В тесной гостиной старой хрущёвки было душно, несмотря на открытое окно. Лето 2025 года выдалось жарким, и вентилятор на подоконнике лениво гонял тёплый воздух. На диване, укрытая лёгким пледом, сидела Светлана. Её бледное лицо, обрамлённое редкими прядями волос, казалось почти прозрачным. Четвёртая стадия рака оставила на ней свой след: глаза ввалились, кожа приобрела сероватый оттенок. Но взгляд её был твёрд, как никогда.
— Дорогая, что значит развод?! — голос Сергея срывался на крик. Он метался по комнате, словно загнанный зверь, то хватаясь за голову, то размахивая руками. — У тебя же четвёртая стадия! Как ты можешь думать о таком?! А как же квартира? Я же не смогу её унаследовать!
Светлана смотрела на мужа, и в её глазах мелькала смесь усталости и холодной решимости. Она знала, что этот разговор неизбежен, но всё равно каждый его слово резало, как нож. Квартира. Конечно, всё упиралось в эту треклятую квартиру, которую они купили десять лет назад, взяв ипотеку на двоих. Светлана тогда работала бухгалтером, а Сергей — водителем в такси. Она тянула львиную долю выплат, потому что его заработки были нестабильны. Теперь, когда болезнь приковала её к постели, а врачи лишь разводили руками, Сергей всё чаще заговаривал о «будущем». И это будущее, похоже, сводилось к квадратным метрам.
— Сережа, — голос Светланы был слабым, но твёрдым, — я подала на развод, потому что устала. Устала от твоих упрёков, от твоих «а что будет со мной?». Я умираю, а ты думаешь только о квартире.
Сергей замер, его лицо покраснело. Он открыл рот, чтобы возразить, но слова застряли. Вместо этого он плюхнулся на стул и пробормотал:
— Ты не понимаешь… Это же не только про меня. Это наше общее, Света! Я же тоже в неё вкладывался!
— Вкладывался? — Светлана горько усмехнулась. — Ты забыл, как я ночами сидела над отчётами, чтобы мы могли платить ипотеку? Как я брала подработки, когда ты «отдыхал» после смен? Эта квартира — моя. И я хочу, чтобы после меня она досталась моей сестре. Она одна заботилась обо мне, когда ты пропадал «на работе».
Сергей вскочил, его глаза сверкнули злостью.
— Это несправедливо! Я твой муж! Я… я заботился о тебе!
— Заботился? — Светлана подняла бровь. — Ты последний раз был у меня в больнице три месяца назад. А Наташа каждый день приносила мне еду, возила на химию, сидела со мной ночами. Где был ты, Сережа?
Он молчал, уставившись в пол. В комнате повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только жужжанием вентилятора. Светлана откинулась на подушку, чувствуя, как силы покидают её. Она знала, что этот разговор отнимет у неё последние крохи энергии, но отступать было нельзя.
— Я уже всё решила, — продолжила она тихо. — Завещание составлено. Квартира отойдёт Наташе. А ты… ты свободен. Живи, как хочешь. Но без меня.
Сергей сжал кулаки, его губы дрожали. Он хотел крикнуть, возмутиться, но что-то в её взгляде — спокойном, почти бесстрастном — остановило его. Впервые за долгие годы он увидел в жене не ту мягкую, уступчивую Свету, которая всегда всё прощала. Перед ним была женщина, которая, даже стоя на краю, не собиралась сдаваться.
— Ты не можешь так со мной поступить, — наконец выдавил он. — После всего, что я…
— Хватит, — оборвала она. — Уходи, Сережа. Адвокат пришлёт тебе документы.
Он ещё постоял, глядя на неё, словно ожидая, что она передумает. Но Светлана отвернулась к окну, где за стеклом качались ветки тополя. Сергей хлопнул дверью, и звук его шагов затих в подъезде.
Светлана закрыла глаза. Ей было больно, но в то же время легко. Она знала, что сделала правильно. Квартира, деньги, вещи — всё это уже не имело значения. Важно было лишь одно: уйти с миром, оставив что-то тем, кто действительно был рядом. А Наташа была её семьёй. Не по бумагам, а по сердцу.
Вечер опускался на город, и вентилятор всё так же гудел, разгоняя жару. Светлана улыбнулась уголками губ. Впервые за долгое время она чувствовала себя свободной.
