Эдик не сообразил убрать рисунки со стола, когда пришла одноклассница, и Лена их увидела. Восхитилась:
— Это ты нарисовал?! Круто!
— Спасибо, — выдавил Эдик.
Он, вообще-то, никому не планировал показывать рисунки. К тому же, знал, что если их увидит отец, осуждения не избежать.
— Только не говори моим родителям, что ты их видела, ладно?
— С чего бы? — приподняла брови Лена и, помолчав, спросила: — Они не одобряют?
Эдик молча покачал головой.
— Ладно, я и не думала им что-то говорить. Давай разберемся с математикой, а то у меня не получается!
— Чаю хочешь?
— Хочу!
Лена ему немного нравилась — ровно настолько, чтобы самому себе в этом признаться. Нельзя сказать, что Эдик был в нее влюблен. Он учился лучше всех в классе, и когда Лена Воропаева подошла и попросила помочь с математикой, которая все никак не давалась (а ведь скоро ЕГЭ!), согласился. Она не казалась ему… опасной. Не такая заучка, как он сам, и не из тех модных длинноногих девушек, всегда смотревших на ботаника-Эдика свысока. Лена казалась… нормальной.
Он принес две чашки чая. Лена сидела на диване и задумчиво рассматривала комнату Эдика. Ничего лишнего: кровать, стол, стул, книжный шкаф. Серые светонепроницаемые занавески. На подоконнике — кактус, самое неприхотливое растение на свете. Учебники выстроены, как солдаты на плацу: ровненько.
Папа любит, когда все в порядке.
— А ты по каким-то группам фанатеешь? — спросила Лена. — У меня стены все постерами обклеены, а у тебя ни одного…
Эдик покачал головой и предложил:
— Займемся математикой?
Они прозанимались до самого вечера. Заглянула мама, потом пришел отец, но, видимо, мать предупредила его, что у сына гостья, и тот заглядывать не стал. В восемь Эдик проводил Лену до двери. Девушка ушла, улыбнувшись ему на прощание.
Из кухни выглянула мама:
— Эдик, иди ужинать.
За ужином, как обычно, молчали. Отец исповедовал принцип “когда я ем, я глух и нем”. И лишь когда мама стала разливать чай, папа поинтересовался:
— Как прошел день, Эдуард? И кто эта девочка?
— Моя одноклассница. Я помогал ей делать математику.
— Надеюсь, не в ущерб собственным занятиям?
— Нет, пап.
— Тем не менее, позанимайся сегодня и завтра дополнительно. Для поступления тебе нужен очень хороший проходной балл, ты это помнишь? И тебе на пользу пойдет, если ты начнешь штудировать Гражданский кодекс уже сейчас.
Эдик кивнул.
— Можно, я пойду к себе?
— Иди. Потом расскажешь, что успел сделать.
Эдик давно прочитал то, о чем спросит отец часа через два. Значит, можно порисовать. Он закрыл дверь на защелку (такую степени приватности отец позволил ему с трудом, Эдик долго отстаивал свое право закрываться и, наконец, в прошлом году разрешили), задвинул шторы, как будто кто-то мог подсмотреть в окно. Разве что голуби, на седьмом-то этаже… Потом вытащил чистые листы из папки, взял карандаш и приступил к наброску. Провалился в рисование, словно в другой мир.
Этот другой мир Эдик и рисовал втихаря. Невесомые фантастические города, стоящие на облаках. Странных существ с полупрозрачными крыльями, зависших в звездном небе. Поля, усыпанные цветами, которые на Земле не растут. Даже в эпоху торжества нейросетей, которые умели создавать детальные картинки, Эдик оставался верен себе. Он всю жизнь рисовал, ему это нравилось. И, возможно, при других обстоятельствах он решился бы сделать творчество своей профессией. Только вот…
В их семье главным всегда был отец. Его слово являлось законом, и мама, и Эдик всегда ему подчинялись. Мама, тихая неприметная женщина, всегда соглашалась с тем, что говорил папа. Эдик лет в тринадцать попытался бунтовать… хотя какой это бунт! Так, остался без разрешения ночевать у друга дома. А потом отец сделал сыну выговор. Папа — юрист, он умеет подбирать слова так, что они хлещут сильнее ремня. После того разговора бунт закончился.
Предполагалось, что Эдик тоже станет юристом. Это было решено, когда он только родился, и всю жизнь мальчик провел в ожидании момента поступления, который теперь не за горами.
Эдик не знал, хочет ли он пойти на юридический. Может быть, и да. Юриспруденция казалась ему похожей на математику: если ты знаешь законы, по которым вертится правовая жизнь вокруг тебя, то можешь помочь людям. Единственное, чего добился Эдик в разговорах с отцом, — так это согласие последнего на карьеру нотариуса для сына. Папа, видимо, и сам понимал, что из его замкнутого, довольно стеснительного ребенка не сделать адвоката по уголовным делам. Пусть будет нотариус. Это лучше чем, прости Господи, художник.
