— Мам, ну ты что, правда не понимаешь? — голос зятя звучал маслянисто, уверенно, как у человека, привыкшего все получать. — Мы же не против, чтобы ты тут жила. Просто оформим на нас, и все.
Надежда Семеновна поставила чашку на блюдце и спокойно посмотрела на него.
— А зачем оформлять, если я уже живу?
Ей было шестьдесят пять. Пенсия, две комнаты на Васильевском, аккуратная кухня с вышитыми салфетками и орхидеей на подоконнике. Муж умер восемь лет назад, дочь Лена — замужем за этим вот, Игорем. С виду приличный: костюм, «мерседес», ухоженные руки. Но в глазах — холод, как у акулы. Никогда он ей не нравился. Ну, дочка не жаловалась — уже хорошо… Но Надежда Семеновна иногда печально вздыхала. И предпочла бы, чтобы зять звал ее по имени-отчеству — не мать она ему. Не мать.
— Мам, ну не начинай, — вмешалась Лена. — Это просто формальность. Игорю предложили работу за границей, но там нужны документы о собственности. Мы потом переоформим обратно.
— Потом — это когда? — спросила Надежда Семеновна ровным, хладнокровным тоном.
— Ну, когда вернемся, — небрежно махнул рукой зять.
Ага. Когда вернутся. Интересно, конечно, они решили все устроить. В таких вещах ведь нужно обговаривать все максимально четко, желательно документировать, неужели они правда думают, что она так глупа?
Вслух Надежда Семеновна ничего не ответила. Только кивнула, будто все поняла.
После их ухода она сидела долго, смотрела на пустые чашки и думала: «Удивительно: сначала ты учишь детей считать, а потом они считают… твои квадратные метры. Поразительная штука жизнь».
А дом этот они с мужем купили еще в восьмидесятых, когда Лена только пошла в школу. Три ремонта, две ипотеки, вечные очереди за обоями. Целая жизнь в этих стенах. Воспоминания о любимом — как он был молод, как потом старел. Как они воспитывали дочь, как Лена превратилась из девочки в девушку, в женщину… И орхидеи, конечно, ее любимые орхидеи.
И вот теперь это «формальность».
* * *
Через неделю Лена снова позвонила. Голос звучал просительно, мягко, сладко даже.
— Мам, ну ты подумай, а? Нам бы сильно помогло.
— Я и подумала, — ответила Надежда Семеновна ровно. — Ответ тот же. Нет.
— Мам, ты даже не понимаешь, какие у нас перспективы!
— Понимаю. У вас — перспективы. А у меня — собственное мнение, и я не обязана жертвовать собой ради ваших перспектив. Вы уже взрослые. Давайте сами.
Повисла шокированная пауза. Потом дочь холодно сказала:
— Ты всегда была эгоисткой.
Эгоисткой… Надежда Семеновна вспомнила, как не спала ночей у ее кроватки, когда Лена болела. Как руками стирала пеленки и делала дурацкие поделки ей в школу. Как выбирала между сапогами себе и модной курткой дочери — и всегда в пользу Лены.
Чего уж там — в горле запершило.
— А ты — глупая, — тихо сказала Надежда Семеновна и повесила трубку.
* * *
Через пару дней она обнаружила в почтовом ящике уведомление: «Оформление доверенности на распоряжение недвижимостью».
Имя: Игорь В. Н.
Дата: вчерашняя.
Она побледнела. Внизу — ее подпись. Кривоватая, но ее. Только она точно знала — не подписывала.
Сердце застучало, как молоток.
Она позвонила в нотариальную контору.
— Да, была доверенность, — ответили. — Вы приходили с вашим зятем.
— Я?!
— Да, у нас даже копия паспорта прилагалась.
Вечером Игорь позвонил сам.
— Мамочка, не волнуйтесь, там просто бумажка для банка. Все законно.
— И подпись тоже законная? — спросила она ледяным тоном.
— Ну… нотариус же заверил.
— А я туда не ходила.
— Да что вы, вы, наверное, забыли. Вы ведь уже в возрасте… это нормально.
Господи, эти люди держат ее за круглую дуру. Она молча положила трубку.
* * *
На следующий день Надежда Семеновна пошла к соседке — Ольге Павловне, бывшей юристке.
— Подделали подпись, — сказала она, — но уверены, что я не рискну связываться, потому что родная кровь.
Ольга Павловна хмыкнула.
— Наивно с их стороны. Мне, знаешь, скучно на пенсии. Давай-ка мы им праздник устроим.
* * *
Через два дня Игорь получил заказное письмо из прокуратуры: «Вас вызывают для дачи объяснений по факту возможного мошенничества при оформлении доверенности».
Он позвонил теще, срывающимся голосом крикнул в трубку:
— Мам, ты что творишь?! Я же тебе все объяснил!
— А я не поняла, — ответила она. — Приду, когда будут разбираться. Вдруг ты опять за меня подпишешь.
* * *
Скандал вышел громкий. В нотариальной конторе нашли камеру видеонаблюдения: «клиентка» в платке, но лицо плохо видно.
