— Сынок, у меня сердце так ноет, ничего делать не могу, — вещала моя свекровь, закатывая глаза. — Пусть Валечка придет, уберет, поесть сварит, окна помоет, а то дома как в склепе.
— Конечно, мама, Валя забежит после работы, ей нетрудно, — Игорь отвечал уверенно, даже не спросив меня.
Мы вышли из квартиры свекрови, когда я уже дошла до точки кипения. Это продолжалось третий год. И свекровь только наглела.
— Катюш, а ты чего здесь? — я стояла в дверях квартиры свекрови, глядя на Катю , которая быстро водила по полу пылесосом.
— А ты чего не на работе?
— А сама Анна Петровна где? — поинтересовалась я.
— Понятия не имею. Ушла с утра куда-то. Велела к двум все убрать, курицу запечь и белье перегладить. Сказала, гости будут.
— И мне тоже звонила, пришлось с работы отпрашиваться, — ошарашенно произнесла я. — Второй раз за эту неделю сюда таскаюсь.
— А я в третий, — Катя дернулась, и я видела, как в ее глазах проносятся все стадии осознания от недоумения до ужаса.
— Валь, — она аккуратно поставила пылесос к стенке. — А давай-ка мы с тобой кофейку попьем? Поговорить надо.
Вообще-то, с Катей мы никогда особо не дружили. Ну как… Виделись на семейных сборищах, улыбались друг другу, обменивались рецептами и комплиментами насчет детей. Обычные отношения невесток одной свекрови. Вежливые, ровные, необременительные.
Я вышла замуж за старшего Игоря, она — за младшего, Костю. Оба наших мужа обожали Анну Петровну и считали ее святой женщиной, которая всю жизнь положила на алтарь материнства.
Мы прошли на кухню, которую Катя уже успела отдраить до блеска.
Анна Петровна любила, чтобы все сверкало, как в операционной. Катя, хихикнув, достала из дальней полки холодильника пачку хорошего кофе, не растворимого, который свекровь держала для нас, «девочек», а настоящего, молотого. А я и не знала, что тайник с запасом свекрови именно там.
— Слушай, — начала она, засыпая кофе в турку. — А твой Игорь что говорит про мамину спину? Правда, что ей врачи запретили тяжести поднимать и наклоняться? Или это все выдумки?
Я удивилась:
— Нет, он говорит, что у нее сердце. Врач велел избегать физических нагрузок. А что?
— А то, что моему Косте она то про спину, то про почки рассказывает. Что нельзя долго стоять у плиты и вообще перенапрягаться, — Катя прищурилась. — Валь, а Игорь деньги ей дает? Ну, кроме продуктов?
— Иногда. На лекарства, на анализы… Это помимо ежемесячных переводов на хозяйство. А твой?
— Костя тоже каждый месяц переводит. Говорит, на хозяйственные нужды помогает.
Катя медленно поставила чашку и сказала:
— Погоди. Твой дает деньги, мой тоже. Пенсия у нее повышенная как у вдовы офицера. Валь, да за эти деньги можно домработницу нанять! Три раза в неделю!
Мы молча смотрели друг на друга, пока кофе не убежал. Катя сняла турку с огня, разлила по чашкам. У меня в голове медленно, но верно складывалась картинка. Неприятная такая.
— Ты по каким дням приходишь? — спросила Катя.
— Вторник, пятница. Иногда в воскресенье, если гости намечаются. Чувствую, меня с работы скоро уволят такими темпами. Постоянно отпрашиваюсь.
— А я в понедельник, четверг. И среда или суббота по требованию. Валь, ты понимаешь, что происходит?
Конечно, я понимала.
Наша святая Анна Петровна, мать-героиня и страдалица, придумала разные болезни для сыновей, собирает с них деньги «на хозяйство», а сама использует нас как бесплатную прислугу, разведя по разным дням. Гениально…. и подло одновременно. Вот хитрая какая!
— Может, у нее долги какие? — неуверенно предположила я. — Или на лекарства тратит?
Катя фыркнула:
— Ага, на лекарства. В прошлом месяце я ее в торговом центре встретила. Косметику покупала. Крем французский. Я еще удивилась, откуда у пенсионерки такие деньги? Теперь понятно откуда.
Я вспомнила новую шубку свекрови, «подарок от подруги». И сапоги из натуральной кожи, «на распродаже за копейки взяла». И золотые сережки, явно современные, «нашла в старой шкатулке, забыла совсем про них».
— Катюш, а мужьям скажем?
Она помолчала, потом покачала головой:
— Бесполезно. Мой точно не поверит. Мамочка у него — икона. Скажет, что я наговариваю. Или еще хуже, что жадничаю, матери его помочь не хочу. Снова скандалить будет.
