— Мама, ты в своём уме?! — Сергей едва не выронил пакет с продуктами, когда увидел, в чём его мать собралась идти «на прогулку».
Юбка — короче, чем у его жены, каблуки — такие, что у него самого закружилась голова, а яркая блузка словно светилась на весь подъезд.
— Что не так? — Марина Петровна склонила голову набок и улыбнулась. — Женщина должна следить за собой. Я вот решила пожить для себя, а не для чужих пересудов.
— Женщина… — Сергей сжал кулаки. — А ты мать! Моя мать! А ведёшь себя… как ….
Невестка, Ирина, осторожно выглянула из кухни. Она давно привыкла к свекровкиной причёске «волосы назад» и строгим костюмам. Но то, что теперь свекровь щеголяла как девчонка, её откровенно пугало.
— Серёжа, не кричи, — тихо сказала она, — может, у мамы кризис?..
— Какой ещё кризис?! — взорвался муж. — Пусть вяжет носки и борщ варит, а не по клубам шляется!
Марина Петровна затянулась сигаретой, хотя дома она никогда раньше не курила, и усмехнулась:
— Вот так всегда: сын вырос, женился — и думает, что мать обязана его няньчить и дальше. А я жить хочу. И точка.
Сергей бросил пакет на стол так, что яблоки покатились по полу.
— Мам, ну ты сама не понимаешь, что это ненормально? — он говорил уже тише, но в голосе звенело раздражение. — Тебе пятьдесят три! Какие короткие юбки, какие каблуки, какие мужики под окнами?!
— А что такого в том, что мне пятьдесят три? — не уступала Марина Петровна. — Я себя прекрасно чувствую. И хочу нравиться мужчинам. Я не собираюсь превращаться в бабку с авоськой.
Ирина неловко подняла яблоки и тихо пробормотала:
— Ну… в принципе, каждый имеет право…
Сергей резко повернулся к жене:
— Ира, ты что, тоже за неё? Тебе нормально, что моя мать щеголяет как… — он запнулся, не решаясь произнести грубое слово. — Как девчонка с дискотеки?
Ирина вздохнула:
— Мне тоже странно. Но… может, она просто хочет почувствовать себя живой, интересной .Ты посмотри на свою мать — она ведь светится.
Марина довольно улыбнулась:
— Вот, видишь? Хоть Ира меня понимает. А ты, сын, злишься только потому, что привык видеть меня в халате и тапочках.
— Я злюсь потому, что это позор! — рявкнул он. — Завтра весь двор будет обсуждать, как моя мать в мини-юбке с каким-то прохвостом под ручку прошлась!
Марина подошла ближе, положила руку на плечо сына и мягко, но твёрдо сказала:
— Запомни: я никому ничего не должна. Ни тебе, ни соседям. Я хочу жить так, как мне нравится.
Сергей резко отстранился.
— Знаешь что, мама? Делай, что хочешь. Только потом не удивляйся, если люди будут смеяться тебе вслед.
Он ушёл в комнату, хлопнув дверью.
Ирина осталась на кухне со свекровью. Некоторое время они молча пили чай, и только чайные ложки тихо звякали о чашки. Потом Марина вздохнула:
— Ты меня понимаешь, да, Ирочка? Я же не враг себе. Я просто не хочу быть старухой раньше времени.
Ирина посмотрела на саекровь внимательно: ухоженное лицо, блеск в глазах, даже осанка стала другой.
— Понимаю, — призналась она. — Но Серёже это будет трудно принять.
Марина усмехнулась:
— Это его проблемы. Я прожила жизнь для семьи. Теперь хочу немного пожить для себя.
Ирина вздрогнула: ей стало тревожно, как будто в их дом вошёл кто-то новый, посторонний.
Вечером, когда Ирина на кухне готовила ужин, в прихожей хлопнула дверь. Сергей уже хотел было крикнуть «мама, ты где шлялась?», но осёкся: вместе с Мариной Петровной в квартиру вошёл мужчина.
— Знакомьтесь, — бодро сказала она, снимая плащ и кокетливо поправляя волосы. — Это Виктор. Мы с ним встретились в парке, разговорились… В общем, решили вместе заглянуть к вам на чай.
Ирина от удивления застыла с половником в руках, а Сергей побагровел.
— На чай? — процедил он сквозь зубы. — Мама, ты совсем?! Привела мужика в дом?
— Серёжа, не будь грубым, — спокойно ответила она. — Виктор — интеллигентный человек. Работает инженером, между прочим.
Мужчина лет пятидесяти пяти, в аккуратном свитере и с мягкой улыбкой, смущённо протянул руку:
— Добрый вечер. Не хотел нарушать ваш покой.
