— Наташенька, ну когда же ты приведёшь себя в порядок? Шестой десяток разменяла, а всё как колхозница! — Ирина поставила бокал на стол и оглядела сестру с ног до головы.
Наташа замерла с тарелкой салата в руках. Праздничный стол по случаю маминого семидесятилетия был уже почти накрыт, пока Ирина «помогала» советами.
— Я нормально выгляжу, — тихо ответила Наташа, расставляя приборы.
— Нормально? — Ирина театрально закатила глаза. — Ты на себя в зеркало давно смотрела? Или у тебя его уже и нет? Распродала всё со своей учительской зарплаты?
Наташа промолчала, вытерла руки о передник и отвернулась к плите. Сорок лет таких разговоров научили её не отвечать.
— Мам, ты не видела Димку? — спросила она, обращаясь к матери, сидевшей в кресле у окна.
— Разговор меняем? — усмехнулась Ирина. — Племянничек твой сидит в своём телефоне, как всегда. Хотя кому ещё здесь интересен этот бука. Только тётке-учительнице.
— Он хороший мальчик, — Наташа сняла передник и аккуратно повесила его на крючок.
— Иришенька, ты мне лучше расскажи про свою новую работу, — подала голос мать. — Наташа, налей мне компоту.
Ирина мгновенно преобразилась, выпрямила спину и заговорила громче:
— Представляете, меня назначили региональным директором! Теперь под моим началом три области. Я вчера только из Парижа вернулась с конференции. Наташа, ты небось и не знаешь, где это.
— Знаю, — тихо ответила Наташа, подавая матери компот.
— Что ты там бубнишь? Конечно, знаешь. В книжках вычитала. А я там была, понимаешь? Была! — Ирина взяла свой телефон и начала показывать матери фотографии. — Вот, смотри, это я у Эйфелевой башни. А это ресторан, где мы ужинали с делегацией.
Наташа вышла в коридор. Возле вешалки стоял Димка, племянник, высокий подросток пятнадцати лет.
— Тётя Наташ, я там это… книжку, которую вы мне дали, прочитал, — он переминался с ноги на ногу. — Крутая. Спасибо.
— Я рада, что тебе понравилось, — улыбнулась Наташа. — Ты у меня умный.
— Я слышал, мама опять… — он не закончил фразу.
— Не обращай внимания, — Наташа поправила воротник его рубашки. — Она просто устала с дороги.
— Тридцать лет устала? — неожиданно резко спросил Димка. — Я видел фотографии, где она над вами в детстве издевалась. И сейчас то же самое.
— Дима! — из комнаты раздался голос Ирины. — Немедленно иди сюда! Гости скоро придут, а ты где-то шляешься! Наташка, не морочь ребёнку голову!
Наташа вздохнула и вернулась на кухню. Гости должны были прийти с минуты на минуту: соседи, несколько маминых подруг, пара дальних родственников.
— Мама, может, тебе надеть синее платье? — предложила Наташа. — То, что я тебе на прошлый день рождения подарила.
— Нет, я надену то, что Ириша привезла, — отрезала мать. — Французское. Ирочка у меня молодец, не то что…
Звонок в дверь прервал её фразу. Наташа пошла открывать. На пороге стояли соседи с цветами и тортом.
— Проходите, проходите, — улыбнулась Наташа. — Мама будет рада.
Через полчаса стол был уже полон гостей. Ирина блистала в центре внимания, рассказывая о своих успехах. Наташа тихо сидела в углу стола, изредка вставая, чтобы подать новое блюдо или убрать пустые тарелки.
— А наша Наташенька так и не вышла замуж, — громко произнесла Ирина, когда разговор зашёл о семье. — Видно, не судьба нашей серой мышке счастье найти.
За столом повисла неловкая пауза.
— Ирочка, ну зачем ты так? — подала голос соседка тётя Валя. — У всех своя судьба.
— Да я любя! — Ирина театрально всплеснула руками. — Кто ещё сестре правду скажет? Наташка вечно в своих книжках, в своей школе. Жизни не видит. Я же хочу как лучше.
Наташа опустила глаза. Край скатерти вдруг показался ей невероятно интересным. «Держись,» — мысленно приказала она себе. «Ещё несколько часов, и всё закончится.»
— Зато наша Наташенька детей прекрасно учит, — попыталась сгладить ситуацию мамина подруга Зинаида Петровна. — За это тоже уважение нужно.