Это была правда. Игорь тоже на свою матушку молился. Для него она была идеалом женщины, хозяйственная, экономная, всю жизнь для семьи…
— Знаешь что, — Катя встала и решительно отставила чашку. — Хватит. Мы не рабыни. Хочет Анна Петровна, чтобы у нее в доме был порядок, так пусть тратит те деньги, что сыновья дают. По назначению.
— И что ты предлагаешь? Бунт?
— Именно. Забастовку. С этой минуты ни ногой к ней. Пусть сама разбирается со своими гостями и бельем.
Я представила лицо свекрови, когда она вернется, а квартира не убрана, обед не готов… Стало и страшно, и смешно одновременно.
— Она же Игорю нажалуется…
— И что? Скажешь, что заболела. Или работы навалилось. Валь, ну сколько можно? Мы что, действительно прислуга? У меня двое детей, у тебя дочка. Мы работаем обе. И еще должны два-три раза в неделю вкалывать у свекрови, пока она по магазинам шастает на деньги, предназначенные для оплаты уборщицы?
Она была права. Абсолютно, стопроцентно права.
Но одно дело понимать это, а совсем другое — действовать. Анна Петровна умела так закрутить, так вывернуть ситуацию, что в итоге виноватой оказывалась ты. И сыновья всегда были на ее стороне.
Мы ушли из квартиры вместе, оставив сырую курицу и белье в корзине. Катя шла решительно, я плелась сзади, мучаясь угрызениями совести. Но когда мы спустились на первый этаж и увидели в стеклянных дверях подъезда нашу свекровь с пакетами из дорогого магазина, сомнения испарились.
Анна Петровна увидела нас, и лицо ее вытянулось.
— Девочки? Вы… вместе?
— Вместе, мама, — спокойно ответила Катя. — И уходим вместе. Курица сырая, белье мы не гладили. Извините, дела.
Анна Петровна открыла рот.
— Как… сырая? У меня же гости через час!
— Заведите домработницу, — предложила Катя. — На те деньги, что сыновья вам дают.
— Я… Я не понимаю, о чем вы… — свекровь тут же состроила обиженное лицо. — Вам ведь нетрудно…
— Прекрасно понимаете, — отрезала Катя. — О деньгах на хозяйство, которые превращаются в кремы и шубки. А мы при этом играем роль бесплатных домработниц.
Анна Петровна выпрямилась, и в глазах ее появился знакомый блеск.
— Я своим сыновьям все расскажу! Какие вы неблагодарные! Я вас в семью приняла, внуков нянчила… А теперь получаю черную неблагодарность!
— Расскажите, — кивнула Катя. — Заодно и про деньги расскажите. Про крем и про новую шубку. Костя с Игорем будут рады узнать, на что именно уходит их помощь на хозяйство.
Это был шах и мат. Анна Петровна это поняла, она молча прошла мимо нас, гордо вздернув подбородок.
***
Вечером Игорь учинил мне допрос:
— Валь, мама сказала, ты сегодня не смогла прийти. Все в порядке?
— Все хорошо, — ответила я, удивляясь собственному спокойствию. — Просто устала очень. И вообще, Игорь, знаешь, что мы с Катей выяснили? Вы с Костей даете маме неплохие суммы. Этого хватило бы на домработницу три раза в неделю.
— А разве… Разве у нее нет домработницы? Мы же ей давали, чтобы оплачивала помощь по хозяйству.
— Нет, милый. И не было. Мы с Катей убирались. Бесплатно. Пока мама тратила ваши деньги на себя.
— Я поговорю с Костей. И с мамой, — только и ответил Игорь.
Через неделю Анна Петровна позвонила сама. Голос у нее был сухой, официальный:
— Валентина, я хотела извиниться. Это было… неправильно с моей стороны.
Я молчала. Ждала продолжения.
— Я наняла домработницу. Настоящую. Приходит три раза в неделю.
— Это хорошо, Анна Петровна.
— Валя… — голос звучал сухо. — Я правда не со зла. Просто… Просто хотелось пожить. Хоть немного. Всю жизнь для других, для мужа, для детей. А тут вдруг появились свободные деньги…
— Так вам не обязательно отдавать все домработнице, — улыбнулась я. — Мы же знаем, сколько у вас выходит. Этого вполне хватит и на то, чтобы себя побаловать.
— А ты придешь, если попрошу? — поинтересовалась она. — Когда нет домработницы.
— Если будет время, то да, — коротко ответила я и положила трубку.
Свекровь признала поражение, но не сдалась. Давать ей садиться себе на шею и батрачить на нее больше не собиралась.
