– Ну и где они? Вечно в этом городе ни времени не знают, ни приличия! – пробурчал он, притопывая ногами, чтобы согреться.
Шум мотора прорезал тишину деревенского вечера. Николай Петрович вскинул голову. Черная машина Игоря подъехала к воротам, завязнув колесами в сугробах.
– Опоздали, – недовольно бросил он, как только семья вылезла из машины. – Я уж думал, снег вас совсем закопал.
Елена, держа младшего сына за руку, сдержанно улыбнулась:
– Здравствуйте, папа. Дорога действительно сложная была.
Маша, старшая дочь, радостно захлопала в ладоши:
– Дедушка, у тебя тут настоящая сказка!
Но Николай Петрович, не обращая внимания на внучку, изучающе посмотрел на Елену, быстро пробежав глазами по её пуховику.
– Говорила мне твоя мать: «Надо шубу ей подарить». А ты что? Легкомысленная… Говоришь, дорога сложная? На такой машине не сложная – позорная, – пробурчал он и отвернулся к Игорю: – Вещи в дом занесите.
– Пап, может, начнем с «здравствуйте»? – попытался разрядить обстановку Игорь.
Но Николай Петрович уже скрылся в доме.
Елена остановилась у крыльца, ее губы поджались в узкую линию.
– Мам, пойдем уже! – за руку потянула её Маша.
Внутри было тепло, пахло ёлкой, пихтовыми ветками и чем-то сдобным. Николай Петрович сложил руки на груди, окинув всех взглядом.
– Ёлка хорошая, а? Сам выбирал. Эти игрушки… – он ткнул пальцем в стеклянные шары. – С 60-го года. Ещё с матерью твоей в очереди за ними стояли.
Елена осмотрелась, но вместо восхищения кивнула мимоходом:
– Да, интересно. А это что – гирлянда такая? Она же везде продается, разве сейчас не лучше выбрать?
Её слова подействовали как спичка, брошенная в сухую солому.
– Что значит «не лучше»? Это память! Тебе не понять. Всё у вас по-другому: простота, минимализм. Никакой души, только удобства, – резко сказал Николай Петрович.
– Да что вы, я просто… – начала Елена, но он не дал ей договорить:
– Ты? Да ты только и можешь, что «мимоходом»! К своим традициям, к нашим ценностям – всё мимоходом!
– Пап, успокойся, – вмешался Игорь. – Мы просто устали. Давайте сядем за стол…
Но напряжение уже повисло в воздухе.
Младший, Саша, дернул мать за руку:
– Мам, а у дедушки в шкафу радио играет!
Елена посмотрела на сына, пытаясь скрыть раздражение:
– Саша, оставь. Дедушка просто любит воспоминания.
– Так и есть, – отрезал Николай Петрович. – Воспоминания – это то, что и держит нас вместе, Елена. А у тебя, видно, всё иначе. Новый год для тебя – это не праздник, а ненужная формальность.
Елена смотрела на него молча. Только Игорь, вздохнув, приложил руку к лбу.
– Пап, хватит уже! Давайте просто проведем этот вечер нормально, – он обнял жену за плечи. – Мы здесь все ради семьи, ладно?
Но слова сына как будто не дошли до Николая Петровича. Он молча развернулся и вышел на кухню.
***
В гостиной разливался теплый свет старинной люстры. Маша и Саша уже вовсю рассматривали дедушкины игрушки на ёлке. Дети, как дети: восторгались каждой блестящей мелочью, трогали гирлянду, перебирали мишуру.
Елена осторожно опустилась на старый диван, оглядывая комнату. Дом Николая Петровича казался ей ожившим из прошлого. Здесь не было и намёка на современные элементы интерьера: вышитые салфетки, массивный сервантом с фарфором и старый радиоприемник на тумбочке.
– Мам, смотри! А это что? – Саша протянул ей стеклянного медвежонка.
– Аккуратнее, это же очень старое, – Елена вздохнула и убрала игрушку на ветку. – Лучше не трогай.
Муж зашёл в комнату, осторожно закрывая за собой дверь.
– Лен, ты что сейчас хотела сказать с этой гирляндой? Ты же знаешь, папа это очень близко воспринимает.
– А я что, виновата? – она посмотрела на него. – Вечно я всё делаю не так. Даже слово не могу сказать, чтобы не задеть его драгоценные традиции!
Игорь поднял руки, пытаясь успокоить жену:
– Я просто прошу тебя быть аккуратнее. Ты же знаешь, он всё это с любовью собирал.
– А я нет, да? Я, значит, только на бегу всё делаю. Ты хотя бы понимаешь, что мне это просто… – Елена замялась, подбирая слова. – Мне это чуждо. Этот блеск, эти салаты тазами, эта показная ёлка. Разве главное не семья, а не все эти декорации?