— Ой, да кому сейчас нужны эти школьные учителя? — отмахнулась Ирина. — Копейки получают. Вон, посмотрите на неё — платье третий год не меняет. Я ей привозила нормальные вещи, так она их в шкаф запрятала. Гордая!
Димка с грохотом отодвинул стул.
— Можно я выйду? Мне нужно позвонить.
— Сиди уже, — одёрнула его Ирина. — Невоспитанный какой. Весь в отца. Хорошо, что я от него вовремя избавилась.
Мать постучала вилкой по бокалу:
— Давайте не будем о грустном. У меня юбилей всё-таки. Ирочка, расскажи лучше, какие ты подарки из Парижа привезла.
Наташа встала, чтобы отнести на кухню пустое блюдо. Ей хотелось хоть немного побыть одной. В коридоре её догнал Димка.
— Тёть Наташ, почему вы молчите? — он говорил тихо, почти шёпотом. — Она же просто… — он замялся, подбирая слово, — издевается над вами.
Наташа поставила блюдо на стол и механически начала протирать тряпкой уже чистую поверхность.
— Знаешь, Дим, иногда молчание — это не поражение. Просто не все битвы стоят слов.
— А эта стоит? — в глазах племянника был недетский вызов.
Наташа вдруг увидела в нём не мальчика, а почти взрослого мужчину. Когда он успел так вырасти?
— Не знаю, — честно ответила она. — Сорок лет не стоила.
В дверях кухни появилась Ирина:
— Вот вы где! Мать тост говорить будет, а вы прячетесь! Димка, марш за стол! А ты, Наташка, неси торт. Хоть на что-то сгодишься.
Когда Наташа вернулась с тортом, все уже подняли бокалы. Мать, разрумянившаяся от вина, улыбалась.
— Хочу выпить за своих дочерей, — произнесла она дрожащим голосом. — За Ирочку, мою умницу и красавицу. И за…
В этот момент Ирина встала:
— Давайте я скажу! Мамочка, я так тебя люблю! Ты же знаешь, что только я всегда о тебе забочусь…)
— Только ты, Ирочка? — неожиданно перебил Димка. Он поднялся со своего места, сжимая стакан с соком так, что побелели костяшки пальцев. — А кто каждые выходные бабушку навещает? Кто ей лекарства покупает? Кто…
— Дима! — Ирина стукнула ладонью по столу. — Немедленно сядь! Что за манеры?
— Правильные манеры, — вдруг произнесла Наташа, и все за столом повернулись к ней. Её голос звучал тихо, но в неожиданной тишине был отчётливо слышен. — Он говорит правду.
Наташа поставила торт на стол и осталась стоять.
— Правду? — Ирина нервно засмеялась. — Что ты знаешь о правде, Наташенька? Сидишь в своей школе, детишкам сказки рассказываешь.
— Я преподаю литературу, — всё так же спокойно ответила Наташа. — И да, иногда это сказки. Про Золушку, например. Или про сестёр, одна из которых добрая, а другая… — она не закончила фразу.
— Ты на что намекаешь? — Ирина подбоченилась. — На то, что я плохая сестра? Да кто купил тебе эту дурацкую люстру? Кто тебе вечно деньги одалживает?
— Ты никогда не одалживала мне деньги, — Наташа пригладила выбившуюся прядь волос. — Ты их давала. И каждый раз напоминала, какая я неудачница. Каждый раз.
За столом стало совсем тихо. Даже звон вилок прекратился. Наташа почувствовала, как бешено колотится сердце. Сорок лет молчания — и вот, она говорит. По-настоящему говорит.
— Ой, ну началось! — Ирина закатила глаза. — Сейчас нас ждёт трагедия «бедная Наташенька». Мам, скажи ей, чтобы не портила праздник!
Но мать неожиданно молчала, глядя то на одну дочь, то на другую.
— Я не хочу портить праздник, — Наташа вдруг почувствовала небывалое спокойствие. — Я просто хочу, чтобы ты перестала. Перестала называть меня мышкой. Перестала говорить, что я никчёмная. Перестала унижать меня при всех.
— Да кому ты нужна унижать! — взорвалась Ирина. — Ты себя сама унизила всей своей жизнью! Могла бы тоже в бизнес пойти, а ты копейки считаешь. Могла бы замуж выйти, а ты со своими книжками обнимаешься!
— Я счастлива, — просто сказала Наташа, и эти слова прозвучали как удар колокола. — А ты — нет. И никогда не была. Поэтому и злишься.
