— И ты ничего не сделал?
— А что я мог сделать? — Сема развел руками, — Я же был пьян. Как и ты.
Им дали полгода на то, чтобы исправиться, но эти полгода не понадобились: ни Вероника, ни Сема и не пытались вернуть ребенка.
***
Шестнадцать.
Эта цифра казалась Веронике приговором.
Мир, в котором она жила, был совершенно не для нее.
Мир, где парень, обещавший золотые горы, растворился в тумане, как только увидел две полоски на тесте. Мир, где родителям было проще отмахнуться, чем поддержать. Мир, к которому Вероника не испытывала ни малейшей симпатии.
Не так она себе представляла свои шестнадцать лет.
А справляла она День рождения, лежа в роддоме.
Дочка родилась быстро, словно торопилась сбежать от нее. Вероника взглянула на крошечное личико и не почувствовала… ничего. Абсолютно ничего.
— Она мне не нужна.
Врачи уговаривали.
Медсестры умоляли.
— Ты молодая, здоровая, выучиться еще успеешь… У тебя же вся жизнь впереди, так не порти ее себе в юности. Забирай дочку домой. Родители поймут. Деньги найдутся. Не заметишь, как она уже в первый класс пойдет. А бросишь ее — потом забыть не сможешь.
Но Вероника по-прежнему ничего не чувствовала.
— Мне шестнадцать, — повторяла она, — Я не знаю, что с ней делать. У меня нет ни денег, ни жилья, ни желания. Парня я семь месяцев уж не видела. Родителям я и сама не нужна, не то, что с ребенком. Нет…
— Но это же твой ребенок! — восклицала, всхлипывая, молоденькая медсестра, которая сама недавно стала мамой.
— Мой? — посмотрела на нее Вероника, — Но я этого совсем не чувствую. Не моя она. А кто-то, может, ее дождаться не может…
Она, не дрогнув, подписала отказ.
В палате пахло хлоркой. Вероника отвернулась к стене и закрыла глаза. Она надеялась заснуть и проснуться в мире, где этой девочки никогда не было. Где она снова просто Вероника, шестнадцатилетняя девчонка, бегающая из дома на дискотеки, а не мать-кукушка, бросившая своего ребенка. Но теперь только так на нее смотреть и будут.
Выписавшись из роддома, Вероника вышла на морозный воздух. А дышать было трудно. И она побрела домой, где у нее даже ничего не спросили.
Поначалу было тяжело. Чувство вины подкрадывалось по ночам, сжимая сердце ледяной хваткой. Но Вероника успешно боролась с этими мыслями. У нее были планы. Учеба в техникуме, танцы с подружками, новые знакомства — все это помогало ей держаться на плаву. С той компанией, с которой она связалась еще в четырнадцать, Вероника больше не виделась, да и мозги немного на место встали, с такими “друзьями” лучше не иметь ничего общего.
А потом появился Сема.
Праздник, который всегда с тобой. Вернее, это у него каждый день был праздник. Сема пил и гулял так, словно завтра не наступит никогда. И Вероника, уставшая от серой обыденности, с головой окунулась в это безумие, радостно присоединившись к нему.
Он работал на стройке, даже неплохо получал, но деньги никогда не задерживались у него в кармане.
Он писал ей корявые стихи, полные нелепых метафор и грамматических ошибок. Вероника смеялась, но ей было приятно. Впервые за долгое время она кому-то была нужна. Пусть даже и такому, как Сема.
Вскоре Вероника поняла, что беременна. Сема отреагировал так, будто он на седьмом небе от счастья. Он вытанцовывал вокруг нее с гитарой, пел песни, обещал жениться и бросить пить. Но ни того, ни другого не произошло.
Миша родился здоровым мальчиком. Вероника на месяц-другой действительно бросила пить. Сына надо кормить! И в голове у нее мелькали здравые мысли… Но потом Сема принес бутылку, и все вернулось на круги своя.
Запои, скандалы, драки.
В один из таких запоев Мишку забрали. Просто пришли из опеки и забрали. Вероника очнулась только на следующий день с дикой головной болью и смутным ощущением, что что-то не так.
— Где Миша? — спросила она Сему.
Тот почесал затылок.
— А… забрали его вчера. Ну, эти… как их… опека. Совсем ты уже с ума сошла? Не помнишь ничего?
А она правда не помнила. Да и не просыпалась. Соседи вызвали опеку на жуткий плач ребенка, приехала еще и полиция, Сема открыл им дверь. И все, беседовать с ними никто не стал. Наверное, потому что это был далеко не первый сигнал.
— И ты ничего не сделал?
— А что я мог сделать? — Сема развел руками, — Я же был пьян. Как и ты.
