— То есть мы будем месяц растворимой лапшой питаться, а сестрице твоей роскошный подарок подавай? — я высказала мужу всё, что накипело за последние дни.
Дима вздохнул и отложил телефон на стол. Мы сидели на кухне после ужина, и я уже минут двадцать пыталась донести до него простую мысль: мы не можем позволить себе купить его сестре сумку за тридцать тысяч.
— Лен, ну это же юбилей. Тридцатилетие, — он говорил так, будто я не понимала значения этой даты. — Один раз в жизни.
— Дим, у нас самих денег в обрез. Ты же знаешь, что мы откладывали на холодильник. Наш уже третий год скрипит, я каждый день боюсь, что он окончательно помрёт.
— Холодильник подождёт.
— А сумка не подождёт?
Он посмотрел на меня так, будто я предложила явиться на юбилей с пустыми руками и плюнуть имениннице в лицо.
— Это не просто сумка. Это та самая, которую она хотела ещё в прошлом году. Она мне показывала, когда мы с ней кофе пили. Говорила, что мечтает о ней.
— Мечтать можно о чём угодно, — я встала и принялась убирать со стола. — Я тоже мечтаю об отпуске на Мальдивах, но почему-то никто не спешит мне его дарить.
— Не утрируй.
— Я не утрирую. Я говорю, как есть. У нас с тобой зарплата не позволяет швыряться деньгами направо и налево. Особенно когда речь идёт о сумке, которая стоит как наша месячная продуктовая корзина.
Дима потёр переносицу. Этот жест означал, что он сдерживается изо всех сил.
— Послушай, я понимаю, что у нас сейчас туго. Но Марина — моя сестра. Единственная. И она для меня много чего делала.
Вот оно. Коронный аргумент, который он выкатывал всякий раз, когда речь заходила о его сестре. Марина много для него делала. Марина помогала ему поступить в институт. Марина давала денег, когда он был студентом. Марина, Марина, Марина.
— Знаю я, — буркнула я, ставя тарелки в раковину. — Ты мне это уже раз сто рассказывал.
— Тогда почему ты не хочешь понять?
Я обернулась к нему, чувствуя, как внутри закипает.
— Потому что мы уже три года в браке, Дима. Три года! И за эти три года мы ни разу не смогли накопить ни на что серьёзное. Знаешь почему? Потому что каждый раз, когда у нас появляется хоть какая-то заначка, находится причина её спустить. То Марине на день рождения надо, то твоим родителям на дачу, то ещё что-нибудь.
— Моим родителям мы помогли один раз, и то потому что у них крыша текла!
— А на Новый год кто оплачивал банкет в ресторане? Тоже родители?
Он замолчал. Конечно замолчал, потому что прекрасно помнил, как в декабре мы выложили двадцать пять тысяч за праздничный стол для его семьи. Тогда он убеждал меня, что это «традиция», что «мы же не можем встречать Новый год порознь», что «давай хоть раз соберёмся все вместе».
— Это было общее решение, — пробормотал он.
— Общее? — я усмехнулась. — Дим, я тогда предлагала отметить дома, но ты сказал, что твоей маме будет неудобно, что у них квартира маленькая, что лучше в ресторане. И я согласилась. Как всегда соглашаюсь, когда дело касается твоей семьи.
— А что, моя семья тебе не нравится?
Я закрыла глаза. Вот так он всегда умел. Переводил разговор в другое русло, превращал конкретную проблему в абстрактное обвинение.
— Твоя семья здесь ни при чём. Речь о том, что мы живём не по средствам. И если так пойдёт дальше, мы никогда не сможем ни квартиру купить, ни ребёнка завести, ни просто нормально откладывать на чёрный день.
— Лена, я не понимаю, — он встал и подошёл ко мне. — Ты же не такая. Ты всегда была… не знаю, щедрой. Доброй. А сейчас ты говоришь как… как будто тебе жалко.
— Мне не жалко! — голос мой сорвался на крик, и я сама испугалась. — Мне не жалко денег для твоей сестры. Мне жалко нас! Нашей жизни! Наших планов, которые мы откладываем раз за разом, потому что у кого-то там юбилей или протекла крыша!
Дима отступил на шаг. В его глазах читалось непонимание, смешанное с обидой.
— Значит, ты против подарка, — сказал он ровным голосом.
— Я против подарка за тридцать тысяч. Мы можем купить что-то другое. Что-то хорошее, но адекватное нашим возможностям.
— Она просила именно эту сумку.
— И что? Она взрослый человек. Пусть сама себе её купит, если так хочется.
— У неё сейчас сложно финансово.
Я рассмеялась. Рассмеялась, потому что иначе бы расплакалась от абсурдности ситуации.
— У неё сложно? Дима, она зарабатывает в два раза больше нас обоих вместе взятых! Она ездит на машине, которая стоит как наша трёхкомнатная квартира где-нибудь в Воронеже! Она каждый сезон обновляет гардероб и раз в полгода летает отдыхать за границу! Какие, к чёрту, финансовые сложности?
— Она взяла ипотеку, — буркнул Дима. — На двушку в центре. Платежи большие.
