Он ждал ее у остановки, делал вид, что ему тоже надо ехать. А на самом деле, здесь пешком дойти можно, всего пару остановок. А ей надо ехать, потому что дальше. И он знал, что встретит ее здесь.
— Тома, вот мы и встретились, — говорит он так, будто совсем случайно увидел.
И она понимает, что не случайно, но соглашается.
— Здравствуй, Юра, автобус давно ждешь?
Он деловито смотрит на часы, подаренные отцом и которыми дорожит, они ведь как память. – Да минут десять, думаю, скоро подойдет.
— Ух, успела значит.
Он берет у нее сумку. – Давай, подержу, а то, наверное, тяжелая.
И она соглашается, кивает в знак согласия.
Потом они вместе едут, он, конечно, проезжает свою остановку, выходит с ней вместе, провожает до подъезда и смотрит на нее, смотрит, не отпуская взглядом.
— Тома, а давай поженимся, — сказал ей так просто, тихо сказал, будто всю жизнь ее знал.
Почему-то в нем она не сомневается, хотя встречаются лишь на остановке, но почему-то не удивилась, что так сказал.
— А знаешь, Юра, я бы согласилась, но у тебя сын, у меня сын… может для начала попробуем их подружить…
Она и сама не знала, во что выльется ее предложение, познакомить и подружить их сыновей. Тогда казалось все естественно, как это небо, как вечер, ночь и обязательно наступившее утро.
Два месяца спустя
Они договорились, что пока поживут так, а потом подадут заявление, за это время мальчишки обвыкнутся, поймут, что теперь они одна семья.
— Я здесь что ли буду спать? – спрашивает Алёша, оглядывая комнату, в которую поставили еще одну кровать.
— Ну да, дядя Юра кровать тебе купил…
— А чё это ему новую кровать? – обиделся Сережа.
— Сын, ну у тебя ведь есть кровать, — напоминает Юра, продолжая компактно расставлять вещи в двухкомнатной квартире.
Тома уже заметила, что можно освежить шторы, или даже поменять, но пока не решается, интуиция подсказывает, не нужно так рьяно все сразу менять, семья только строится.
Прошел день как переехали, Тома хлопочет на кухне, привыкая к новой обстановке, Юра чувствует это и пытается помочь, предлагая сходить в магазин, или почистить картошку, готов выполнить любое желание Тамары.
Они оба овдовели рано. Юра три года не решался привести в дом новую хозяйку, может и никогда не решился, если бы не Тамара. Увидел ее, свою ровесницу, на остановке, хотел пройти мимо, потому что любил ходить пешком, но не смог – запрыгнул в тот же автобус, в который вошла она. Потом шел за ней следом до самого дома, и у подъезда попросил прощения и сказал, что не хотел ее преследовать. Так и познакомились.
И потом месяц встречался с Томой, как бы случайно, на остановке.
Она тоже больше двух лет назад осталась с сыном, и, возможно, так бы и жили с Алёшей, если бы не Юрий.
Суп с курицей только что сняла с плиты, еще пар поднимается и вкусный запах вовсю витает на кухне.
Сережа смотрит в свою тарелку, потом в тарелку Алеши. – А чё это ему ножка? Он что теперь самый главный у нас?
Тамара сразу достает из кастрюли куриную ножку и кладет в тарелку Сереже. – И тебе ножка, — улыбаясь, говорит она. Юра хотел укоризненно сделать замечание сыну, но Тома взглядом останавливает его. Она понимает, надо как-то их подружить, и чтобы не было ревности – все одинаковое должно быть.
Прошла неделя. А мальчики дружить не собираются. Сережа обижается на отца, и открыто говорит, как хорошо они жили без этих – он кивает в сторону Алеши и его мамы Тамары. Юра терпеливо беседует с сыном, объясняет, как это в жизни бывает, и что вместе лучше, чем если бы они вдвоем жили.
Тома покупает теперь одинаковые рубашки, она изучила все размеры Сережи, и думает, если одного цвета, значит претензий не будет.
— Я не хочу как у него, — обижается Алеша, — пусть он сам в ней ходит, а мне другую надо.
— Я тоже такую не хочу, — заявил Сережа.
— Ну хорошо, завтра пойдем в магазин вместе, и сами выбирайте какого цвета вам нужна рубашка.
Да впрочем, в то время цвет не особо выделялся, в конце 70-х большого разнообразия не было. Но все же и Юра, и Тома решили учитывать мнения мальчиков, все-таки им уже двенадцать лет.
