Она была одинокой и тишина в ее жизни была идеальной, как стерильная поверхность операционного стола. Но однажды эта тишина взбунтовалась, зазвенев в ушах на пороге собственного дома, и Элеонора Викторовна поняла, что ее безупречный мирок треснул по швам.
Она давно выстроила свою жизнь с точностью бухгалтерского баланса. Каждая вещь в ее квартире знала свое место, каждый день был расписан, как страница гроссбуха. Пятьдесят лет — не шутка, а ее полвека были образцом достоинства и порядка. Семьи не случилось, но это была не дыра в бюджете, а скорее статья экономии — на нервах, на хлопотах, на чужих проблемах. Она с легкой грустью наблюдала за бурлящей, неопрятной жизнью соседей, испытывая тихое удовлетворение от того, что ее собственная судьба сложилась так разумно.
Прямо напротив обитала Лидия Аркадьевна. Женщина в возрасте, чей паспорт кричал о пенсии, а внешность — о кризисе жанра. Ядовито-синие волосы, джинсы, облегающие далеко не идеальные формы…
«Позорище, — мысленно хмыкала Элеонора Викторовна. — В ее-то годы пора бы и успокоиться». Она ловила на себе взгляд соседки — живой, любопытный — и спешила отвести глаза, чувствуя необъяснимую неловкость.
Следующая дверь скрывала еще более печальную историю. Молодая, двадцатилетняя Алина, и уже с пятилетней дочкой на руках.
«Нагуляла, — сухо констатировала про себя Элеонора Викторовна. — Без рода, без племени. И, конечно, подружилась с этой синеволосой чудачкой». Она видела, как Лидия Аркадьевна сидит с девочкой, пока Алина куда-то спешит, и кивала: птицы одного полета.
Венчал же эту странную компанию Артем. Мужчина лет тридцати, чье тело было испещрено причудливыми узорами татуировок. При виде его Элеонору Викторовну бросало в дрожь.
«Уродство, — думала она. — И явно недалекого ума человек, раз ему нечем привлечь внимание, кроме как разрисовывать себя».
Эти мысли были ее ежедневным ритуалом, сладким ядом, который скрашивал вечерние звонки единственной подруге. Обсуждать им было больше нечего, так что «синий чулок», «малолетняя мамаша» и «разрисованный хулиган» становились главными героями их бесед.
Но в тот вечер привычный ритм дал сбой. На работе вскрылась недостача, и тень подозрения легла на нее, образцовую сотрудницу. Голова раскалывалась от боли, а у подъезда ноги вдруг стали ватными. Элеонора Викторовна, пошатываясь, опустилась на холодную лавочку, и мир поплыл перед глазами.
Сквозь шум в ушах она почувствовала чье-то прикосновение. Перед ней стояла синеволосая Лидия Аркадьевна, и в ее глазах светилась не праздное любопытство, а искренняя тревога.
— Вам плохо? Давайте я помогу.
Не дав опомниться, соседка уверенно повела ее к лифту.
Поднимемся к Артему, он дома. Он врач.
— К какому Артему? — прошептала Элеонора Викторовна, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
— Ну, ваш сосед. Он терапевт. Разве вы не знали?
Дверь открыл тот самый «разрисованный хулиган». Но теперь его движения были точны и профессиональны. Он измерил давление, уложил на диван, дал лекарство. Боль отступила, уступая место жгучему стыду. Элеонора Викторовна вспомнила свои слова о его «нулевом интеллекте», в то время как его руки только что вернули ей ясность мысли.
— Спасибо, — выдавила она, не глядя в глаза.
— Пустяки. Обязательно к врачу. Давление — это серьезно, даже для таких молодых, — он улыбнулся, и его лицо вдруг показалось ей не уродливым, а очень добрым.
Вернувшись в свою стерильную квартиру, она не ощутила привычного умиротворения. Воздух казался спертым. В дверь постучали. На пороге снова была Лидия Аркадьевна, на этот раз с маленькой дочкой Алины.
— Решила проведать. Простите, что с Соней, Алина на ночной смене. Я давно хотела познакомиться, да все не решалась. Вы всегда такая… недоступная.
И тогда Элеонора Викторовна, сама того не ожидая, сказала:
— Проходите. Я чай поставлю.
За чаем Лидия Аркадьевна рассказывала. О больной матери, уход за которой съел ее молодость, об отсутствии личной жизни, о том, как уже после сорока она смогла, наконец, выдохнуть.
— Вот, балуюсь теперь, — она смущенно тронула свои синие пряди. — Алина помогает, футболки модные покупает. Хоть почувствую себя живой. А у Алины-то и того хуже. Сонечка — это ее сестра. Родителей их в аварии не стало. Алина ее удочерила, институт бросила, работает за троих. Артем им помогает, подкидывает работу то посидеть с ребенком, то деньгами…
Когда гостья ушла, Элеонора Викторовна долго сидела в тишине. Ее безупречный бухгалтерский баланс дал крен. Все активы оказались пассивами, а ее безукоризненные расчеты — фатальной ошибкой.
На следующее утро она достала из шкафа коробку с краской для волос — неяркий, каштановый, который купила полгода назад и все не решалась использовать. Теперь он казался ей унылым. «Спрошу у Лидии Аркадьевны, где она такой замечательный цвет делает», — подумала она. Потом взяла блокнот и четко, по пунктам, вывела: «1. Предложить Алине посидеть с Соней. 2. Пригласить Артема в гости на пироги». Последнюю строчку она подчеркнула дважды. В ее мире снова воцарился порядок. Но это был уже совсем другой мир.
