Морозный воздух обжигал лицо, пока Анна торопливо шла по протоптанной в снегу тропинке. Февральский вечер выдался особенно холодным, даже для их небольшой деревни, затерянной где-то между Вологдой и здравым смыслом, как часто шутил её муж Иван. Позади осталась ферма, где они с утра до ночи возились с коровами, которые, казалось, специально сговорились доиться медленнее обычного в такой холод.
– Ань, погоди маленько, – окликнул её Иван, пытаясь догнать. – Что несёшься как на пожар? Дома печка небось уже остыла.
– А я думала, ты замёрз и спешишь погреться, – улыбнулась Анна, замедляя шаг. – Знаешь, Марфа сегодня весь день рассказывала, как её внук научился говорить «бабушка». Три раза одну и ту же историю!
Иван хмыкнул, поправляя ушанку:
– Ну а ты бы на её месте разве не хвасталась?
Анна промолчала, но Иван знал, о чём она думает. Двадцать лет вместе, а детишек Бог так и не послал. Сколько врачей обошли, сколько бабок-знахарок, сколько молитв… А дом всё такой же пустой, только кот Васька царствует как единственный наследник.
Подходя к своей избе, Анна вдруг остановилась:
– Ваня, ты слышишь?
– Что? – он прислушался к вечерней тишине, нарушаемой только скрипом снега под ногами.
– Да нет, показалось наверное…
Но через несколько шагов они оба замерли. На обочине дороги, почти полностью занесённый снегом, лежал какой-то свёрток. И этот свёрток… шевелился.
– Господи, – выдохнула Анна, бросаясь к находке. – Ваня! Это же…
Она даже не договорила, уже разгребая снег руками. В промёрзших тряпках, посиневший от холода, лежал младенец. Совсем крохотный, он едва подавал признаки жизни. Ему был год от силы.
– Быстрее, Ваня! – Анна уже прижимала ребёнка к груди, пытаясь согреть. – Снимай тулуп!
Иван, не говоря ни слова, стянул с себя тёплую одежду и укутал жену с младенцем.
– Кто же это? – пробормотал он, оглядываясь по сторонам. – Может, следы какие…
– Потом! – отрезала Анна. – Сначала в тепло его. Господи, да что ж за ироды такие…
Они почти бежали до дома. Васька, встретивший их у порога недовольным мяуканьем – мол, где вас носит так долго? – был тут же согнан с любимого места у печки.
– Грей молоко! – командовала Анна, разворачивая тряпки. – И бери сани, езжай к Марфе, она знает, как с малыми обращаться.
Иван метнулся к печи, но остановился на полпути:
– Ань, а может в милицию надо? Или в сельсовет?
– Завтра, – твёрдо сказала Анна, глядя, как понемногу розовеют щёчки младенца. – Всё завтра. Сейчас главное – отогреть. Благо, что он буквально пару минут пролежал там.
Васька, забравшись на лавку, с любопытством наблюдал за суетой хозяев. В кои-то веки в доме происходило что-то интереснее его собственной персоны.
Всю ночь Анна просидела у печки, боясь выпустить ребёнка из рук. Иван сновал между домом и соседями, собирая то пелёнки, то соски, то советы. Под утро, когда младенец наконец спокойно заснул, Анна подняла глаза на мужа:
– Ваня, а ведь это судьба.
– Анна… – начал было он.
– Нет, ты послушай. Помнишь, твоя мать говорила – кто спас жизнь, тот за неё и в ответе?
Иван вздохнул. Он знал этот взгляд жены – когда она так смотрит, проще сразу согласиться.
– Утром пойду в сельсовет, – сказал он наконец. – Только ты не больно-то надежды питай. Закон есть закон.
– А я вот думаю, – как бы между прочим заметила Анна, – мальчик-то на тебя похож. Особенно нос. Прям вылитый ты в молодости.
Иван против воли улыбнулся. Вечно она так – найдёт, чем зацепить.
За окном занимался рассвет нового дня. Их жизнь изменилась за одну ночь, и где-то в глубине души оба знали – это только начало.
Утро выдалось суматошным. Анна металась по избе, пытаясь одновременно согреть молоко, постирать найденные у соседей пелёнки и успокоить проснувшегося малыша. Васька, обиженный на внезапные перемены в доме, демонстративно развалился на подоконнике и делал вид, что его совершенно не интересует происходящее.
– Да угомонись ты, рыжий предатель, – выдохнула Анна, когда кот в третий раз попытался устроиться прямо на влажных пелёнках. – Вот погоди, вырастет малой, будет тебя за хвост таскать.
Васька в ответ только фыркнул и отвернулся к окну, всем своим видом показывая, что не верит в такую наглость.
Иван ушёл в сельсовет ещё до рассвета. Анна то и дело поглядывала в окно, высматривая знакомую фигуру. Время тянулось медленно.
Первой прибежала соседка Марфа – любопытство пересилило привычку подольше поспать.
– Ой, Аннушка, – запричитала она с порога, отряхивая снег с валенок. – Что ж творится-то! Вся деревня гудит! Говорят, подкидыша нашли?
