— Убирайся отсюда! Ты мне не дочь!
Слова повисли в воздухе, острые и холодные, как осколки стекла. Марина застыла на пороге кухни, сжимая в руке смятый листок с результатами анализов. Всего пять минут назад её мир был наполнен тихой радостью и трепетной надеждой. Теперь он лежал в руинах, разбитый голосом самого близкого человека.
— Мама… — единственное, что она смогла выжать из себя.
— Я сказала, уходи! — Лидия Петровна отвернулась, уставившись в запотевшее окно. Её плечи были напряжены, а в спине читалась вся непреклонность многолетних обид. — И чтобы духа твоего здесь не было.
Марина не помнила, как вышла из квартиры, как спустилась по лестнице. Она стояла на холодной ноябрьской улице, и мелкий дождь смешивался со слезами на её лице. Фраза «ты не моя дочь» гудела в висках, отключая разум. Она была готова смириться со злостью, с криком, но не с этим. Это было отрицание всего её существования.
Она посмотрела на конверт в дрожащих пальцах. Внутри было будущее. Её будущее. И будущее того, кто только начинал свой путь. И теперь ей предстояло выбрать — сломаться под грузом материнского отвержения или найти в себе силы бороться. Не ради себя. Ради него.
Ссора вспыхнула мгновенно, из искры. Марина, придя с работы, попыталась заговорить о будущем.
— Мам, нам нужно серьёзно поговорить, — осторожно начала она, разливая чай по кружкам.
— Опять про деньги? — фыркнула Лидия Петровна, не отрываясь от мытья посуды. — Надоело уже, дочка. Каждый день одно и то же. Живём как нищие.
— Не совсем про деньги. Вернее, не только. Я… я беременна.
Сковорода со звоном упала в раковину. Лидия Петровна медленно вытерла руки.
— Повтори.
— Я жду ребёнка. Мы с Сергеем…
— С этим бездельником? — голос матери зазвенел, как натянутая струна. — Ты с ума сошла! Где вы жить будете? На что? На его зарплату курьера? Это он тебя надоумил, да? Привязаться к богатой мамочке?
Марина почувствовала, как по телу разливается жар. Она знала, что реакция будет негативной, но не ожидала такого урагана.
— При чём тут он? Это моё решение! Наше решение! Я не спрашиваю у тебя денег, я просто сообщаю…
— А кто тебя содержать будет? Квартиру покупать? Я? — Лидия Петровна шагнула к дочери, её глаза горели. — Я тебя одну поднимала, горб ради тебя сломала! А ты… ты благодарности никакой! Плодить нищету собралась!
Марина отступила на шаг, и в глазах у неё помутнело. Перед ней поплыли картинки из детства. Вечно уставшая мать, приходящая с двух работ. Постоянные упрёки в стиле «я ради тебя всем пожертвовала». Никаких игрушек, никаких развлечений — только учёба. Марина должна была стать лучшей, поступить в престижный вуз, получить «денежную» профессию. Она стала бухгалтером. Скучная работа, но стабильный доход. И вот теперь, когда она, наконец, решилась на что-то своё, настоящее, мать снова пыталась управлять её жизнью.
— Я не прошу тебя нас содержать, — тихо, но твёрдо сказала Марина. — Мы справимся сами.
— Сами? — исказилось лицо Лидии Петровны. — Ха! Знаю я эти ваши «сами»! Кончится всё тем, что ты на моей шее с этим ребёнком и своим неудачником сидеть будешь! Лучше сразу аборт сделай, пока не поздно!
Слово «аборт» прозвучало как пощёчина. Марина схватилась за живот, инстинктивно защищая крошечную жизнь внутри.
— Никогда. Ты слышишь? Никогда я этого не сделаю.
— Тогда убирайся к своему Серёжке! Смотри, как он тебя с пузом примет! Мужчины они такие…
— Хватит! — крикнула Марина, теряя самообладание. — Хватит мне говорить, что делать! Ты всю жизнь мной командуешь! Я уже взрослая!
— Взрослая? — язвительно усмехнулась мать. — Это тебе сорок лет стукнуло? Или я считаю неправильно? Ты ведёшь себя как последняя дура!
И тут случилось то, чего Марина не могла простить. От отчаяния и злости, желая донести до матери весь ужас её слов, она выпалила:
— А может, это потому, что я не видела другого примера? Папа ушёл от нас, когда мне было пять! Может, он просто не выдержал твоего характера?
Наступила мёртвая тишина. Лидия Петровна побледнела, а затем густо покраснела. Её дыхание стало прерывистым. И тогда прозвучало то самое, обжигающее душу:
— Молчи! Ты… Ты не моя дочь! Убирайся отсюда!
Марина остолбенела. Мир рухнул. Она не верила своим ушам. Это было за гранью. Она развернулась и, почти не видя перед собой ничего, выбежала из кухни. Через минуту она была на улице, под холодным осенним дождём.
Она достала телефон дрожащими пальцами и набрала Сергея.
— Сереж… — её голос сорвался. — Она… она сказала, что я ей не дочь.
Она ждала паники, вопросов. Но его голос прозвучал на удивление спокойно и твёрдо.
— Так, всё. Стой где есть. Я за тобой через пятнадцать минут. Выезжаю. Никуда не уходи.