В этот момент дверь открылась, и на пороге появился Николай Петрович.
– Семья? Ты хоть понимаешь, что это слово значит? – его голос прозвучал сурово. – Это уважение, это забота. Это когда не только о своём удобстве думают!
Игорь быстро поднялся с дивана:
– Пап, ну хватит. Мы здесь всего час, а ты уже на всех нас давишь.
– А ты не защищай её. Твоя мать никогда не смотрела на меня так, – Николай Петрович пристально взглянул на Елену.
Она сжала губы, готовая ответить, но вмешалась Анна Ивановна. Её тихий голос раздался из кухни:
– Николай, оставь их в покое. Ты хочешь, чтобы дети помнили этот Новый год как самый ужасный в жизни?
Наступило молчание. Николай Петрович провёл рукой по столу и направился к окну.
– Ты никогда не поймёшь… – сказал он негромко.
Елена опустила голову, и напряжение как будто растворилось, но не до конца. Сложная, давящая атмосфера сохранялась.
***
Вечерняя суета за ужином не помогла развеять напряжение. Николай Петрович рассказывал истории о том, как в молодости он сам ходил за ёлкой в лес. Его голос был полон гордости, но каждое слово звучало словно упрёк. Елена сидела молча, изредка кивая, чтобы не усугублять ситуацию. Дети, напротив, с восторгом слушали деда.
– А помню, в 78-м такая зима была, что мы всей деревней искали подходящую ёлку. И нашли! Высокая, пушистая, как в сказке. Я тогда сам её срубил и домой на санях привёз, – Николай Петрович махнул рукой, будто разрубая невидимое дерево.
Маша захлопала в ладоши:
– Дедушка, ты настоящий герой!
Елена устало улыбнулась:
– Да, Маш, герой. Жаль, сейчас всё иначе, все эти традиции уже не имеют смысла.
Николай Петрович застыл, как будто не веря своим ушам:
– Как это – не имеют смысла? Это твой муж на этих традициях вырос! Это ваш долг, передать их детям.
– Наш долг – это любить их и быть вместе, а не заставлять праздновать «как раньше», – резко ответила Елена.
– Мама, – тихо одёрнул её Игорь.
– Нет, пусть говорит, – перебил Николай Петрович, глядя прямо на невестку. – Что для тебя важно, Елена? Сидеть в телефоне и не замечать, как дети растут?
– Хватит, – тихо, но твёрдо сказал Игорь. – Просто хватит. Мы не для этого сюда приехали.
– Вы приехали, чтобы устроить фарс. Посидите за моим столом, сделаете вид, что вам здесь приятно, и уедете, – отрезал Николай Петрович. Он повернулся к Елене, его голос стал тише, но всё равно звучал жестко. – Ты не часть нашей семьи. Ты всегда это показываешь.
Елена встала. Её лицо пылало, но она удерживала голос ровным:
– Знаете, Николай Петрович, я думала, что семья – это не слова и не обычаи, а действия. А вы лишь отталкиваете нас своими претензиями.
Она направилась к двери, но в этот момент раздался стук. На пороге стояла Евдокия Семёновна, соседка Николая Петровича. На её плечах лежал толстый платок, весь усыпанный снегом.
– Здравствуйте, – сказала она, заходя в дом. – Николай, у меня там козы с хлева вырвались, снегом всё завалило, совсем одна не справляюсь. Поможешь?
Николай Петрович вздохнул и, не глядя на семью, схватил со стены тулуп.
– Давайте, пойду посмотрю, – буркнул он.
Когда дверь за ним закрылась, Евдокия Семёновна посмотрела на Елену:
– Упрямый он у вас, – сказала она с улыбкой. – Но с хорошим сердцем. Зря вы его не слушаете.
– А если его слова ранят? – Елена едва сдерживала слёзы.
– Слова – это ветер. А семья – это тепло. Греют не гирлянды и игрушки, а люди, – задумчиво ответила соседка и вышла за Николай Петровичем.
Эти слова заставили Елену замереть. Она вздохнула и вернулась к столу. Анна Ивановна аккуратно положила ей руку на плечо:
– Дочка, не сердись на него. У него сердце правильное, только выражаться не умеет.
В это время снаружи завывал ветер, а из кухни раздавались приглушенные голоса детей.
***
Снегопад усилился. Свет в доме мигнул несколько раз, а потом окончательно погас. На улице бушевала метель, окна заволокло белыми хлопьями.
– Электричество вырубилось, – сказал Игорь, заглядывая в коридор. – Кажется, надолго.