— Ипотеку на квартиру в центре? Боже мой, как она бедствует! — я не удержалась от сарказма. — Может, нам ещё скинуться на её коммуналку?
— Ты сейчас переходишь на личности.
— Это не личности! Это факты! Марина может себе позволить купить эту сумку сама. А мы — не можем позволить себе подарить её ей.
Он отвернулся и прошёл к окну. Постоял, глядя на вечерний двор, где горели редкие фонари и гуляли запоздалые собачники.
— Я обещал ей, — произнёс он тихо.
— Что?
— Я обещал Марине, что мы подарим ей эту сумку. Две недели назад, когда она показывала мне её в интернете. Я сказал, что мы купим.
Я почувствовала, как внутри всё обрывается.
— То есть ты пообещал потратить наши общие деньги, даже не посоветовавшись со мной?
— Я думал, ты поймёшь.
— Ты думал? Или тебе было всё равно, что я подумаю?
Он резко развернулся.
— Всё равно? Мне всё равно? Да я каждый день думаю о том, как нам свести концы с концами! Я работаю на двух работах, чтобы хоть как-то увеличить наш бюджет! Я отказываю себе во всём!
— Кроме подарков для своей семьи!
— Это моя сестра!
— А я кто? — я шагнула к нему. — Я кто для тебя, Дима? Просто жена, которая должна молча кивать на все твои решения?
— Ты искажаешь всё.
— Нет, это ты искажаешь! Ты говоришь о том, как тебе тяжело, как ты работаешь на двух работах. А кто, интересно, готовит, стирает, убирает, экономит на всём подряд? Кто покупает себе одну пару джинсов в год, потому что больше не на что? Кто отказался от парикмахерской и стрижётся дома сама? Я! Я это делаю, чтобы мы могли хоть что-то отложить!
— Я не просил тебя во всём себе отказывать, — голос его дрогнул.
— Не просил, но и не замечаешь. Ты не замечаешь, Дима, что мы живём на грани. И любая крупная трата может нас просто добить.
Он опустился на стул и уткнулся лицом в ладони.
— Что ты предлагаешь? — спросил он глухо. — Прийти к Марине и сказать: извини, сестра, подарка не будет, потому что жена против?
— Предлагаю купить адекватный подарок. За пять тысяч, за семь. Хорошие духи, украшение, что угодно.
— Она просила сумку.
— Дима!
Он поднял голову. Глаза у него были красные.
— Ты не понимаешь, Лен. Марина… она сделала для меня столько. Когда мама болела, именно Марина оплачивала лечение. Именно она помогла мне с дипломом, когда я чуть не вылетел из института. Она…
— Хватит, — я села напротив него. — Хватит, Дим. Я всё это знаю. Я уважаю твою сестру за то, что она делала. Но это не значит, что ты должен до конца жизни быть у неё в долгу. Тем более когда у тебя своя семья, свои проблемы.
— Она моя семья тоже.
— Я не говорю, что она не семья. Но мы с тобой — отдельная ячейка. И наши интересы должны стоять на первом месте. Иначе какой смысл во всём этом?
Он молчал. Долго молчал, глядя в столешницу.
— Может, мне взять кредит, — пробормотал он наконец.
— Что?
— Ну, небольшой кредит. Тысяч на тридцать пять, с запасом. Куплю сумку, а потом помесячно выплачу.
Я не поверила своим ушам.
— Ты хочешь влезть в кредит ради сумки для сестры?
— Ну а что делать? Я обещал.
— Дима, очнись! У нас нет денег на кредиты! Мы и так еле дышим!
— Я справлюсь. Буду подрабатывать больше.
— Ты и так подрабатываешь! Ты что, хочешь окончательно загнать себя?
— Лена, я не знаю, что мне делать, — он сорвался на крик. — Я не знаю! С одной стороны — сестра, которая всю жизнь меня поддерживала. С другой — ты, которая не хочет понять, как это для меня важно!
— Я понимаю! — заорала я в ответ. — Я понимаю, что это важно! Но я не понимаю, почему я всегда должна быть на втором месте!
Воцарилась тишина. Тяжёлая, звенящая тишина, в которой слышалось только наше прерывистое дыхание.
— Ты не на втором месте, — выдохнул он.
— Правда? Тогда почему каждый раз, когда мне что-то нужно, ты просишь подождать, потерпеть, отложить на потом? А когда что-то нужно твоим родственникам, ты готов продать последнее?
— Это не так.
— Дим, в прошлом месяце я попросила купить мне зимние сапоги. Помнишь? Мои совсем развалились. И ты сказал: давай в следующем месяце, сейчас нет денег. А через неделю ты отдал десять тысяч своему отцу на новые рыболовные снасти.
Он вздрогнул.
— Это было… он попросил…
— Я тоже попросила! Но почему-то мои просьбы можно отложить, а его — нет.
Дима встал и прошёлся по кухне.
— Ладно, — сказал он. — Ладно. Ты права. Я действительно… я не всегда расставляю приоритеты правильно. Но это не значит, что я тебя не ценю. Просто… мне сложно отказывать родителям. Марине. Они для меня…
— Я знаю, кто они для тебя, — перебила я. — Вопрос в том, кто я для тебя.