Эти простые слова стали первым лучом света в кромешной тьме. Она не одна. Есть человек, который её не бросит.
Сергей приехал, забрал её в свою однокомнатную хрущёвку, укутал в плед, напоил горячим чаем. Он не говорил лишних слов, просто был рядом. На следующий день Марина, собравшись с духом, поехала на работу. Нужно было жить дальше, думать о ребёнке.
Вечером раздался звонок от тёти Иры, младшей сестры матери.
— Мариночка, что у вас там вчера случилось? — взволнованно спросила тётя. — Лида мне звонила, вся в слезах, говорит, ты её оскорбила, про отца напомнила… Говорит, ты с этим своим ушла и теперь с ним ребёнка плодить будешь.
Марину будто обдали кипятком. Мать не только не раскаялась, но и успела выставить её виновной перед всей роднёй.
— Она тебе не сказала, что назвала меня не своей дочерью? — с трудом выдавила Марина.
— Что? — в голосе тёти Иры прозвучало искреннее изумление. — Нет, конечно… Марин, это ужасно. Но ты пойми её, она в шоке, она боится за тебя…
— Боится? — Марина горько усмехнулась. — Она не боится. Она пытается управлять. Как всегда.
Она положила трубку, чувствуя себя абсолютно разбитой. Казалось, надежды на примирение не было. Мать не просто оскорбила её — она начала войну, пытаясь перетянуть родственников на свою сторону.
Прошла неделя. Марина с Сергеем жили в его маленькой квартире. Они вместе ходили по магазинам, выбирали первые крошечные вещи для малыша, строили планы, как освободить комнату. Сергей взял дополнительные смены, хотя Марина была против.
— Хватит с нас одного трудоголика в семье, — шутил он, но в глазах у него была решимость.
Именно в этот момент, глядя на него, Марина поняла — всё будет хорошо. Они справятся. Не благодаря, а вопреки. Она нашла в себе силы не звонить матери, не оправдываться перед тётей. Она сосредоточилась на работе, на ребёнке, на своём маленьком, но настоящем семейном счастье с Сергеем. Она впервые строила свою жизнь, а не ту, которую от неё ожидали.
Как-то вечером, когда они вдвоём клеили обои в будущей детской, раздался звонок в дверь. На пороге стояла заплаканная тётя Ира.
— Я не могла больше, — сказала она, входя и оглядывая уютный хаос ремонта. — Я была у Лиды. Говорила с ней. Долго. Она… она не права. Совсем.
Она достала из сумки старую, потрёпанную тетрадь.
— Это её дневник. Она вела его после того, как твой отец ушёл. Я нашла его случайно, когда помогала ей разбирать старые вещи на антресолях. Она не знает, что я его взяла. Прочитай, Марина. Там не всё так однозначно.
Марина с недоверием взяла тетрадь. Тётя Ира обняла её.
— Ты сильная. И всё у вас с Серёжей получится. А я всегда на твоей стороне.
Марина долго не решалась открыть дневник. Боялась новой боли. Но любопытство победило. Она прочла его за один вечер. Это была история не злой и властной женщины, а сломленной, глубоко несчастной молодой матери, которую бросил муж, оставив с маленьким ребёнком на руках без средств к существованию. Она писала о своей безумной любви к маленькой Марине, о страхе не справиться, о бесконечной усталости. Страницы были испещрены слезами. Были там и горькие строки: «Боюсь, что Маринка вырастет и бросит меня, как и он. Надо сделать её сильной. Надо сделать так, чтобы она ни в ком не нуждалась. Особенно в мужчинах».
Марина плакала, читая это. Она увидела за маской тирана — испуганную девочку. Это не оправдывало её слов, но многое объясняло. Страх, а не злость, управлял её матерью.
Через два дня Марина сама позвонила Лидии Петровне.
— Мама, это я. Мы можем встретиться? Поговорить. Без крика.
Они встретились в тихом кафе. Лидия Петровна выглядела постаревшей и растерянной.
— Я читала твой дневник, — тихо начала Марина. — Тётя Ира дала.
Мать вздрогнула, её глаза наполнились ужасом и стыдом.
— Зачем ты… Не надо было…
— Надо, — твёрдо сказала Марина. — Я поняла, что ты боишься. Но, мама, я — не ты. А Сергей — не папа. Ты имеешь право бояться, но не имеешь права ломать мою жизнь и говорить мне такие вещи. Слышишь? Не имеешь права.
Лидия Петровна молча смотрела на свои руки. Потом тихо, почти шёпотом, сказала:
— Прости… Я… я не думала… Я так испугалась за тебя.
— Хватит бояться, — Марина положила свою руку на её худые пальцы. — Лучше порадуйся за меня. У тебя будет внук. Или внучка.
Лидия Петровна подняла на неё глаза. В них стояли слёзы. Но впервые за много лет — это были не слёзы обиды или гнева.
— Покажешь мне… его комнату? — робко спросила она.
Марина кивнула.
— Конечно. Пойдём. Мы как раз обои новые клеим.
Она встала, протягивая руку матери. Та, после секундного колебания, взяла её. Они вышли из кафе вместе — две женщины, связанные не только больным прошлым, но и хрупкой надеждой на будущее. Дорога домой предстояла долгая, но они сделали первый шаг.
Марина крепко держала мать под руку и смотрела прямо перед собой. Всё только начинается.