Паспорт — настоящий, но фото будто переклеено.
Следователь прищурился:
— Подделка документов. Статья серьезная.
Игорь бледнел на глазах.
— Да я… я не знал! Это посредник!
— Какой посредник? — спросила Надежда Семеновна, сложив руки на груди. — Тот, что тебе «работу за границей» предложил?
Он метнулся глазами — понял, что все.
* * *
Через неделю Лена приехала одна. Без Игоря.
— Мам, я не знала, правда! Он сказал, это просто бумага для кредита. Я думала, ты согласилась.
— А ты хоть раз спросила?
— Я боялась тебя злить.
— Вот и разгребай теперь проблемы своего Игоря, — сказала Надежда Семеновна. — Только не втягивай меня.
* * *
Прошло две недели. Вечером раздался звонок.
— Надежда Семеновна? Это следователь Витальев. Дело по доверенности закрыто, мошенника нашли — того, кто помогал вашему зятю с паспортом. Он подписал все вместо вас.
— А мой зять?
— Ваш зять отдал все деньги, получил условный срок. Но квартиру теперь не тронут.
Она поблагодарила и положила трубку.
* * *
Через пару дней в дверь постучали. Стоял Игорь, небритый, помятый.
— Я пришел извиниться, — сказал он. — Лена выгнала. Я сам виноват, но хотел все исправить.
— Исправил?
— Почти. Продал машину, отдал долги. Теперь сижу без всего.
Она молчала.
— Можно я хоть вещи заберу? Они у вас в кладовке.
— Забирай, — сказала она. — Вместе с совестью, если найдешь.
Он поднял глаза, будто хотел что-то сказать, но не смог. Взял сумку и ушел.
* * *
А через неделю пришло письмо — от нотариуса.
«Уважаемая Надежда Семеновна! Сообщаем, что вы были признаны пострадавшей стороной. В связи с этим предлагается оформить защитное распоряжение: любая сделка с вашей квартирой возможна только при личном присутствии вас и удостоверении подписи дактилоскопическим способом».
Она усмехнулась.
— Ну вот, хоть где-то польза от зятя нашлась.
* * *
Осенью Лена вернулась. Без мужа, но с внуком.
— Мам, можно мы у тебя немного поживем? Пока съемное жилье ищу.
— Конечно, — сказала она. — Только правила новые: на кухне не курить, внука к моим книгам не подпускать, и доверенности больше никто не подписывает.
Лена засмеялась сквозь слезы.
— Мам, я дура. Прости.
— Главное, что ты не змея, — сказала Надежда Семеновна мягко. — Змеи редко просят прощения.
Жизнь постепенно встала на место. Лена устроилась на работу, внук пошел в школу, а Надежда Семеновна вдруг ощутила вкус покоя, которого не знала со времен мужа.
Однажды она встретила Ольгу Павловну у подъезда.
— Ну что, как твои аферисты? — спросила та с усмешкой.
— Один развелась, вторая образумилась, — ответила Надежда Семеновна. — Так что, считай, все закончилось неплохо.
— И правильно. Никогда не подписывай ничего, пока не узнаешь, кто на самом деле держит ручку, — подмигнула соседка.
* * *
Зимой внук делал уроки на кухне.
— Бабушка, а что такое «юридическая грамотность»?
— Это когда тебя хотят обмануть, а ты улыбаешься — и вежливо идешь к нотариусу сама.
— А почему вежливо?
— Потому что ум — тоже оружие, только без шума.
Он кивнул, ничего не понял, но запомнил.
* * *
Весной Лена сказала:
— Мам, знаешь, я вот думаю: если бы ты тогда поддалась, нас бы просто выбросили на улицу.
— Не поддалась бы, — сказала Надежда Семеновна. — У меня интуиция на мерзавцев железная.
— А как ты догадалась, что подпись подделали?
Она рассмеялась:
— Потому что я подписываюсь пером. А там — шариковой ручкой.
Лена тоже засмеялась, и вдруг им обеим стало легко, как будто все это случилось не с ними, а в каком-то сериале с хорошим финалом.
А финал действительно был хороший.
Через год Лена встретила доброго человека — инженера из той же компании, где теперь работала сама. Он оказался спокойным, надежным, и даже с Лениным сыном играл нежно, не теряя терпения.
Когда они пришли знакомиться, Надежда Семеновна посмотрела на него и сказала:
— Главное, чтобы не юрист.
Он улыбнулся:
— Электрик. Если что, проводку поменяю.
— Тогда заходите, — сказала она.
И вот как-то вечером она сидела на балконе, пила чай и думала, что возраст — это, пожалуй, роскошь, если умеешь быть настороже.
Не потому, что все плохие, а потому что иногда ум — единственное, что не обесценивается со временем.
А под окном внук гонял мяч и кричал:
— Баб, смотри, гол забил!
Она рассмеялась, подняла чашку и тихо сказала:
— Главное — не в свои ворота, милый. Главное — не в свои.