– Чёртова деревня, – пробормотала Елена, поежившись. – Как теперь быть?
Николай Петрович вернулся с улицы, встряхивая снег с тулупа.
– Надо печь растопить, свечи зажечь. Елена, подай дрова из сарая. Только быстро, пока сугроб не замело.
Елена замерла. В её глазах вспыхнул вызов:
– Подаю, конечно. Где топор?
– На полке слева. Но ты ж хрупкая, не сможешь…
Елена резко натянула куртку:
– Увидим.
Она шагнула в снежную темень. Ветер резал лицо, но Елена решительно пробиралась через двор. Под ногами поскрипывал снег. Дойдя до сарая, она нашла дрова, собрала несколько поленьев в охапку и вернулась в дом, захлопнув дверь ногой.
Николай Петрович молча смотрел, как она аккуратно выкладывает дрова возле печки.
– Быстро управилась, – наконец сказал он. – Хоть что-то умеешь.
Елена, бросив на него взгляд, молча взялась за спички и принялась растапливать печь. Огонь разгорелся, заливая комнату теплым светом. Николай Петрович сел рядом, потирая руки.
– Тепло пойдёт минут через двадцать, – заметил он. – Надо бы ещё картошку из погреба достать. Кто-нибудь помочь хочет?
– Я помогу, – тихо сказала Елена.
Погреб оказался холодным и сыроватым. Они работали молча, но напряжение постепенно спадало. Елена поставила корзину с картошкой у печи и присела рядом.
– Понимаете, я не против традиций. Просто у меня времени нет, – выдохнула она. – Дом, дети, работа. Всё держится на мне.
Николай Петрович хмыкнул:
– А ты думаешь, у нас в своё время было легче? Жена тоже срывалась, как ты. Я тогда подумал, что справлюсь сам. Мол, мужик же. Чуть семью не потерял.
– Значит, вы понимаете? – тихо спросила Елена.
Он долго молчал, а потом кивнул.
– Жаль, что не сказал тебе раньше, – пробурчал он. – Ты не чужая, просто… другой. Я боюсь, что наши дети забудут, как это – быть вместе.
Елена улыбнулась. Этот небольшой жест примирения согрел её. В этот момент на крыльце заскрипели шаги – вернулась Евдокия Семёновна.
– Ну что, угомонились? – улыбнулась она, сдувая снег с платка. – Ладно, останусь чайку попить. У вас тут так уютно стало.
В комнате снова зажглись свечи. Маша и Саша вырезали снежинки из бумаги, Игорь топил снег для воды, а Николай Петрович и Елена впервые спокойно общались.
***
На утро всё выглядело иначе. Снегопад прекратился, деревня искрилась под первыми лучами солнца. Весь двор был завален сугробами, но это лишь добавляло зимней сказочности.
Николай Петрович первым вышел на крыльцо и вдохнул свежий морозный воздух. За ним выбежали дети, восторженно завизжав. Вскоре подтянулись и взрослые.
– Горку сделать надо, – сказал Николай Петрович, задумчиво глядя на снег. – Детям будет весело.
Игорь тут же подхватил:
– Отличная идея, пап! Я помогу.
Елена, накинув шапку и варежки, присоединилась к ним:
– Что делать? Копать?
Николай Петрович посмотрел на неё с одобрением:
– Лопата в сарае. Принеси.
Работа шла слаженно, весело. Дети с восторгом наблюдали, как взрослые лепят огромный снежный вал для катания. Николай Петрович время от времени подшучивал над Игорем, поправляя его технику, а Елена смеялась вместе с Машей и Сашей, пытаясь соорудить снеговика.
– Эх, давай-ка сюда ведро! Будет у него шляпа, – крикнул Николай Петрович, держа в руках морковку.
Когда горка была готова, дети с визгом начали кататься. Елена, раскрасневшаяся от мороза, облокотилась на лопату и смотрела, как Маша и Саша наперебой смеются, глядя на деда.
– Лен, иди сюда! – махнул ей Николай Петрович. – Будем всех катать.
Она улыбнулась и подошла ближе, по привычке убрав снег с куртки. В этот момент Николай Петрович тихо сказал:
– Прости меня. Может, я был слишком строг. Главное, что мы вместе.
Елена удивлённо посмотрела на него, а потом кивнула:
– Я тоже не всегда была права. И… спасибо. За всё.
Вечером, когда все собрались за праздничным столом, атмосфера была другой. Свечи горели мягким светом, гирлянда мерцала, а в центре стола стояла небольшая, но нарядная ёлка. Николай Петрович поднял рюмку домашнего настоя:
– Я многое понял. Главное – не в традициях, а в уважении и любви. Спасибо вам, что приехали. Это был лучший Новый год.