Ирина побелела. Она схватила бокал с вином и сделала шаг к сестре.
— Ты… ты… — её трясло от ярости.
— Ира, успокойся, — тихо, но твёрдо произнесла мать. — Наташа правильно говорит. Хватит.
— Что?! — Ирина резко повернулась к матери. — Ты её защищаешь? Её?! А как же я? Я ведь всегда была твоей любимицей!
— Ты была моей гордостью, — медленно произнесла мать. — Но сейчас мне стыдно.
Ирина открыла рот, но не нашлась что сказать. В её глазах стояли слёзы — не наигранные, как обычно, а настоящие.
— Знаете что, — она швырнула салфетку на стол. — Я не собираюсь это терпеть. В моей жизни всё прекрасно. У меня карьера, у меня положение. А вы… вы просто завидуете!
Она повернулась к Димке:
— Собирайся, мы уходим.
— Я остаюсь, — неожиданно твёрдо ответил сын.
— Что?! — Ирина, казалось, сейчас взорвётся.
— Я останусь с бабушкой и тётей Наташей, — Димка выпрямился. — У меня к тёте Наташе дело есть… насчёт поступления.
На секунду всем показалось, что Ирина бросится на сына, но она лишь схватила свою сумочку.
— Делайте что хотите! Все, все против меня!
Она выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.
Несколько секунд после ухода Ирины в комнате стояла оглушительная тишина. Гости переглядывались, не зная, как реагировать.
— Ну вот, праздник испортили, — первой нарушила молчание мать, но в её голосе не было привычного укора. Она смотрела на Наташу каким-то новым, изучающим взглядом.
Наташа почувствовала, как дрожат колени. Она медленно опустилась на стул и заметила, что всё ещё держит в руках нож для торта.
— Простите, — она положила нож на стол. — Я не хотела… Я просто… — слова не шли.
— А я хотел, — вдруг сказал Димка. — Тёть Наш, вы молодец. Я уже сто лет ждал, когда кто-нибудь ей правду скажет.
— Димочка! — всплеснула руками тётя Валя. — Как ты о матери-то!
— А что, неправда? — Димка взъерошил волосы. — Дома то же самое. Вечно всех шпыняет, всё ей не так. На работе, говорят, такая же. Три секретарши за полгода уволились.
— Ох, — мать прижала ладонь ко рту. — Я и не знала.
— Потому что она при вас всегда другая, — Димка присел рядом с бабушкой. — А тётя Наташа с вами всегда настоящая.
Наташа подняла глаза и встретилась взглядом с матерью. Сколько лет она видела в этих глазах только разочарование, холод или снисхождение. А сейчас там было что-то другое. Растерянность? Вина?
— Ладно, товарищи дорогие, — деловито сказала Зинаида Петровна, поднимаясь. — Юбилей продолжается. Лидия Сергеевна, не переживайте. У каждой семьи свои сложности. Наташенька, неси торт, будем праздновать.
Наташа благодарно улыбнулась ей и взяла нож. Её руки больше не дрожали.
— Стойте, — вдруг сказала мать. — Я хочу сначала кое-что сказать.
Она с трудом поднялась, опираясь на трость. В свои семьдесят она всё ещё сохраняла статную осанку, хотя болезнь суставов уже несколько лет мешала ей свободно передвигаться.
— Наташенька права, — мать произнесла это так тихо, что все за столом подались вперёд. — Я не замечала, как Ирочка с ней обращается. Или не хотела замечать.
— Мам, не надо, — Наташа подошла к ней. — Давай просто забудем.
— Нет, — мать покачала головой. — Сорок лет — достаточно долго, чтобы забывать. Я была несправедлива. Я… — её голос дрогнул. — Я гордилась Ириными успехами, её яркостью. И не видела, что она делает с тобой. Какая ты на самом деле сильная.
Наташа почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Она так долго ждала этих слов, что теперь не знала, как реагировать.
— И ещё, — продолжила мать, — я только сейчас поняла, что ты всегда была рядом. Когда я болела, когда нужна была помощь. Ты никогда не бросала меня. А я… я всё время сравнивала тебя с ней, всегда требовала большего.
— Эх, Лидия, — вздохнула Зинаида Петровна. — Я тебе сколько раз говорила: не сравнивай детей. У каждого своя дорога.
— Думаете, просто научиться видеть то, чего не видел сорок лет? — мать вдруг часто заморгала, пытаясь скрыть слёзы. — Я смотрела и не видела.