Прошёл месяц с того разговора. Светлана чувствовала, как её тело сдаётся, но разум оставался ясным. Она проводила дни в той же гостиной, окружённая книгами, которые уже не могла читать, и фотографиями, которые вызывали то тепло, то щемящую боль. Наташа, её младшая сестра, почти переехала к ней. Каждый день она приносила домашнюю еду, помогала с уколами, а иногда просто сидела рядом, держа Светлану за руку. Эти моменты были для Светланы дороже любых лекарств.
Сергей после того вечера приходил ещё дважды. Первый раз — с цветами и извинениями, пытаясь вернуть её расположение. Он говорил о том, как любит её, как ему тяжело, как он «просто запутался». Светлана слушала молча, но её сердце оставалось холодным. Она знала: это не любовь, а страх потерять то, что он считал своим. Второй раз он пришёл с адвокатом — молодым парнем в дешёвом костюме, который неловко мямлил о «супружеских правах» и «совместно нажитом имуществе». Светлана лишь покачала головой и указала на дверь. Её завещание было железным, составленным с помощью старого друга-нотариуса, который не раз выручал её в прошлом. Квартира, небольшая дача и скромные сбережения — всё отходило Наташе.
— Ты не понимаешь, Света, — кричал Сергей в тот день, стоя в коридоре. — Это несправедливо! Я же твой муж, я имею право!
— Ты имел право быть рядом, — ответила она тихо, но с такой силой, что он осёкся. — А ты выбрал другое.
После этого он исчез. Наташа рассказывала, что, по слухам, Сергей снял комнату где-то на окраине города и жаловался всем знакомым на «предательство» жены. Светлана не хотела об этом думать. Её мир сужался с каждым днём, но в этом маленьком мире было место только для тех, кто действительно её любил.
Однажды вечером, когда солнце заливало комнату золотистым светом, Наташа вошла с подносом. На нём дымилась миска куриного супа и стояла чашка с ромашковым чаем — любимым напитком Светланы.
— Смотри, я даже петрушку добавила, как ты любишь, — улыбнулась Наташа, ставя поднос на столик.
Светлана слабо улыбнулась в ответ. Её пальцы, тонкие и холодные, сжали руку сестры.
— Наташ, ты знаешь, почему я всё оставляю тебе? — спросила она, глядя в окно.
Наташа замялась, не зная, что ответить. Она всегда избегала разговоров о завещании, словно это могло отодвинуть неизбежное.
— Потому что ты моя семья, — продолжила Светлана. — Не по бумагам, не по штампам. Ты была со мной, когда я была на дне. Ты не считала, сколько это стоит, не просила ничего взамен. Я хочу, чтобы у тебя была эта квартира, чтобы ты жила в ней, радовалась, строила свою жизнь.
Наташа шмыгнула носом, пытаясь сдержать слёзы.
— Свет, не надо… Я не хочу об этом. Я просто хочу, чтобы ты была здесь.
— Я знаю, — Светлана сжала её руку чуть сильнее. — Но я не хочу, чтобы ты осталась ни с чем. Ты заслуживаешь всего, что у меня есть. И ещё… — она помолчала, словно собираясь с силами. — Прости, что я так долго тянула тебя за собой. Ты молодая, тебе нужно жить, любить, путешествовать. Обещай мне, что будешь.
Наташа кивнула, не в силах говорить. Она уткнулась лицом в плечо сестры, и они сидели так, пока солнце не скрылось за горизонтом.
Развод был оформлен через неделю. Сергей не явился на заседание, прислав вместо себя адвоката с очередной порцией бумаг. Судья, пожилая женщина с усталыми глазами, быстро подписала документы, бросив лишь пару вопросов Светлане по видеосвязи. Всё прошло тихо, почти буднично. Светлана почувствовала, как с плеч свалился последний груз. Она была свободна — не только от Сергея, но и от всех обязательств, которые связывали её с прошлым.
Вечером того же дня она попросила Наташу открыть окно шире. Прохладный августовский воздух ворвался в комнату, принеся с собой запах травы и далёкого дождя. Светлана закрыла глаза и вдохнула глубже. Ей казалось, что она снова девочка, бегущая по лугу за Наташей, смеющаяся под летним солнцем. В тот момент она знала: всё будет хорошо. Не для неё, но для тех, кого она любила.
— Наташ, — прошептала она, — расскажи мне про море. Ты же ездила туда в прошлом году.
И Наташа начала рассказывать, её голос дрожал, но она старалась улыбаться. А Светлана слушала, и в её сердце было спокойно. Впервые за долгое время она не боялась того, что ждало впереди.
