Валентина страшно боялась, что дом, который они построили с мужем, достанется «не тем наследникам». И было из-за чего переживать: её единственный сын под влиянием своей легкомысленной жены усыновил двух детей. Пока под опеку взял, но собирался официально усыновить.
-Зачем тебе это! – ругала его Валентина. – Так вам хоть пособия платят! А усыновите – ни копейки не получите!
Невестка была себе на уме, конечно: сначала сына её охомутала – сама без кола и без двора, как говорится, а теперь ещё и этих нахлебников привела!
-Мама, – говорила она. – Не переживайте, мы всех прокормим!
А как тут не переживать? У Валентины сердце болело за единственного внучка Витюшу. Она-то думала, что дом ему оставит, мечтала, как тот приведёт потом в дом молодую жену, как будет бабушку добрыми словами вспоминать… А теперь, получается, любой из этих приёмышей смогут на наследство претендовать! Нет, она, конечно, напишет завещание, но кто ж проверит, когда её не станет!
Решила Валентина разобраться по-своему: донос на невестку в опеку написать. Дескать, не справляется с воспитанием четырёх детей, квартирка маленькая, мальчики и девочка в одной комнате – где это видано!
Донос в органы опеки, написанный дрожащей от волнения и злости рукой, был отправлен. Пока Валентина с замиранием сердца ждала результата, она решила не терять времени даром. Её план был прост: опорочить невестку везде, где только можно, создав ей невыносимую атмосферу, чтобы она сама сбежала, прихватив своих «нахлебников».
Первым делом она отправилась в школу, где учился её родной Витюша и двое приёмных детей – брат и сестра, Стёпа и Маша. Попросившись на беседу к завучу, Валентина приняла скорбный вид.
-Вы знаете, я бабушка, и сердце у меня разрывается, – начала она, смакуя каждое слово. – Дети голодные, уроки не сделаны. Невестка моя, Оксана, совсем не уделяет им внимания. Моему Вите хоть я помогаю, а эти бедные дети… Они же в одной комнате с Витей спят! Это же ненормально! Девочка-подросток и два мальчика! Я уж молчу, что они ссорятся, вещи у Вити новые пропадают. Наверное, ревнуют к родному сыну.
Завуч выслушала её вежливо, но скептически.
-Валентина Петровна, мы обязательно поговорим с детьми и классным руководителем. Но замечу, что Стёпа и Маша – дети старательные, всегда опрятные, и нареканий к ним не было.
-Ну, это при посторонних они сущие ангелы! – всплеснула руками Валентина. – Дома-то совсем другие! Вы присмотритесь!
Выйдя из школы, она почувствовала удовлетворение. Зерно сомнения было посеяно.
Соседи стали её следующей мишенью. Встречая их в подъезде или во дворе, когда приходила навещать сына, Валентина мастерски переводила разговор на семейные трудности.
-Ой, Мария Ивановна, не знаю, что и делать. Невестка моя, видно, с нагрузкой не справляется. Дети непослушные, шумят, орут! А квартира-то маленькая, теснота невозможная! Я им помогаю чем могу, но ведь чужих детей не поймёшь… Да-да, усыновили двоих. Благое дело, конечно, но сил у неё не хватает. Вот и срывается, бывает, кричит на них.
Соседи кивали, некоторые начинали смотреть на Оксану с опаской. Кто-то сочувствовал Валентине, кто-то просто любил посудачить. Сплетни, как чёрная туча, начали медленно расползаться по подъезду.
Забрав как-то Витюшу из школы под предлогом визита к врачу, Валентина зашла в поликлинику к участковому педиатру.
-Я очень беспокоюсь за внука, – сказала она, понизив голос. – Он стал нервный, плохо спит. Говорит, что дома ему некомфортно, что приёмные дети отбирают у него игрушки, а мама их постоянно защищает. Я понимаю, она хочет им благо сделать, но родного-то сына ущемляет! Посмотрите его, пожалуйста, может, у него из-за стресса давление скачет?
Врач, зная Валентину, как «заботливую бабушку», которая часто водит внука на осмотры, обещала обратить внимание.
Приезжая в гости (а она стала делать это чаще, под предлогом помощи), Валентина устраивала проверки.
-Оксана, а почему у Стёпы джинсы новые? А Витюша в старых ходит?
-Стёпа – активный мальчик, порвал джинсы. Пришлось новые покупать, – отвечала Оксана. – А Вите зачем новые? Эти в отличном состоянии, и как раз ему.
-Вечно ты Витюшу ущемляешь!
Валентина постоянно искала признаки «несправедливости» по отношению к родному внуку. Если Витя и Стёпа ссорились, виноват был всегда Стёпа. Если Оксана покупала шоколадку, Валентина тут же шептала Вите:
-Вот видишь, раньше тебе одну целую покупали, а теперь делят на троих.