Димка неожиданно встал и обнял Наташу за плечи:
— А я вижу. Тётя Наташа — самая крутая. И знаете что? — он повернулся к гостям. — Я хочу быть как она. Я тоже буду учителем литературы.
— Правда? — у Наташи перехватило дыхание.
— Ага, — кивнул Димка. — Мама, конечно, против. Хочет, чтобы я в её компанию пошёл. Но я решил.
— А она знает? — спросила Наташа. — Про твои планы?
— Теперь узнает, — Димка усмехнулся почти по-взрослому. — Я её уже не боюсь. Видел, как вы справились.
Наташа посмотрела на себя в оконное стекло. В отражении она увидела не привычную «серую мышку», а женщину с прямой спиной и спокойным взглядом. Женщину, которая наконец-то сказала вслух то, что копилось десятилетиями.
— Я не хотела устраивать сцену, — сказала она, повернувшись к гостям. — Простите меня. Просто…
— Просто иногда нужно говорить правду, — закончил за неё Димка. — Тёть Наш, давайте торт резать.
— Подожди, — мать вдруг протянула руку и коснулась Наташиной щеки. — Спасибо тебе. За всё. И прости меня.
— За что? — не поняла Наташа.
— За то, что не видела, — просто ответила мать. — А теперь вижу.
В дверь вдруг снова позвонили. Все переглянулись — неужели Ирина вернулась?
Наташа пошла открывать дверь, внутренне готовясь к новому потоку Ириных обвинений. Но на пороге стоял молодой человек с огромным букетом полевых цветов.
— Наталья Сергеевна? — улыбнулся он. — Я Миша, выпускник вашего класса 2010 года. Вы меня помните?
— Миша Коровин, — Наташа просияла. — Конечно, помню! Ты ещё реферат писал по Блоку.
— Вы всех своих учеников помните? — юноша протянул ей букет. — Я проездом в городе, узнал у школьной вахтёрши ваш адрес. Хотел поблагодарить. Я ведь теперь тоже учитель литературы. Благодаря вам.
— Заходи, у нас праздник, — Наташа приняла букет. От цветов пахло летом и свободой.
Когда они вернулись в комнату, Димка вопросительно поднял брови:
— Это кто?
— Мой бывший ученик, — с гордостью ответила Наташа. — Тоже учитель литературы.
— Нас уже двое, — засмеялся Димка. — А будет трое!
Миша неловко остановился на пороге, но его тут же усадили за стол, налили чаю, начали расспрашивать. Мать смотрела на Наташу, словно видела впервые. А Наташа, расставляя тарелки для торта, вдруг поймала себя на мысли, что ей легко. Впервые за долгие годы — по-настоящему легко.
— Наташенька, — мать вдруг протянула руку и сжала её ладонь. — У меня там в серванте, в верхнем ящике… Коробочка есть. Достань, пожалуйста.
Наташа открыла сервант. В бархатной коробочке лежали бабушкины серьги с аметистами — старинные, дореволюционные, фамильная ценность.
— Это тебе, — сказала мать, когда Наташа поднесла коробочку. — Я всегда думала, что Ирочке отдам, но… они твои по праву.
— Ой, какие красивые! — воскликнула тётя Валя. — Примерь, Наташенька!
— Примерь, тёть Наш! — подхватил Димка. — Вам идёт аметист. К глазам.
Наташа осторожно взяла серьги. Тусклый свет люстры заиграл в гранях камней. Она вдевала их в уши, когда дверь распахнулась. На пороге стояла Ирина — заплаканная, с размазанной тушью.
— Я забыла телефон, — сказала она хрипло.
Её взгляд упал на серьги в ушах Наташи, потом на Мишу, потом на Димку, который стоял рядом с тётей, положив руку ей на плечо.
— Ириш, — неожиданно мягко сказала Наташа. — Оставайся с нами. Мы только торт резать собрались.
Ирина вдруг всхлипнула, прижала ладонь ко рту:
— Не смей меня жалеть, слышишь? Не смей!
— Это не жалость, — Наташа сделала шаг к сестре. — Это любовь. Несмотря ни на что.
Ирина долго смотрела на неё, будто видела впервые, а потом просто кивнула и тихо закрыла за собой дверь.
— Ну вот, — вздохнула Наташа, разглаживая складки на скатерти. — Кто будет торт?
Аметисты в её ушах ловили свет, и Наташа знала: как бы ни сложилось дальше, она больше никогда не будет «серой мышкой». Будет просто собой. И этого достаточно.