Им дали полгода на то, чтобы исправиться, но эти полгода не понадобились: ни Вероника, ни Сема и не пытались вернуть ребенка.
Вскоре после этого Сема погиб.
Уехал к дружкам в соседний город, напились, подрались. Кто-то ударил его по голове, да так, что сразу наповал. Его отвезли в больницу, где он и умер через несколько часов.
Вероника рыдала. Не столько от горя, сколько от безысходности. Сема был худшим из того, что с ней случалось, но он был единственным, кто вообще у нее был.
После смерти Семы Вероника завязала. Резко и бесповоротно. Смогла взять себя в руки, видимо, на фоне шока. Был самый конец 90-х. Никто никому особо не нужен. Поэтому она знала, что помочь себе может только сама.
Вероника устроилась торговать на рынок. Фрукты-овощи — не самый прибыльный бизнес, но на жизнь хватало. Сняла комнату чуть лучше той, в которой жила с Семой. Начала выплачивать долги, которые оставил после себя этот “праздник”.
Но детей никогда не искала.
Однажды к ее прилавку подошел Гоша. Мужчина с очень добрыми глазами. Потом пришел еще раз. И снова… Он каждый день покупал фрукты, всегда здоровался и улыбался. Потом они разговорились.
Через год поженились. Гоша не знал о детях Вероники. Она боялась ему рассказать. Ей казалось, что, если он узнает правду, то сразу же бросит ее.
Гоша стал для нее, если не маяком, то хотя бы якорем, который удерживает ее от глупостей. Он не давал ей вернуться к прежней жизни, вытаскивал из депрессии, заставлял верить в себя.
Вскоре у них родился Дима. Гоша обожал сына. Вероника тоже любила его, но какой-то отстраненной любовью. Как и к предыдущим детям, она к нему особо не привязалась. Но хорошо играла свою роль.
До шести лет Дима рос в, казалось бы, нормальной семье.
Гоша работал, Вероника занималась домом. Они ездили на дачу, создали свои семейные традиции, отмечали праздники. Но внутри Вероники продолжала жить та самая шестнадцатилетняя девчонка, бросившая своего ребенка в роддоме. Эта девчонка то и дело напоминала о себе, подталкивая к краю пропасти.
И в эту пропасть она снова упала.
Однажды Вероника встретила старую подругу, с которой они вместе гуляли в юности. Слово за слово, и подруга предложила выпить. Вероника сначала отказывалась, но потом сдалась.
— Вер, я тебя не узнаю. В кого ты превратилась? Где та веселая девчонка, которую мы все знали? — спрашивала Ира, — Все, пропала навсегда? Муж — ребенок — огород? И тебе нравится такая жизнь? Пойдем лучше ко мне, я с несколькими из “наших” еще общаюсь, позовем их.
Ее туда тянуло.
— Нет… Меня муж ждет.
— Подождет. Такую женщину можно и всю жизнь ждать. Пойдем. Неужели не хочется увидеть старых друзей?
Вероника себя уговорила.
— Один раз не считается, — сказала она.
Но одного раза не бывает. По крайней мере, в ее случае.
Запои вернулись.
Сначала тайком от Гоши, когда он куда-то уезжал, потом — открыто. Когда он запретил пить дома, она стала из этого дома пропадать. На день. На три. На неделю. Гоша терпел. Больше трех лет он пытался вытащить ее. Уговаривал, ругал, плакал. Виртуозно изворачивался, чтобы Дима как можно реже видел мать в таком состоянии.
В конце концов, и он с ней не справился.
— Что тебе еще надо? — тряс он ее за плечи, такое с ним впервые, — Что?? Я же все для тебя делаю! Ты не работаешь! Я все покупаю! Сыном занимаюсь! Три года из запоев тебя вытаскиваю! Чего еще??
— Ничего…
— Раз ты не понимаешь, то я скажу по-другому: либо ты завязываешь, либо это все, точка невозврата. Тогда я уйду.
— Я никого не держу.
Было больно.
Дима цеплялся за маму, плакал и просил ее остановиться. Но уходить от мамы не хотел. Мама есть мама, да и Гоша неслабо так постарался, чтобы Дима думал о маме лучше, чем она есть на самом деле.
Гоша не стал силой отбирать ребенка у Вероники. Он понимал, что Диме будет лучше с ним, но не хотел, чтобы это происходило так жестоко. Лучше постепенно пускай Дима сам решит переехать к нему. Или не решит.
— Пусть живет с мамой, — сказал он адвокату, — Я буду приезжать, забирать его на выходные, помогать.