Оксана первое время сохраняла спокойствие, а потом начала срываться. Валентину это только радовало: пусть сын видит, какую мегеру себе в жены взял! А там, глядишь, и до развода недалеко. И дом останется в целости и сохранности для единственного законного наследника – её Витюши.
Как говорят: пришла беда – отворяй ворота. Сначала эти нахлебники, а тут ещё Валентина, поскользнувшись на только что вымытом ею же полу, сломав шейку бедра. Дальше были больница, операция, гипс и суровый вердикт: «Полная неподвижность на несколько недель, а затем долгая реабилитация». Валентина в слезах позвонила сыну.
-Мама, я не могу бросить работу, иначе нам просто не на что будет жить. Смены у меня по двенадцать часов. Мыть, переодевать тебя… Я просто не смогу физически, – принялся оправдываться сын.
Валентине стало так обидно: она ночами не спала, когда он болел, во всём себе отказывала, чтобы его вырастить, а теперь…
-И что мне делать? – с обидой спросила она. – Сиделку нанимать? Дожились! Никому я не нужна, оказывается…
-Ну что ты начинаешь! Оксана будет ухаживать, она всё равно дома с детьми. И она не против, я с ней уже всё обсудил.
В ушах у Валентины зазвенело. Нет! Только не это! Быть обязанной этой женщине, видеть её торжествующий взгляд? Чувствовать себя беспомощной и зависимой от той, кого она так презирала? Это было хуже любой боли.
Но выбора не было. Её привезли из больницы и уложили в её же комнате, с которой открывался вид на яблоню в саду – яблоню, которую она когда-то посадила для Витюши. И начались унизительные, мучительные дни. Оксана входила в комнату без тени улыбки, но и без злорадства. Она деловито перестилала постель, подкладывала судно, обтирала Валентину губкой. Валентина молчала, сжав губы в тонкую ниточку, отворачиваясь к стене. Каждое прикосновение обжигало её гордость.
И самое страшное было в том, что Оксана почти никогда не приходила одна. С ней вечно были дети. Родной Витюша, её золотой мальчик, влетал в комнату на пять минут, целовал её со словами: «Здравствуй, бабушка», и его взгляд сразу прилипал к экрану смартфона. И зачем только они купили ему эту игрушку!
-Вить, подержи, пожалуйста, тазик, – просила Оксана.
-Погоди, мам, не могу, у меня босс в игре, – был стандартный ответ.
И тогда вперёд выходили «они». Приёмные. Маша, девочка лет десяти, с большими серьёзными глазами, молча подходила и держала тазик, подавала полотенце. Как-то раз, когда Валентина уронила со столика стакан с водой, именно Маша быстрее всех среагировала, подхватила его и вытерла лужу, пока Оксана поддерживала саму Валентину.
Однажды у Валентины разболелась голова так, что аж слёзы на глазах выступили.
-Может, открыть окно? – тихо спросила Маша.
-Не лезь не в своё дело! Иди отсюда! – рявкнула Валентина, вымещая на ребёнке всю свою боль и унижение.
Маша молча вышла из комнаты, а через минуту вернулась с кружкой прохладной воды и влажной тряпочкой, которую положила Валентине на лоб.
-Вот… Это может помочь, – прошептала она и быстро ретировалась.
Валентина лежала с закрытыми глазами, чувствуя прохладу на горячем лбу. Эта маленькая забота, исходящая от того, кого она так яростно отталкивала от себя, причиняла ей почти физическую боль. Где-то глубоко внутри, под толщей обид, злобы и страха, шевельнулось что-то непривычное и горькое – стыд.
Наконец, Валентине стало лучше. Гипс сняли, и она, опираясь на ходунки, могла понемногу перемещаться по своей комнате. Оксана перестала приходить каждый день, ограничиваясь тем, что оставляла на кухне приготовленную еду. Дом вдруг словно замолчал: тишина давила на уши, становясь физически ощутимой. Валентина ловила себя на том, что прислушивается – не раздаётся ли в прихожей знакомый топот, не послышится ли тихий голос Маши, предлагающей помощь. Но слышен был только скрип её собственных шагов. С каждым днём Валентина ходила всё лучше, но тишина давила на неё всё больше.
Когда она позвонила сыну, чтобы пожаловаться на одиночество, Андрей даже недослушал её и принялся рассказывать:
-Мама, у нас тут проблемы. В опеку снова кто-то пожаловался. Пришли с проверкой, всё осмотрели и вынесли предписание. Говорят, что с учётом разнополых детей и их возраста, площади не хватает. Нужно выделить Маше отдельную комнату. То есть, по сути, нам нужна квартира побольше.
Валентина замерла у телефона. Горькое злорадство переполняло её.