– Не подкидыша, а дитя брошенное, – строго поправила Анна, прижимая к себе малыша. – Что ж это за мать такая…
– А может и не мать вовсе, – понизила голос Марфа, присаживаясь к столу. – Может, украли где? В газетах вон пишут, всякое бывает…
Анна побледнела:
– Типун тебе на язык, Марфа Степановна! Не накликай беду!
– Да я что? Я ничего, – спохватилась соседка. – Я ж как лучше хочу. Вон, принесла тебе распашонки старые, Петькины. Он из них давно вырос, а я всё берегла…
В этот момент дверь распахнулась, впуская клубы морозного воздуха и Ивана. Следом зашёл председатель сельсовета, Павел Николаевич – грузный мужчина с вечно озабоченным видом.
– Так-так-так, – протянул он, оглядывая избу. – Что же это у нас тут происходит?
Марфа моментально вскочила:
– Ой, пойду я, дел много…
– Сидите, Марфа Степановна, – остановил её председатель. – Как раз свидетель и понадобитесь.
Иван молча прошёл к печке, встал рядом с женой. Анна почувствовала, как его рука легла ей на плечо – поддерживает.
– Значит так, граждане, – Павел Николаевич достал из портфеля какие-то бумаги. – Ситуация, мягко говоря, непростая. По закону найденного ребёнка полагается определить в государственное учреждение…
– Не отдам! – выпалила Анна, ещё крепче прижимая к себе малыша.
– Анна Петровна, не горячитесь, – поморщился председатель. – Дайте договорить. Так вот, учреждение у нас одно – детский дом в райцентре. Но! – он поднял палец. – Есть и другой вариант. Временная опека с последующим усыновлением. Только это дело небыстрое, документы, проверки…
– Мы согласны! – выдохнула Анна. – На всё согласны!
– Погодите радоваться, – председатель нахмурился. – Сначала надо поиски родителей провести. Вдруг объявятся? Да и проверить вас должны – условия жизни, доход, характеристики…
– А что нас проверять? – подал голос Иван. – Меня вся деревня знает, бригадиром на ферме второй год. Анна там же дояркой. Дом свой, хозяйство…
– Знаю-знаю, – отмахнулся Павел Николаевич. – Но порядок есть порядок. Сегодня же отправлю запрос в район. А пока… – он замялся. – Пока пусть малыш побудет у вас. Всё лучше, чем в казённый дом в такой мороз везти.
Анна просияла, а Марфа, до этого необычно молчаливая, вдруг всплеснула руками:
– Ой, гляньте-ка! А ведь и правда на Ивана похож! Особенно бровки эти, сведённые…
Председатель хмыкнул, разглядывая малыша:
– Ну, может, оно и к лучшему… Документы-то все сделаем как положено, но если кто спросит – скажете, что из роддома недавно привезли. От лишних разговоров подальше.
– Спасибо, Павел Николаевич, – растроганно произнесла Анна. – Дай вам Бог здоровья!
– Ладно-ладно, – засмущался председатель. – Пойду я. Дел много. А вы это… имя ему придумайте. Не всё ж малышом звать.
Когда за председателем закрылась дверь, Марфа снова оживилась:
– И правда, как назовёте-то? Может, Николаем? В честь председателя? Или…
– Сергеем, – твёрдо сказал Иван. – В честь отца моего.
Анна улыбнулась:
– Серёженька… Хорошее имя.
День покатился своим чередом. Соседи, прослышав новость, потянулись кто с пелёнками, кто с советами, а кто просто поглазеть. К вечеру Анна совсем выбилась из сил, но была счастлива. Васька, смирившись с переменами, даже соизволил понюхать нового жильца и, фыркнув что-то своё, кошачье, вернулся на любимое место у печки.
Ночью Анна проснулась от тихого пения. Иван, думая, что все спят, сидел у самодельной колыбели и напевал старую колыбельную – ту самую, что когда-то пела его мать.
«Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…»
Анна тихонько смахнула слезу. Вот оно, счастье-то. Не в богатстве, не в почестях, а в этом моменте – когда муж, суровый и неразговорчивый днём, ночью поёт колыбельную их сыну.
Их сыну. Как же сладко звучали эти слова.
За окном падал снег, укрывая деревню белым покрывалом. Где-то вдалеке лаяли собаки, мерцали звёзды в тёмном небе. А в маленькой избе на краю деревни жизнь начинала новый отсчёт – теперь уже для троих.
Васька, свернувшийся клубком на своём законном месте, одним глазом наблюдал за происходящим. В конце концов, кто-то же должен приглядывать за этими людьми. Особенно теперь, когда их стало больше.
Весна пришла неожиданно, как всегда в этих краях. Ещё вчера сугробы лежали до самых окон, а сегодня уже звенела капель и воробьи устраивали такие концерты, что Васька целыми днями сидел на подоконнике, нервно подёргивая хвостом.