Сергей даже не пожал руку.
— Мам, можно тебя на кухню, на минутку? — процедил он.
Они зашли на кухню. Ирина тут же захлопнула дверь, понимая, что назревает буря.
— Ты что творишь?! — Сергей зашипел на мать. — Мужика ко мне домой притащила? Да ещё в присутствии жены?
— А что такого? — не растерялась Марина. — Я имею право на личную жизнь. Или ты считаешь, что раз я родила тебя, то теперь обязана сидеть одна до конца дней?
— Личную жизнь? — Сергей чуть не сорвался на крик. — Так устраивай её где-нибудь ещё! Но не в моей квартире!
Марина прищурилась:
— В твоей? Напомнить, на кого оформлена эта квартира?
Сергей замер. Квартира действительно принадлежала матери — он с Ириной лишь жили у неё.
— Вот именно, — твёрдо сказала она. — И в своём доме я сама решаю, кого приводить и кого любить.
Сергей сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
Ирина тихо вмешалась:
— Серёж, не ссорьтесь. Это право мамы.
— Ты тоже?! — он резко повернулся к жене. — Тебе как, ничего , что твоя свекровь таскает мужиков?
— Она женщина, — осторожно сказала Ирина. — А женщины хотят любви.
Марина благодарно улыбнулась невестке:
— Вот! Хоть кто-то в семье меня понимает.
Сергей, кипя от злости, вышел из кухни и захлопнул за собой дверь. В гостиной Виктор сидел на краешке дивана, неловко вертя чашку в руках.
А вечером, когда они с Ириной легли спать, Сергей только и смог выдавить:
— Если так пойдёт дальше, я уйду отсюда.
Ирина вздохнула. Ей было жаль мужа, но в глубине души она понимала: свекровь уже не остановить.
Через неделю весь двор уже знал: «Маринка Петровна завела кавалера». На лавочке у подъезда бабки переговаривались громче обычного:
— Видела, видела! В короткой юбчонке, каблуки , с этим… как его? Виктором! — тараторила одна.
— Ой, позор-то какой, в её-то годы! — подхватывала другая.
— Да ну вас! — неожиданно вступалась третья. — Она ещё ничего, женщина видная. Вот и мужики на неё смотрят.
Сергей слышал эти разговоры всякий раз, когда возвращался с работы. И каждый раз у него в груди всё переворачивалось от злости и стыда.
Однажды он не выдержал. Влетел в квартиру, бросил портфель и закричал:
— Мам! Ты понимаешь, что из-за тебя на улице смеются? Ты довела до того, что в меня пальцем тычат !
Марина сидела за столом в яркой кофте, раскладывала на тарелку фрукты. Виктор, как всегда, был рядом — помогал чистить мандарины.
— Серёженька, — спокойно произнесла она, — люди всегда будут судачить. Завидуют они, вот и всё.
— Завидуют?! — он чуть не взорвался. — Чему? Что моя мать в свои годы строит из себя девочку и водит мужиков?
Ирина вышла из комнаты, осторожно встала между ними:
— Серёжа, успокойся, пожалуйста. Ты так кричишь, что соседи точно услышат.
— Пусть слышат! — он махнул рукой. — Пусть знают, что я не согласен с этим позором!
Марина встала, уперев руки в бока:
— Сынок, послушай. Я прожила жизнь, тянула на себе семью, работу, тебя вырастила. А теперь ты хочешь, чтобы я доживала в старом халате, сидя у окна? Нет! Я не хочу такой участи.
— Но у тебя есть мы! — с горечью выкрикнул Сергей. — Я, Ира, внуков тебе дадим… вот и будет твоя радость!
Марина на мгновение замерла, и в глазах мелькнула боль. Но тут же она выпрямилась и ответила твёрдо:
— Внуки — это замечательно. Но я — тоже женщина. Я хочу быть любимой.
Виктор встал, смущённо кашлянул:
— Может, я лучше пойду…
— Нет, Виктор, — отрезала Марина. — Ты никуда не пойдёшь. Я не позволю своему сыну диктовать мне, как жить.
Сергей схватил куртку и хлопнул дверью так, что в прихожей звякнуло зеркало.
Ирина тихо опустилась на стул, закрыла лицо руками и прошептала:
— Господи, как же я между вами устала…
Сергей три дня ночевал у друга. Вернулся домой хмурый, небритый, с тёмными кругами под глазами. Ирина металась между мужем и свекровью: поддержать одного — значит обидеть другую.
Вечером, когда Виктор снова пришёл «на чай», терпение Сергея лопнуло окончательно.