-Андрюша, – сказала она, и в её голосе зазвенели давно отточенные ноты упрёка. – Я же тебя предупреждала! Говорила: зачем тебе эти лишние рты? Зачем усыновлять? Жили бы втроём в своей квартирке, и никто бы к вам не прицепился! Ты знаешь, у меня денег нет. На твою учёбу, на твою свадьбу сколько ушло…
Это была ложь, и оба об этом знали. Сбережения у Валентины были, лежали на книжке «на чёрный день» или, если быть честной до конца, на будущее Витюши.
Андрей вздохнул в трубку, тяжело и безнадёжно.
-Мама, я понимаю… Но это же не их вина. И не Оксаны. Мы не можем вернуть их… Мы же их любим, они наши дети.
Слово «любим» резануло Валентину по живому. Оно было таким чужим и непрактичным в этой ситуации.
-Любовь любовью, а жить где-то надо, – отрезала она, ледяным тоном. – Раз взяли ответственность, сами и решайте свои проблемы. Я ни при чём. Я своё уже отходила.
Она положила трубку, чувствуя странную смесь торжества и опустошения. Да, она оказалась права. Её мрачные прогнозы сбылись. Она могла сказать «я же говорила». Но почему-то радости это не приносило. Валентина всё думала о том, кто же мог написать в опеку? Соседи, которых она же и настраивала? Или это была её же жалоба, та, первая? Она подала сигнал, запустила маховик бюрократической машины, и теперь этот маховик, наконец, заработал.
Непонятно, что её привело в квартиру сына: он был на работе, она это точно знала. Она вызвала такси и поехала. Дверь открыла Оксана, и тут же вперёд выскочили дети.
-Бабушка! Ты уже ходишь! – обрадовалась Маша и облапила Валентину. – Бабушка, мы так соскучились!
И это слово – «бабушка» – прозвучало как нечто само собой разумеющееся. Валентину будто обожгло. Вся её привычная защитная броня – злоба и подозрительность – сработала мгновенно.
-Оксана! – резко обернулась она к невестке. – Это ты их научила? Чтобы я растаяла и деньги на новую квартиру дала? Не надейся! Пусть их обратно в детский дом забирают!
В воздухе повисла тягостная пауза. Лицо Оксаны стало каменным. Но прежде чем она что-то успела сказать, вперёд робко шагнула Маша. Она смотрела на Валентину своими огромными, слишком взрослыми для её возраста глазами.
-А можно я вам всё равно буду открытки на праздники присылать? – тихо спросила девочка.
Валентина опешила.
-Какие ещё открытки?
-Ну, когда нас обратно в детский дом заберут. Я бы вам писала, мне тогда все будут завидовать, что у меня есть бабушка.
Словно пелена упала с глаз Валентины. Она смотрела на испуганное лицо Стёпы, который приобнял сестру, на свою невестку, которая, стиснув зубы, держалась из последних сил, чтобы не расплакаться при детях.
И Валентина сломалась. Гордость, годами копившаяся злоба, страх – всё это рухнуло в одно мгновение под тяжестью простого детского вопроса. Она сделала глубокий вдох, собираясь с силами для самого глупого поступка в своей жизни.
-Я перееду в вашу квартиру. А вы забирайте детей и переезжайте в мой дом. Он большой, вам всем хватит места. И опеке нечего будет вам предъявить.
В квартире воцарилась оглушительная тишина. И снова её нарушила Маша.
-А почему мы не можем жить все вместе в большом доме?
Оксана всё же не выдержала и заплакала.
-Мама, спасибо! Я думала, что вы… Впрочем, неважно. Спасибо вам большое! Но Маша права, я согласна только на одном условии: если мы будем жить там вместе.
Это было последней каплей. Валентина закрыла лицо руками, и тихие, горькие рыдания, наконец, вырвались наружу. Оксана испугалась, шикнула на детей, и они скрылись в детской. Невестка повела Валентину на кухню, где сделала ей горячий чай с ромашкой.
-Я не заслуживаю… – сквозь слёзы выдавила Валентина. – Оксана, это я написала тот донос. И, наверное, соседи из-за меня жаловались. Это всё я.
Она ждала гнева, крика, справедливого обвинения. Но Оксана молча подошла и обняла её.
-Я знала, – тихо сказала она. – Догадывалась.
-А Андрей? – испуганно прошептала Валентина.
-Андрею ничего не нужно знать. Это останется между нами. Давайте просто… попробуем начать всё заново.
В тот вечер Валентина впервые осталась ужинать у невестки в отсутствие сына. Витя, наконец, оторвался от своего телефона и показывал, какой они со Стёпой собрали замок из лего. Маша нарисовала Валентине её портрет и сказала. Что мечтает о щенке, но родители не разрешают. Валентина хитро улыбнулась и сказала:
-Ну, мне-то никто не запрещает… Будет у нас щенок.
И когда Маша обняла её, Валентина с удивлением обнаружила, что она совсем не против…