Вскоре у Вероники появился новый сожитель — Никита. Вот он ей подходил. Он глупее и пил еще больше, чем Сема. Гоша с болью в сердце наблюдал за этим. И готовился к тому, что сына надо забирать, хотя Дима и так у него проводит большую часть времени.
Через год Вероника родила от Никиты девочку — Леру. Дима, который уже не испытывал к матери таких теплых чувств, как раньше, хотел насовсем перебраться к отцу, но ему было жаль сестренку. Ему-то есть, куда уйти. А вот Лере такой счастливый билет не выпал.
Дима был ответственнее своей матери и отчима.
Но, когда Диме исполнилось четырнадцать, Никита заявил, что взрослый нахлебник ему не нужен.
— Чего расселся, дармоед? — орал он на Диму, трясясь от выпитого, — Иди работай, сам себя корми! Все, вырос!
Вероника не встревала в это. Она и в себя-то приходила редко.
Дима собрал вещи и ушел.
Отец принял его с распростертыми объятиями.
— Ну наконец-то ты дома, — сказал он.
Конечно, Дима рад, что здесь теперь его официальный дом. Но ему было жаль Леру. Поэтому он никогда не переставал приходить к ним, чтобы позаботиться о сестре. Хоть как-то.
Дима вырос точно таким же, как его отец. Добрым, умным, справедливым парнем. Получил образование, нашел работу, женился на замечательной девушке — Кате. Папа подарил им квартиру. А вскоре Дима и сам стал отцом.
Диме было двадцать пять. И он жил свою лучшую жизнь. Но его никогда не покидало беспокойство за Леру.
***
Диме позвонила соседка мамы.
— Дим, я же тебя не отвлекаю… Лера пропала.
— Что значит — пропала? — Дима похолодел.
— Ну, она ушла из дома три дня назад, и с тех пор ее никто не видел. Вероника спохватилась только сегодня. Никите вообще все равно. Если бы я знала, я бы раньше позвонила. Полицию уже вызвали.
Дима сорвался с места. Он обзвонил всех ее знакомых, друзей, одноклассников. Объездил все окрестности. На третий день поисков он нашел Леру.
Она сидела в старом гараже, в районе, где часто околачиваются подростки, до которых никому нет дела.
— Лера! — Дима бросился к ней и обнял, — Тебя неделю уже все ищут! Где тебя носило?? Тебе домой надо…
Лера заплакала.
— Я больше не хочу туда, — сказала она, — Я уверена, что они даже не заметили, что я пропала… Зачем мне туда возвращаться?
Дима сам себя ругал за то, что не сделал этого раньше.
— Все будет хорошо, — пообещал он, — Ты больше туда не вернешься. Ты будешь жить со мной.
— Правда?
— Правда, — кивнул Дима, — Теперь ты будешь жить у нас.
***
— Вы правда хотите, чтобы я здесь жила? — Лера переводила взгляд с Димы на Катю, а потом обратно — с Кати на Диму. Не верилось. Он ей, конечно, брат, но забрать домой подростка и воспитывать его…
— Конечно, — улыбнулась Катя, — В любом случае, туда ты возвращаться не обязана.
Вероника опять прошла хорошо знакомую ей процедуру лишения родительских прав.
Дима оформил опеку над Лерой. Катя быстро подружилась с Лерой. Разница в возрасте не такая большая, а Лера, в силу обстоятельств рано повзрослела, поэтому общались они, можно сказать, на равных.
Дима иногда навещал мать. Приносил еду, лекарства, деньги. Невозможно смотреть на то, как она живет, но он понимал, что она больна и ей нужна помощь. Только Вероника отказывалась от помощи.
Как-то с Димой увязалась и Лера, которая обычно отказывалась от любых встреч с матерью. Но тут на нее что-то нашло. Накатило. Лера увидела маму, разревелась и полезла к ней обниматься:
— Мама, я люблю тебя, — прошептала она.
Вероника оттолкнула ее.
— Не надо, — сказала она, — Это ни к чему.
Дима увел ее.
Больше Лера к матери не ездила.
А Дима ездил. Он все знал. Про ребенка, от которого она отказалась. Про ребенка, которого у нее забрали. Диме посчастливилось оказаться сыном своего отца, иначе бы и ему жить в детском дом.
Он часто думал про ту шестнадцатилетнюю девчонку. Как сложилась бы ее жизнь, если бы она сделала другой выбор?
Однажды Дима рассказал Лере, что где-то у них есть сестра и брат.
— Может, нам стоит их найти? — предложила Лера.
Он и сам об этом много раз мечтал. Но…
— Нет, Лер. Во-первых, наверняка их усыновили, а это тайна. Во-вторых, зачем? Зачем им это знать?
И никого искать они не стали.