Юра теперь пытается подсказывать Алеше, ведь мужчина должен быть в жизни мальчика, воспитывать его и подсказывать.
— Ты мне не отец, — ответил он Юрию.
— Ты мне не мать, — ответил Сережа Тамаре.
А они терпеливо ждали, объясняли, звали в кино, в парк. Вот коньки попросил Алеша, значит и Сереже надо купить коньки. Конструктор достал Юра, а надо два, значит купил второй.
— Я не хочу такой, — говорит Леша.
— Хорошо, какой хочешь?
— А что, ты ему другой купишь? – с обидой спрашивает Сережа. И вот уже в глазах негодование, вселенская обида на отца, он ведь родной ему, а возится с этим чужим мальчишкой, будто он тоже ему родной.
— Мам, а почему ему пельменей больше? – спрашивает Алеша.
Ведь он умудрился пересчитать все пельмени в своей тарелке и в тарелке Сережи.
Тамара в полной растерянности, такого еще не было. – Сынок, ты ведь всегда говорил, что тебе именно столько.
— Ага, а ему на три штуки больше.
— Да разве это проблема? Ты только скажи, мне не жалко, — она сразу ему добавку в тарелку.
Два месяца прошло, а дружбы нет. Ладно дружба, хотя бы спокойная жизнь под одной крышей. Ночью Тамара вздыхает, Юра обнимает ее и уговаривает подождать, все образуется.
— Все понимаю, я готова ждать, но мне и тебя жалко, ты иной раз не знаешь, что сказать и как поступить.
— Хотелось бы приструнить, но чувствую, не поможет.
Куриные ножки, пельмени, одинаковые портфели, школьная форма, кино, уроки, футбол – все, чтобы были довольны и не ссорились.
А они ссорились. Год прошел, а заявление так и не подали. – Женишься, из дома убегу, — заявил Серёжа.
— Не нужен мне его папка, — ответил Алеша, — и вообще, я домой хочу, я один буду жить.
И снова ночью вздыхает Тамара и тихо плачет — силы на исходе. Юра утешает, обещает что-нибудь придумать. А там, в их комнате, шум какой-то – и это среди ночи.
Встают оба, включают свет: подраться успели, оба в синяках. И непонятно, кто первый начал. Спокойный и терпеливый Юрий хватается за ремень, чего никогда в жизни не было, и сразу к Сереже, а тот смотрит ненавидящим взглядом… останавливается Юра, не в силах поднять руку на сына, а уж на Алешу – тем более.
Тамару уже трясет, она плачет, уговаривая сына успокоиться. Не спали почти до утра. И непонятно, из-за чего ссора, да они и сами не вспомнят. Тома и Юра закрылись у себя, она сидит на постели в халате, светлые волосы упали на лицо и почти не видно, как слезы катятся по щекам.
— Не могу больше, — признается они, — да и ты уже весь измотан. Кто бы знал, что так будет.
— Тома, они поймут…
— Ничего они не поймут, — говорит Тома, — и жизни нам не будет. Мой Лёшка против был еще когда мы не сошлись, и твой Сережа тоже против… Юра, Юрочка, нам надо разъехаться…
— Тома, ну это же… это невозможно… я люблю тебя…
— А я тебя… но так больше нельзя.
Они уехали через три дня. Собрались быстро, Тамара торопилась, Юра, смирившись, помогал. Детям ничего не говорили, теперь все делали молча. Сережа со злорадством посмотрел на Алешу: «Выжил я тебя» — говорил его взгляд.
Алеша насмешливо посмотрел на него, он возвращался домой без сожаления.
Художник Михаил Костин
Прошло пять лет
Давно уж всё равно, ножка или крылышко, и сколько пельменей в тарелке, да и конструктор покупать не надо, вырос сын. Тома с утра как на иголках, сердце ноет от предстоящей разлуки – Алешка в армию идет.
Потом там, на вокзале, так торжественно, с таким задором их провожают, а ей плакать хочется. Расцеловала единственного сына, наказала, чтобы письма слал. И он обещает, а сам… ну нет, плакать он не станет, упрямый ведь.
Так бывает, когда ребята из одного города могут оказаться в одной части, и тогда они называют друг друга «земеля», это значит земляк.
Сергей Панкратов и Алексей Бортников оказались именно в одной части, даже узнали друг друга, но не поздоровались. Видно помнят, как «дружно» жили. А потом не встречались, потому что в разных школах учились. Может когда-то и пересекались на городских спортивных соревнованиях, но они этого не помнят.
— Здорово, салаги! Учить вас пришли. – Это «деды» новеньких так приветствуют и требуют подчинения.