Он остановился и посмотрел на меня. В его взгляде была боль, растерянность, усталость.
— Ты — самое важное, что у меня есть, — произнёс он тихо. — Самое главное. Но я не могу просто взять и отказаться от своей семьи.
— Я не прошу тебя отказываться. Я прошу соблюдать баланс. Прошу принимать решения вместе со мной, а не ставить меня перед фактом. Прошу думать не только о том, что хотят другие, но и о том, что нужно нам.
Он подошёл и опустился на колени рядом с моим стулом. Взял мои руки в свои.
— Прости, — сказал он. — Прости меня, Лен. Ты права. Я правда пообещал сестре, не подумав. Не посоветовавшись с тобой. Это было неправильно.
Я почувствовала, как напряжение начинает отпускать. Но только начинает.
— И что теперь? — спросила я.
— Я поговорю с Мариной. Объясню, что мы не можем позволить себе такой дорогой подарок. Что мы подарим что-то другое.
— И как она отреагирует?
Он усмехнулся.
— Скорее всего, обидится. Марина умеет обижаться. Но это мои проблемы. Я сам с ними разберусь.
— Она будет винить меня, — пробормотала я. — Скажет, что я тебя настроила против неё.
— Нет, не скажет. Я не позволю. Я объясню, что это моё решение.
Я посмотрела на него. На моего мужа, который всегда так старался угодить всем вокруг, что забывал о самом себе. И о нас.
— Дим, мне не нравится, что из-за меня у тебя будут проблемы с сестрой.
— Это не из-за тебя. Это из-за того, что я идиот, который не умеет правильно распределять бюджет и делать выбор.
Я слабо улыбнулась.
— Ты не идиот. Ты просто… слишком добрый.
— Доброта, которая разоряет собственную семью, — это не доброта.
Он поднялся, потянул меня за руку, и я тоже встала. Обняла его, чувствуя, как он устал. Как устали мы оба.
— Мы справимся, — прошептала я ему в плечо.
— Справимся, — эхом отозвался он.
На следующий день Дима позвонил Марине. Я не слышала разговора — он вышел в коридор и говорил там минут двадцать. Когда вернулся, лицо у него было мрачное.
— Ну как? — спросила я осторожно.
— Как и ожидалось. Обиделась. Сказала, что не понимает, как можно быть таким жадным на единственный юбилей в жизни. Намекнула, что это всё моя жена её не любит.
Я сглотнула.
— И что ты ответил?
— Что мы любим её и обязательно подарим хороший подарок, но сумка за тридцать тысяч нам не по карману. И что если ей так важна эта вещь, она может сама себе её купить или намекнуть кому-то ещё.
— Она согласилась?
— Она бросила трубку.
Мы помолчали.
— Отойдёт, — сказала я.
— Может быть.
Марина не отошла. Точнее, отошла, но не сразу. На юбилее она приняла наш подарок — красивый набор французской косметики за семь тысяч — с таким видом, будто мы вручили ей пакет с мусором. Весь вечер она была подчёркнуто холодна со мной и почти не разговаривала с Димой.
Зато её подруга подарила ту самую сумку. И Марина весь вечер демонстрировала её гостям, рассказывая, какая это редкость, как сложно было её достать, какая умница Лерочка, что не поскупилась.
Дима сидел мрачный весь вечер. Я держала его за руку под столом и чувствовала, как он напряжён.
Когда мы вернулись домой, он молча разделся и лёг в кровать. Я легла рядом.
— Не думай об этом, — сказала я.
— Я всё равно думаю.
— Она взрослый человек. Переживёт.
— Я знаю. Просто… неприятно.
Я повернулась к нему.
— Дим, мы сделали правильно. И ты это знаешь.
Он вздохнул.
— Знаю. Но от этого не легче.
— Зато у нас остались деньги на холодильник. И может быть, к лету мы сможем съездить хотя бы на неделю куда-нибудь к морю.
Он слабо улыбнулся.
— К морю. Давно не были.
— Вот видишь.
Он обнял меня.
— Спасибо, — прошептал он.
— За что?
— За то, что остановила меня. Что не дала наделать глупостей. Что… что поставила на место.
Я прижалась к нему теснее.
— Я не ставила на место. Я просто напомнила, что у нас тоже есть жизнь. И мы имеем право жить её так, как хотим.
— Права, — согласился он.
Через месяц мы купили холодильник. Новенький, тихий, с кучей функций. И когда он занял своё место на кухне, я испытала странное чувство гордости. Может быть, это было глупо — гордиться холодильником. Но это была наша маленькая победа. Наше общее решение, наши накопленные деньги, наш выбор.
Марина так и не простила нас окончательно. Общалась, но как-то отстранённо. Больше не просила ничего дорогого, но и тепла прежнего не было.
А мы продолжали жить. Экономить, копить, ссориться и мириться. Но теперь мы делали это вместе. И решения принимали тоже вместе.
И знаете что? Так оказалось гораздо честнее.
