля у двери. – Я сегодня к папе иду. После школы.
– Хорошо.
– Он приглашает на выходные. С… со Светланой.
Сердце сжимается. Но не от боли. От страха. Страха, что дочь исчезнет из моего розового мира.
– Ты хочешь?
– Не знаю – честно отвечает она. – Хочу понять, как это – жить в сером мире.
И тут я понимаю. Юля не против моего розового мира. Она просто не знает, какой мир выбрать. Розовый или серый. Тёплый или правильный. Мечты или реальность.
Провожаю её до лифта. Обнимаю.
– Знаешь – говорю. – Мир может быть разный. Главное, чтобы в нём было место для любви.
Юля смотрит на меня удивлённо.
– Даже в сером?
– Даже в сером.
Лифт увозит её вниз. А я возвращаюсь в квартиру. Включаю чайник. Достаю розовую чашку. И думаю: завтра куплю ещё одну. Серую. Для Юли.
Пусть у неё будет выбор.
Но вечером всё меняется. Юля возвращается от отца раньше времени. Красные глаза. Растрёпанные волосы.
– Что случилось?
Она молчит. Проходит на кухню. Садится за стол. Смотрит на мои розовые стены.
– Светлана сказала – начинает она медленно. – Сказала, что мне будет не удобно жить с ними…
– И?
– А папа… папа согласился.
Понимаю. Вот оно. Вот почему она вернулась. Вот почему плачет.
– Я им мешаю, мам. Они не готовы меня взять жить к себе.
Сажусь рядом. Обнимаю. Она плачет мне в плечо. А я глажу её волосы и думаю: может, мой мир не такой уж плохой? Может, в нём есть место не только для мечты, но и для настоящей любви?
– А я хочу – шепчу ей в ухо. – Я очень хочу, чтобы ты жила со мной.
Она поднимает голову. Смотрит на меня. И впервые за долгое время улыбается.
– Мам, а я тоже не хочу уходить от тебя…
Смеюсь сквозь слёзы.
И тут понимаю: мой мир – это не про наивность. Это про надежду. Про веру в лучшее. Про любовь, которая согревает даже тогда, когда всё рушится.
Но история на этом не заканчивается. На следующий день звонит Андрей.
– Оля, нам надо поговорить.
Голос странный. Не такой, как обычно. Не уверенный. Почти… виноватый?
– О чём?
– О Юле. О том, что вчера произошло.
Молчу. Жду.
– Можно я приеду?
Смотрю на розовые стены. На Юлю, которая делает уроки за столом. Она тоже слышит разговор. Напряглась.
– Приезжай.
Через час он стоит у порога. Один. Без Светланы. В мятой рубашке. Не выспавшийся.
– Проходи.
Садимся на кухне. Я завариваю чай. Достаю две чашки. Одну розовую. Вторую… серую. Новую.
– Красиво у тебя – говорит он, оглядываясь.
– Спасибо.
– Розово – добавляет с кривой улыбкой.
– Да. Розово.
Пьём чай молча. Слышно, как Юля переворачивает страницы учебника.
– Я хочу извиниться – говорит Андрей вдруг.
– За что?
– За вчера. За Светлану.
Смотрю на него. Мужчина сорока двух лет. Отец моего ребёнка. Когда-то любимый человек. А сейчас… сейчас просто уставший мужчина в мятой рубашке.
– Она не хотела. Светлана сказала, что так будет честнее – продолжает он. – А я… я согласился.
– И что теперь?
– Теперь я понимаю, что это было подло.
Юля заходит на кухню. Молча наливает себе воды. Смотрит на отца.
– Пап – говорит она тихо. – А почему ты ушёл от мамы?
Вопрос прямой. Детский. И страшный.
Андрей молчит долго. Потом отвечает:
– Потому что я дурак, Юль. Потому что подумал, что твоя мама слишком… мягкая. Что ей нужен кто-то более сильный.
– А Светлана сильная?
– Светлана другая.
– Какая другая?
– Не такая, как мама – говорит он и смотрит на меня.
Юля садится рядом с отцом.
– А сейчас, что думаешь?
Андрей качает головой.
– Сейчас… Понимаю, что твоя мама – стойкая. Потому что нужно быть очень стойкой и смелой, чтобы остаться доброй после того, как тебе сделали больно.
Сердце стучит. Громко. Как молоток.
– Андрей – говорю. – Ты зачем пришёл?
– Хочу попросить прощения. У вас обеих.
– И что дальше?
– Дальше… дальше я не знаю.
Встаю. Подхожу к окну. На улице дождь. Серый дождь по серому асфальту. А в квартире тепло. Розово. Уютно.
– Мам – говорит Юля. – А можно папа иногда будет приходить? Просто так. На чай.
Поворачиваюсь.
– Можно – отвечаю. – Но у меня только две чашки. Розовая и серая.
Андрей улыбается. Первый раз за долгое время.
– А можно… можно я куплю себе третью? Красную?
– Красную?
– Да. Красную. Тоже хочу что-то поярче.
Юля смеётся.
– Да. Тоже хочу жить в мире, где есть место для ярких цветов, – отвечает он серьёзно.
И тут понимаю: мой розовый мир – это не про цвет. Это про то, что можно верить в хорошее. Даже когда плохо. Особенно когда плохо.
Андрей уходит поздно вечером. Обещает завтра принести красную чашку. И торт. Юля просила торт.
– Мам – говорит дочь перед сном. – А ты стойкая на самом деле? И что это…
Думаю. Ищу правильные слова:
– Это когда ты не сдаёшься – говорю наконец. – Когда продолжаешь любить, даже если тебе больно. Когда выбираешь надежду вместо отчаяния.
– А Светлана живёт в сером мире?
– Светлана живёт в своём мире. У каждого он свой.
– А у папы какой?
– Посмотрим.
Укрываю её одеялом. Целую в лоб.
Выключаю свет. Иду на кухню. Мою посуду. Розовую чашку ставлю рядом с серой. Завтра будет ещё и красная.
Смотрю в окно. Дождь закончился. На небе звёзды.
Они просто светят.
А завтра… завтра посмотрим, что будет завтра.