— Хватит! — он буквально ворвался в гостиную. — Мама, давай без кружевов. Ты и мы — твоя семья, или он, выбирай.
Виктор растерянно встал, попятился к двери:
— Марина, может, я и правда…
— Сядь, — отрезала она. — Ты тут ни при чём. Это разговор мой с сыном.
Сергей побагровел:
— При чёмили нет, но из-за него всё это! Мама, ты губишь себя и нас. Подумай головой: какой ухажёр в пятьдесят три? Люди смеются! Я стыжусь выйти во двор!
Марина прищурилась:
— Ты хочешь, чтобы я выбрала? Хорошо. Но учти, Серёжа: я уже выбрала. Я выбираю себя.
Ирина вздрогнула.
— Марина Петровна… — прошептала она, — может, не надо так резко…
— Нет, Ира, — перебила её свекровь. — Пусть услышит прямо. Я не собираюсь быть жертвой ради чужого мнения, даже если это сын.
Сергей шагнул вперёд, глядя матери прямо в глаза:
— Значит, для тебя этот Виктор дороже собственного сына?
Она выдержала паузу и сказала тихо, но отчётливо:
— Нет, Серёжа. Но для меня дороже моя жизнь. Я устала жить только ради других.
Сергей побледнел, словно получил удар.
— Ясно… — выдавил он. — Тогда живи. Но без меня.
Он кинул ключи и вылетел из квартиры.
Ирина бросилась за ним:
— Серёжа, подожди! — но он уже захлопнул дверь так, что в коридоре посыпалась штукатурка.
Марина опустилась на диван, прикрыла лицо ладонями. Виктор осторожно обнял её за плечи.
— Прости, — шепнул он. — Я не хочу, чтобы ты из-за меня с сыном враждовала.
— Это не из-за тебя, — горько усмехнулась она. — Это из-за того, что он никак не может принять: у матери тоже есть право быть женщиной.
А в это время Ирина, догнав мужа во дворе, схватила его за руку:
— Серёжа, послушай… Ты же понимаешь, что мама всё равно не изменится? Ей сейчас так нужно это чувство — быть нужной.
Сергей отдёрнул руку.
— А мне, значит, быть ненужным? — с горечью спросил он. — Если для неё мужик важнее собственного сына — то пускай. Я этого не прощу.
Он пошёл прочь, оставив Ирину стоять среди темнеющего двора с комом в горле.
Ирина не спала всю ночь. Сергей вернулся под утро — злой, измученный, с запахом пива. Лёг на диван и отвернулся к стене.
— Серёжа… — тихо позвала она.
— Не начинай, — глухо отрезал он.
Утром, когда он ушёл на работу, Ирина решилась поговорить с Мариной Петровной. Та сидела на кухне, пила кофе и листала журнал о моде.
— Марина Петровна, — Ирина села напротив. — Вы знаете, я понимаю вас. Правда. Но Серёжа… он просто не может это принять. Для него вы — мама, а не женщина.
Марина усмехнулась, отложила журнал.
— Вот именно, Ира: для него я только мать. А я хочу, чтобы меня видели по-другому. Я устала быть только «мамой Серёжи».
— Но он ведь вас любит, — осторожно сказала Ирина. — Он боится потерять вас.
— Боится потерять контроль, — поправила свекровь. — Он думает, что я должна жить так, как ему удобно. Но я тоже имею право на счастье.
Ирина задумалась. В словах свекрови была правда. Но перед глазами вставало лицо мужа — злое, упрямое, с обидой ребёнка, которому отняли что-то важное.
Вечером, когда Сергей вернулся, Ирина попыталась мягко заговорить:
— Серёж, может, стоит попробовать… ну, принять всё как есть? Мамина жизнь — это её жизнь.
— Ты серьёзно?! — вспыхнул он. — Ты хочешь, чтобы я сидел и смотрел, как моя мать позорится?
— Она не позорится, — вздохнула Ирина. — Она просто хочет быть счастливой.
— А я? — он резко повернулся к ней. — Мне что делать? Смотреть, как мой дом превращается в проходной двор для её кавалеров?
Ирина опустила глаза. Ей было больно от его слов, потому что дом действительно принадлежал свекрови.
— Серёж, — тихо сказала она, — может, давай мы снимем квартиру? Чтобы у мамы была своя жизнь, а у нас — своя.
Он замер, поражённый.
— То есть ты предлагаешь сбежать? — холодно спросил он. — Вместо того чтобы поставить её на место?
Ирина сжала руки. Она понимала: если не придумать, как их примирить, семья может треснуть по швам.
А ночью, лёжа без сна, она впервые подумала: а может, свекровь права? Может, женщина в любом возрасте имеет право на любовь? Но как сказать это мужу, чтобы не потерять его?