Большинство подчиняется, но Сергея и Алексея подчинить трудно – упрямые оба. Встали, не сговариваясь, и ощетинившись, кулаки выставили – готовы защищаться, такую суматоху устроили, что «дедам» пришлось ретироваться.
Но запомнили строптивых новобранцев. – Мы еще с вами поквитаемся.
И ведь дождались как-то вечером, приперли конкретно этих двоих к стенке. Их четверо против Сергея и Алексея.
— Беги, Леха, там дверь отрыта, — сказал Сергей, чувствуя, что не справятся, так пусть хоть одному повезет.
— Вместе, Серега, — ответил Алексей и тоже кулаки сжал.
На шум прибежал дневальный, потом еще офицеры. Эти двое – Сергей Панкратов и Алексей Бортников — так и не сдались. Старшие их потом зауважали. А они стали держаться вместе.
Всю учебку вместе, на учениях вместе, марш-бросок – рядом. Если кто-то из них проштрафился и получил два наряда вне очереди, другой норовит участь разделить и, нарушив порядок, получает желанные два наряда – вместе веселее.
И вот фотография на память – каждый персонально — и еще попросили вместе сфотографировать. А потом сидят и думают, как быть дальше – помнят же как родителей развели и не дали им жизни.
Это черно-белое фото, где они стоят обнявшись, как сослуживцы, как друзья, как братаны — это фото они выслали отцу Сергея. Да, именно ему, приписав, что фотография одна, и хорошо, если бы тетя Тамара тоже ее увидела. Ну и дипломаты, долго думали, какой фортель выкинуть.
Однако, сработало. Юрий с этой фотографией поехал к Тамаре, она так и жила в своей двухкомнатной, так и не вышла замуж. Он тоже не женился.
***
Прошло два года
С утра волнуется Тамара, сына ждет, ведь даже в отпуск не приходил, шутка ли, два года не виделись. И вот он на пороге – ну красавец же. Сильный какой – мать даже приподнял от радости.
А на другом конце города Юрий обнял сына Сергея, смотрит и не узнает его. Сын же… мальчишкой уходил, а нынче – ширь в плечах, стать и сила. Да он всегда спортивным был, а теперь еще лучше подготовка.
Неделя прошла. Сергей рассказывает отцу про своего друга Лёху. – Пап, я ведь писал, что мы с Лехой встретились… ну вот и служили вместе… представляешь…
— Представляю, — радуется отец.
— А фотографию показал тете Тамаре?
— Конечно, я даже отдал ей эту карточку, фотография же одна.
— Не одна, отец, две их было, это мы с Лёхой так придумали… пап, ну а как вы… ты ведь так и не женился, а Леха сказал, что и тётя Тамара одна… так может вы…
— А это мы сами решим, — сказал отец.
Еще два месяца пролетело
В ЗАГСе очень мало народа, да и не свадьба это, а проста регистрация. Им обоим за сорок, а они волнуются, как на экзамене.
Алексей и Сергей стоят рядом, ждут, когда же родителей объявят мужем и женой.
И вот настал этот момент, и громкоголосое «ура» сотрясло стены ЗАГСа.
А вечером за праздничным столом парни вспомнили, как удачно они придумали с фотографией, отправив снимок только Юрию, а уж он показал фото Тамаре, и они снова встретились.
Тома и Юра улыбаются, кивают, хвалят парней за смекалку. Эх, ребята, у родителей ведь свой секрет, но они с вами, уж простите, не поделятся этим секретом. Все эти годы, как только разъехались, встречались Тома и Юра. Юра когда перевез Тамару снова на ее квартиру, шепнул ей: «Это не значит, что я от тебя отказываюсь».
И они потом тайно встречались, где придется, прятались как школьники, но были счастливы хотя бы так. И не знали, что судьба подкинет им счастливый козырь в виде службы их сыновей в одной части.
Прошло тридцать лет
За эти годы Сергей и Алексей пережили многое, в том числе и сложные 90-е. Вместе отбивались от рэкета, выручали друг друга деньгами, гуляли на своих свадьбах, встречали жен из роддома, провожали детей в первый класс, потом вместе отмечали выпускные. И вот уже внуков дождались, и по-прежнему говорят: — Здорово, братан.
А там, в двухкомнатной квартире, за столом с новой скатертью, сидят родители и ждут в гости. И они едут, часто приезжают вместе, привозят торт или подарки. А Тамара ставит на стол угощенье, и давно уже не считает пельмени, и не выбирает, кому и что предложить, каждый сам выбирает – ножку или крылышко.
