Он стоял на пороге, не решаясь поднять на меня глаза. В руках он сжимал пустой кошелек, тот самый, кожаный, который я подарила ему на годовщину. От него пахло чужим табаком и холодом.
— Ты всю зарплату проиграл? — прошептала я, и голос сорвался, словно кто-то сжал горло.
Он молча кивнул, и по его лицу поползла медленная, тягучая слеза. Внутри у меня всё оборвалось. Это был не просто провал. Это был обрыв. Край, за которым — ничего.
Три года назад он привёл меня в эту однокомнатную хрущёвку и сказал, глядя в окно на промзону — «Это наше начало». Мы спали на матрасе, ели дешёвые сосиски и смеялись. Он, Сашка, мой Сашка, который ночами корпел над чертежами, а утром целовал меня в макушку и говорил — «Всё будет, Лерка, я всё для тебя сделаю». Он был моей скалой. Моим «всегда».
А потом появился его друг детства, Серёга. Ушлый, с золотым перстнем и разбитой иномаркой. Он приходил, пахнул дорогим парфюмом и рассказывал байки о лёгких деньгах. Сначала они просто пили пиво на кухне. Потом Саша начал пропадать по вечерам. Возвращался возбуждённый, с горящими глазами.
— Сегодня почти сорвал куш, — говорил он, — ещё чуть-чуть, и мы купим тебе ту шубу.
Шуба мне была не нужна. Мне нужен был он, трезвый и дома. Но я молчала. Боялась разрушить его веру в этот призрачный куш.
Вчера он ушёл, поцеловав меня в лоб. — Всё, Лера, сегодня я всё отыграю и закрою этот долг. Завтра начнём новую жизнь.
Обещание «новой жизни» повисло в воздухе тяжёлым туманом. А сегодня утром он стоял на пороге с пустым кошельком и пустыми глазами.
Я не стала кричать. Не плакала. Я позвонила Серёге. Голос у меня был ровный, металлический.
— Сергей, ты дал ему в долг. Ты знал, на что. Теперь этот долг — мой. Я буду отдавать по пять тысяч в месяц. Больше не дашь ему ни копейка. Понял?
Серёга на том конце провода засмеялся — «Ну ты даёшь, Лерка. Ладно, договорились». Он думал, это блеф. Женская истерика.
Я положила трубку и посмотрела на Сашу. Он сидел за кухонным столом, сгорбившись, и смотрел в стену. В его позе была такая беззащитность, что сердце сжалось. Но я прогнала жалость. Это был всё ещё тот человек, ради которого я готова была на всё. Просто он заблудился. И мне предстояло его найти.
— Вставай, — сказала я тихо. — Поехали.
— Куда? — он поднял на меня мокрое от слёз лицо.
— Вытаскивать тебя.
Мы поехали к его родителям в старую двухкомнатную квартиру на окраине. Его мать, Валентина Ивановна, открыла дверь и сразу всё поняла. Её взгляд, полный укоризны, скользнул по мне, будто это я во всём виновата.
— Опять проблемы? — сухо спросила она.
— Мам, можно мы поживём тут пару недель? — выдохнул Саша.
— А у вас что, свою квартиру проиграли? — фыркнула она.
— Нет, — твёрдо сказала я, перебивая её. — Квартиру мы сдаём. Пока Саша не найдёт нормальную работу. А здесь поживёт только он.
В квартире воцарилась тишина. Саша смотрел на меня с непониманием.
— Ты… что?
— Я переезжаю к Марине, — объявила я. Подруга уже была в курсе и ждала. — А ты остаёшься здесь. Будешь ходить на биржу труда, искать работу. Любую. И отдавать Серёге эти пять тысяч из своих денег. Не из моих. Не из общих. Из своих.
— Ты бросаешь меня? — в его голосе прозвучал настоящий ужас.
— Нет, — я посмотрела ему прямо в глаза. — Я спасаю нас. Но отдельно. Потому что вместе мы тонем.
Валентина Ивановна хотела что-то сказать, возмутиться, но я собрала свою сумку и вышла на лестничную клетку, не оглядываясь. Сердце стучало где-то в горле. Это было самое сложное, что я делала в жизни.
Прошёл месяц. Саша устроился грузчиком в гипермаркет. Это была тяжёлая, низкооплачиваемая работа, но он ни разу не пожаловался. Мы иногда говорили по телефону. Сначала он злился, потом просто молчал. А вчера позвонил и сказал — «Я погасил долг Серёге. Весь».
В его голосе я услышала не гордость. А достоинство. Тот самый стержень, который когда-то в нём был.
Сегодня я приехала в ту самую хрущёвку, которую мы сдавали. Новые жильцы съехали, и нужно было делать уборку. Я открыла дверь и застыла.
В квартире пахло свежей краской. Стены, которые мы годами собирались переклеить, были белыми и чистыми. На полу лежала новая доска ламината. В центре комнаты стоял Саша. В рабочей одежде, с валиком в руках. Он был худой, уставший, но смотрел на меня прямым, ясным взглядом.
— Что ты делаешь? — удивилась я.
— Начал новую жизнь, — ответил он просто. — Как и обещал. Только на этот раз — сам. Зарплату грузчика я отдал тебе на аренду. А это… — он обвёл рукой комнату, — я подрабатывал ночным сторожем. Всё, до последнего гвоздя, на свои.
Он подошёл ко мне ближе.
— Я не прошу прощения. Слова ничего не стоят. Я прошу шанса. Доказать, что я могу быть тем, на кого ты когда-то решилась.
Я смотрела на него, на эти знакомые до боли руки, испачканные краской, на его честный взгляд. Внутри всё замерло. Не из-за страха. Из-за тишины. Впервые за долгие месяцы в душе была полная, оглушительная тишина.
Я не стала пить чай в попытке обдумать всё. Не подошла к окну. Не закутывалась в плед. Я сделала шаг вперёд, взяла его замурзанную руку и прижала её к своей щеке.
— Ладно, — сказала я. — Доказывай.