В один из таких дней раздался стук в дверь. На пороге стоял молодой человек в очках, с потёртым портфелем:
– Здравствуйте. Я из районного отдела опеки…
Анна, державшая Серёжу на руках, побледнела. За эти месяцы они уже почти забыли, что над ними всё ещё висит этот дамоклов меч – проверки, разрешения, документы.
– Проходите, – Иван отодвинул в сторону табуретку с устроившимся на ней Васькой. Кот возмущённо мяукнул, но был проигнорирован.
Инспектор присел к столу, достал бумаги:
– Значит, так… Заявление ваше рассмотрено. Поиски родителей результатов не дали. – Он поправил очки. – Теперь нужно решить вопрос с постоянной опекой.
– А что решать-то? – не выдержала Анна. – Вы гляньте на него! Серёженька, покажи дяде, как ты уже улыбаться научился!
Малыш, словно поняв важность момента, одарил инспектора беззубой улыбкой. Тот невольно улыбнулся в ответ, но тут же снова напустил на себя серьёзный вид:
– Понимаете, есть определённые процедуры… Характеристики с места работы у вас хорошие, доход стабильный, жилищные условия… – он огляделся, – приемлемые. Но вот опыта воспитания детей у вас нет…
– Зато любви хватает, – раздался голос от двери. На пороге стояла Марфа с горшком свежесваренного борща. – Я вот что скажу, товарищ инспектор. Я этих людей всю жизнь знаю. Лучших родителей для мальчонки не найти.
– Вы, простите, кто? – растерялся инспектор.
– Кто надо, тот и есть, – отрезала Марфа, ставя борщ на стол. – Вы небось с дороги голодные? Садитесь, покушайте, а потом уж и решать будете.
Инспектор явно хотел возразить, но запах борща был слишком соблазнительным. Пока он ел, Марфа, как бы между делом, рассказывала:
– Вы бы видели, как Иван ему кроватку своими руками смастерил! А какие игрушки вырезает! А Анна? Ночей не спит, всё над ним… Вон, гляньте, как малыш-то светится весь!
Серёжа действительно выглядел необычайно довольным жизнью. Он сидел на коленях у Анны и с интересом тянул ручки к очкам инспектора.
– Ну что ж… – протянул тот, отодвигая пустую тарелку. – Должен признать, ситуация у вас… необычная. Но, – он улыбнулся, – похоже, разрешается она наилучшим образом.
Анна затаила дыхание. Даже Васька перестал умываться и навострил уши.
– Вот здесь и здесь распишитесь, – инспектор достал бумаги. – Поздравляю. Теперь вы официально его родители.
Анна всхлипнула, прижимая к себе сына. Иван украдкой провёл рукой по глазам. Марфа открыто утирала слёзы передником:
– Ну слава Богу! Надо же отметить такое дело! У меня и пирог есть…
– Нет-нет, – заторопился инспектор, поднимаясь. – Мне ещё обратно в район… Но пирог, пожалуй, с собой возьму, – добавил он, улыбаясь.
Когда всё было подписано и инспектор ушёл, унося с собой внушительный кусок пирога, Анна с Серёжей вышли во двор. Весеннее солнце заливало всё вокруг тёплым светом. На завалинке грелся Васька, поглядывая на воробьёв с видом существа, которому уже всё равно – лишь бы не трогали.
Иван, закончив дела в хлеву, подошёл к жене:
– Ну вот, теперь всё по-настоящему.
– А разве раньше было не по-настоящему? – улыбнулась Анна.
Серёжа вдруг произнёс что-то, похожее на «па-па». Иван замер:
– Ты слышала?
– Слышала, – засмеялась Анна. – И правильно говорит. Ты ему и есть папа. Самый настоящий.
К вечеру во дворе собрались соседи – новость облетела деревню быстрее ветра. Кто-то принёс пироги, кто-то домашнее вино, Марфа притащила целый чугун с картошкой. Васька, окончательно смирившийся с шумом в доме, важно восседал на заборе, наблюдая за праздником.
Когда гости разошлись и Серёжа уснул в своей кроватке, Анна присела у окна:
– Знаешь, Вань, я всё думаю… Тогда, в метель, мы ведь могли пройти мимо. Подумать, что показалось, что померещилось…
– Не могли, – просто ответил Иван. – Ты бы не прошла. И я бы не прошёл.
– А я вот что думаю, – продолжала Анна. – Мы-то считали, что его спасли. А на самом деле он нас спас. От пустоты, от тишины…
Иван молча обнял жену за плечи. За окном догорал весенний день, где-то вдалеке мычали коровы, возвращавшиеся с пастбища, заливались соловьи в палисаднике. Жизнь продолжалась – теперь уже совсем другая, полная детского смеха, забот и того особенного счастья, которое бывает только в семье, где есть любовь.
А Васька… Что ж, Васька был абсолютно уверен, что во всей этой истории именно он сыграл главную роль. В конце концов, разве не он первым признал малыша своим? И теперь его долг – присматривать за этой странной, но такой родной семьёй. Что он и делал, развалившись на любимом месте у печки и мурлыча свою собственную кошачью колыбельную.