У Эдика были только недолгие часы, когда он мог спокойно рисовать. Обычно он никому не показывал свои рисунки. Знал лучший друг Мишка, а вот теперь Лена увидела…
На следующий день, придя в класс, Эдик не понял, в чем дело. На него смотрели. Причем смотрели скорее заинтересованно, чем осуждающе. Еще никогда он не привлекал к себе пристальное внимание соучеников, и сейчас почувствовал себя неуютно. Следом за Эдиком зашла учительница и велела всем быстро занять места.
— Миш, что такое? — шепотом спросил он у друга, садясь за парту рядом. — Почему все смотрят?
— Ты зачем вчера телефон отключил? — так же шепотом ответил друг. — Я тебе звонил! Ленка у тебя вчера была?
— Ну да. Мы математикой занимались.
— Она твои рисунки сфоткала и выложила в сеть. Прикинь, все уже видели!
Эрик похолодел.
Он не жаждал всеобщего внимания, в соцсетях присутствовал чисто номинально, постов никаких не писал… И уж точно не планировал выкладывать рисунки! Они были слишком личным — тем, чем Эдик не был готов поделиться с народом.
— Ты не думай, там комментарии — сплошной сироп! — усмехнулся Мишка. — Всем очень понравилось. Потому на тебя и смотрят: девчонки думают, как же они проглядели такой талантище!
После урока Эдик подошел к Лене.
— Зачем ты это сделала?
Она гордо вскинула голову.
— Потому что ты талант! Об этом все должны знать, весь мир! Такие вещи нельзя прятать от людей, твои рисунки…
— Лена, — прервал ее Эдик, чувствуя, как просыпается в нем нечто новое, возможно, унаследованное от папы, — я тебя об этом просил? Не просил. Может, я никакой славы и не хочу. Об этом ты подумала?
— Но как же…
— Я сам за себя решу, нужно мне это или нет. К сожалению, математикой я с тобой заниматься больше не смогу, извини.
Целый день Эдик находился в центре внимания. Ему было неуютно. Еще неуютнее он себя почувствовал, когда прочитал комментарии под постом Лены и увидел, что там есть и смайлик-сердечко от Ани — дочки папиной коллеги. Иногда она с семьей бывала в гостях у семьи Эдика.
Домой парень брел неохотно. С одной стороны, хотелось спрятаться, с другой… Городок у них маленький. Как бы новости о внезапном таланте сына не докатились до отца. Эдик гнал от себя мысли о том, что тогда будет. Пришел и заперся в своей комнате, заполз, как улитка в раковину. Подумал было о том, чтобы порисовать, — и отодвинул альбом в сторону.
Отец приехал только к ужину. Бросил на сына странный взгляд и… смолчал. Эдик с трудом съел котлету, пюре и салат (родители настаивали, что молодой растущий организм должен полноценно питаться), и лишь когда тарелки опустели, отец странным тоном произнес:
— Так ты, значит, художник.
— Я ее не просил, пап! — Эдик посмотрел отцу прямо в глаза. — Она тайно сфоткала мои рисунки и выложила.
Отец постучал пальцами по столу.
— Игнат Сергеевич, — это был отец Ани, — сказал, что дочка ему прислала ссылку на пост с твоими рисунками. И… выразил восхищение тем, что у меня такой талантливый сын. А я и не знал.
Эдик не понимал, зол отец или нет. Выражение лица у того было странным. Папа вглядывался в Эдика, будто впервые видел. Мама молчала, как всегда.
— Ты хочешь быть художником?
— Нет, — Эдик покачал головой. Как ни странно, сегодняшнее происшествие будто проявило картинку. — Уж точно не сейчас. Мне нравится готовиться к поступлению на юридический, правда. Я люблю рисовать, но не представляю, как этим зарабатывать. Нужно, как минимум, все время сидеть в соцсетях, а это не мое. Я просто… просто рисую. Это помогает мне сосредоточиться, и я лучше учусь.
Эдик сказал чистую правду: он давно заметил связь между тем, что изображает в альбоме, и тем, как хорошо решает задачи или учит языки.
— Что ж… — Отец покачал головой. — Услышать комплимент от старшего коллеги по поводу моего сына было неожиданно и приятно. Если ты намерен и дальше учиться так, как мы договорились, то рисуй. Нужны дополнительные деньги на материалы, скажи мне или матери, мы дадим.
Мама посмотрела на отца с изумлением. Всю жизнь он давал понять, что увлечение Эдика — не более чем каприз, причем нежеланный, и тут…
— Спасибо, папа. — Эдик тоже сильно удивился. Отец пожал плечами.
— Я вижу, что ты рассуждаешь, как умный человек. Скоро уже тебя ждет взрослая жизнь, и немного свободы тебе не повредит. Особенно такой, какая тебе нравится.
— Спасибо!
Идя в свою комнату, Эдик улыбался. Конечно, поступок Лены выбил из колеи, расстроил… Однако, что ни делается, все к лучшему. Как дальше жить свою жизнь, можно решить и позже. Вдруг однажды Эдик все-таки решится кардинально сменить работу. А пока нотариус — вполне вариант.