Всё началось в воскресенье утром. Марина Петровна вышла из комнаты в ярко-малиновом платье с глубоким вырезом и объявила:
— Мы с Виктором едем на турбазу. Танцы, костёр, живая музыка. Вернусь завтра.
Сергей, сидевший с газетой за столом, так стукнул кулаком по столешнице, что чашка с чаем перевернулась.
— Да сколько это будет продолжаться?! — вскочил он. — Ты вообще о чести семьи думаешь? О том, что люди говорят?
— Люди всегда говорят, — невозмутимо ответила мать. — А я жить хочу.
— Жить?! — он побагровел. — Это не жизнь, а позорище! В твоём возрасте нужно внучат нянчить, а не по турбазам с мужиками разъезжать!
Марина вскинула голову:
— Значит, по-твоему, я уже всё? Отправь меня сразу к бабкам на лавку! Нет, Серёжа, не дождешься.Я не собираюсь хоронить себя во благо тебе.
Ирина молчала, прижавшись к стене. Она знала: сейчас полетят самые тяжёлые слова.
Сергей шагнул ближе к матери, и его голос дрожал от злости:
— Хорошо. Раз ты так решила — выбирай. Либо ты живёшь достойно, как мать и бабушка, либо мы уходим. Я, Ира и наши будущие дети. Я не позволю им расти в этом цирке!
Тишина в квартире стала оглушительной. Даже часы на стене будто замерли.
Марина смотрела на сына долго, пристально. В её глазах промелькнула боль, но голос остался твёрдым:
— Значит, уходи. Я прожила для тебя полжизни. Теперь хочу прожить хоть немного для себя.
— Ты пожалеешь, — глухо сказал он, схватил куртку и метнулся к двери.
Ирина кинулась следом:
— Серёжа, подожди! — но он уже захлопнул дверь.
Марина тяжело опустилась на стул, вздохнула и прошептала:
— Он никогда не поймёт…
Виктор подошёл, осторожно положил руку ей на плечо:
— Поймёт. Только позже. Сейчас он обижен, ревнует. Сыновья — они такие…
А Ирина, сидя на диване и дрожа от напряжения, понимала: завтра муж снова потребует от неё — «на чьей ты стороне?» И ответить будет невероятно трудно.
Сергей вернулся поздно ночью. В дверях он встретил Ирину, которая ждала его в коридоре.
— Ну? — спросил он, даже не раздеваясь. — Опять этот Виктор сидел тут?
— Нет, — устало ответила Ирина. — Но, Серёжа, мы так больше не можем.
— Мы?! — он резко обернулся. — Ты хочешь сказать, что на её стороне?
Ирина закрыла глаза, собираясь с духом.
— Я хочу сказать, что ты превращаешь мою жизнь в ад. Между вами двумя я будто на растяжке! Ты кричишь, мама спорит, а я должна быть судья. Я устала, Серёж.
Он нахмурился:
— Значит, ты не со мной?
— А ты со мной? — неожиданно резко ответила Ирина. — Ты хоть раз подумал, каково мне? Я живу в доме, где хозяйка твоя мать. Я должна уважать её правила, даже если они мне не нравятся. И при этом поддерживать тебя, даже когда ты орёшь и хлопаешь дверями. Я всё время виновата, понимаешь?!
Сергей замолчал, ошеломлённый её тоном.
В этот момент из комнаты вышла Марина Петровна. Она всё слышала.
— Ира права, — тихо сказала она. — Ты делаешь из неё щит, Серёжа. А она не обязана выбирать, кого любить — тебя или меня.
— Конечно, — усмехнулся он. — Зато ты обязана выбирать между мной и своим Виктором.
— Я уже выбрала, — спокойно сказала Марина.
— Вот именно! — взорвался Сергей. — А теперь требуешь, чтобы мы с Ирой тут всё терпели!
Ирина сжала кулаки и, неожиданно для себя, крикнула:
— Хватит! Я больше не могу! Вы оба ведёте себя эгоистично! Ты, Серёжа, требуешь, чтобы мама жила только ради тебя. Ты, Марина Петровна, хочешь, чтобы все смирились с твоим счастьем и забыли о своём. А я где? Я что — мебель?!
Оба замолчали, поражённые её вспышкой.
Слёзы выступили на глазах у Ирины:
— Я хочу нормальную семью. Без этих вечных скандалов. Я хочу детей растить в мире, а не между вашими криками. Если так будет продолжаться… я уйду.
Сергей вздрогнул. Марина Петровна опустила глаза.
Впервые за долгое время в квартире воцарилась тишина. Каждый понял: дальше так продолжаться не может…
